Боксер 2: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
— Мазила, блин! — всплеснул руками один из борцов.
— Стена! Пильгуй спасает ворота! — выдал Шмель.
Не знаю, как у Сени получалось вытаскивать такие тяжелые мячи, но новое прозвище к нему прилипло накрепко, будто клеем намазанное.
— Хорош Стена! — похвалил Сеню Колян.
— Стена лучший, — присоединился Шпала.
Толстяк, весь взмокший на солнце, не стал греться ещё и в лучах минутной славы и тотчас ввел мяч в игру, пасуя на меня. Что-что, а бросок рукой у него тоже был что надо, мяч прикатился мне ровно в ноги. Гол хотелось забить жутко, поэтому я не стал пасовать и пошел в обводку.
Обошел двух, смещаясь на левый фланг. Короткий рывок. Убрал на ложном замахе Марата, расстелившегося в подкате. Бац! И ударил мяч парашютом. Воспользовавшись тем, что вратарь борцов, Вася, вышел к началу штрафной.
Мяч взмыл вверх, пролетел и, упав чуть ли не на холку Василию, закатился в ворота. Я почувствовал приятное воодушевление, воздух как будто наполнился гулом фанфар.
Пацаны так и остались стоять с выпученными глазами. Несколько боксеров подбежали меня поздравлять. Троица хулиганов даже не шевельнулась и на забитый мяч отреагировала по-своему.
— Шахматист-самоед, — зло буркнул Шпала.
— Запарил, — добавил Лев обиженно.
Я, в отличие от него, не обижался, на обиженных воду возят. Марат, злой как черт, подбежал к мячу и ударил со всей дури. Тот, туго звеня от удара, улетел. Формально игра была закончена, потому что договаривались играть до трех. Команда борцов проиграла встречу с обидным сухим счетом.
— Мы заканчиваем трансляцию полуфинала, уважаемые зрители, дальше — финал! — резюмировал Шмель.
— Шмель, а Шмель. Почему у этих — команда сборной СССР? — предъявил Марат комментатору.
Правда, вышло это у него как-то лениво, как будто он устал быть таким шилом в одном месте.
— Не знаю, наверное, потому, что сборная СССР никогда не проигрывает, — предположил Дима, почёсывая обгоревшую на солнце шею.
— А мы тогда кто? — нахмурился борец.
— Не знаю… может, сборная Гондураса.
И с этими словами Шмель слинял, оставив разъяренного Марата. Насчет никогда не проигрывать — так это и было. Я, как человек, футболом интересующийся, помнил, что последний проигрыш сборной датировался семьдесят вторым годом, когда СССР уступила с минимальным счетом команде Франции на «Парк де Пренс».
Борцы, разгоряченные, пошли умываться, а их место на поле заняли легкоатлеты.
— Лучше бы в волейбол поиграли, — подвел черту Марат.
В волейбол, кстати, играли девчонки. И Тамара, чей разговор с Ромой я по случайности услышал, должна была их тренировать. Рома же должен был следить за тем, как проходит наш футбольный турнир.
— Так, у нас замена! — Колян поднял руку. — На лавку садится Шахматист.
— Боишься, что опять своим ударом решу исход матча? — я изогнул бровь.
— Ты че, ничего я не боюсь, просто остальным пацанам надо тоже поиграть.
Предлагать Коляну вместо этого уступить этим самым остальным свое место я не стал. Пусть гоняют, все-таки футболисты из ребят были так себе, и мне было с ними скучновато. Я не стал спорить. Мяч после того удара Марата, что называется, после свистка укатился далеко за пределы поля. Поскольку по жребию мне предстояло бегать за мячами, я лениво поплелся за ним. Тем более, у кого-то из легкоатлетов имелся свой мяч, и ждать никто ничего не стал, игру уже начали без меня и без «общего» мяча.
По пути я увидел, что Рома таки побывал в медчасти — именно оттуда он сейчас и выходил. Не знаю, возможно, Алла выписала ему чудотворную пилюлю, но тренер отнюдь не был похож на человека, которого мучает зубная боль. А вот на кого он был похож, так это на довольного кота, обожравшегося сметаны. Меня он заметил как раз в тот момент, когда я поднял мяч, закатившийся в кусты.
— Чего, Шахматист, за мячом выпало бегать?
Я угукнул.
— Как игра?
Кажется, проигрыш его сейчас не расстроит. Возможно, Роману было бы всё равно, даже если б проиграла действительно сборная.
— Три — ноль, обыграли борцов.
— Красавцы! Ничего, мои пацаны в финале себя покажут, — тренер похлопал меня по плечу.
— А вы смотреть не будете? — уточнил я.
— Дела… не могу, — Рома пожал плечами и чуть пригасил улыбку, из приличия.
Он собрался идти дальше, когда из медчасти выбежала Алла.
— Ромашка… — она осеклась, увидев меня, и тотчас поправилась: — Роман Альбертович!
— Аюшки, Алла Борисовна?
— Да хотела спросить, лучше ли вам, и попросить вас прийти примерно через час… на повторный осмотр.
Она изо всех сил держала серьёзное выражение лица — и справлялась с этим явно лучше бесстыдно лыбившегося Романа.
— Понял, обязательно, — согласился Рома.
Досматривать матч я не стал, сходил к умывальнику, там окатил себя холодной водой и, сходив в палату за книжкой, пошел посидеть в теньке под деревом. Правда, посидеть мне долго не дали — минут через пятнадцать послышались шаги и хриплое дыхание.
— Миха!
Я нехотя закрыл книжку, поднял глаза. Передо мной вырос Сеня. Весь в пыли, расстроенный. На его левой коленке сразу была заметна кровь — чуть ли не пятнадцатисантиметровая ссадина.
— Это ты как так коленку расхреначил? — поморщился я.
— Миш, беда! Фиг с ней, с коленкой, Роман Альбертович с моей мамой все-таки гулять пошел!
Я кашлянул в кулак, книжку все же отложил. Попросил Сеню в двух словах рассказать, как так вышло, что он вместо игры на воротах (тем более, такой успешной) вдруг стал следить за делами взрослых. Выяснилось, что в финале Сеня неудачно упал, поэтому на воротах его сменили, а сам толстяк пошел к матушке, чтобы переодеться. Ну и там застал не только тетю Веру, но и Рому.
— Говорит, пошли по грибы! — Сеня развел руками.
Он всё ещё часто дышал, и вряд ли это от бега. И даже не от того, что так сильно болит колено, хотя ногу он держал наполовину на весу, уперев носком в траву. Болела у Сени душа.
— Ага, а мать твоя что?
— Говорит — пошли, согласилась. Только пошли они в итоге не в сторону леса, а к моему месту… — раздосадовано сообщил Сеня. — Ну, к тому самому, куда я Вику позвал.
— Ну и пошли, а тебе че? Может,
