Красная машина. Юниор 2 - Павел Барчук
Так вот. Проблема…Славик всегда отлично управлялся с коньками. Он будто с ними родился. Будто прям из роддома его вынесли, поставили на коньки и он покатился. Не знаю, тоже, наверное, определённый талант. Но теперь я вдруг начал заморачиваться, все ли делаю правильно. И это стало очень большой ошибкой.
Для хоккеиста отличное катание на коньках означает больше, чем простая способность быстро перемещаться из одного места поля в другое. Здесь даже не умение правильно кататься играет решающую роль.У того же конькобежца, к примеру, поставь его рядом с хоккеистом, это получится лучше. Нофишка в том, что, если ты отлично катаешься на коньках, это вовсе не значит, что ты можешь стать крутым хоккеистом. Для того, чтобы хорошо играть в хоккей, нужно, находясь на льду, почти полностью отвлекаться от техники катания. Вот в чем парадокс всей ситуации. Нельзя оценивать свои движения. Правильно ли ты ставишь лезвие. С достаточной ли силой сделан толчок. Верно ли ты выбрал угол наклона вперед. Хоккеист должен уметь кататься на коньках так естественно и с такой легкостью, чтобы не думать о том, как отрывать коньки ото льда и как их ставить на лед. Мысль хоккеиста должна быть сосредоточена на клюшке и шайбе, на выборе позиции и развитии атаки. Все. Это самое главное и самое важное. Сначала нужно научиться правильно бегать на коньках, а потом уж начинать играть в хоккей.
Ясное дело, правильные навыки свободного катания нельзя отрабатывать без учета положения туловища и качества шага. Но это все происходит вначале пути, в первые годы тренировок , а никак не после хреновой тучи лет, которые Славик провел на льду. Нет, совершенствовать технику, не вопрос. На здоровье. А я вдруг стал каждый раз испытывать беспокойство. Вдруг делаю что-то не так. Именно в катании. Почему Толик сделал этот поворот гораздо быстрее, чем я? Может, мне просто нужно чуть больше сосредоточиться, в том числе на том, как делать все правильно. В общем, происходил лютый треш, но изменить это я не мог. Просто какой-то клин зашел, ей-богу.
— Не опускай голову! Белов! Да твою ж мать… Ты что делаешь, я не пойму? Ищешь на льду свою совесть? Белов!
Когда впервые эта фраза прозвучала от Степана Аркадьевича, даже не понял, что предназначалась она мне. Просто уж с катанием вообще не было проблем. Никогда. У Славика, естественно. А тут, получается, хочу как лучше, а меня снова ругают?
— Белов… Я не имею в виду, что нужно кататься, выпрямившись почти до вертикального положения. Ты не столб. И не перпендикуляр. Но е-мое…Катающиеся во время бега должны видеть, куда они движутся. А ты что видишь? Лед под ногами? Что ты там рассматриваешь? У хоккеиста должен быть такой мозг, который способен одновременно контролировать несколько событий — не два, а больше. Называй это хоккейным инстинктом, если хочешь, или чувством игры. Но без этого никуда.
Тренер вздохнул и провел ладонью по лицу. Парни уже привычно затихли. Это была пятая или шестая тренировка по счету, с момента той игры, когда впервые я получил выговор, и каждый раз гвоздем программы становился Славик Белов. Мне кажется, уже никто не представлял себе, чтоб моя фамилия не звучала.
— Белов… Это… Слов нет, если честно. Хоккеист должен быть способен быстро и непринужденно передвигаться на коньках. Ты ведь знаешь это. Это истина на уровне малышей, новичков. Он должен чувствовать шайбу на клюшке. Он должен следить за готовым вступить с ним в единоборство игроком противника. Он должен оценивать приближающегося к нему противника. Суммарная скорость двидения игрока немаленькая. Правда? У тебя нет возможности присмотреться, остановиться самому, прикинуть. Или попросить остановиться его. Пусть приблизительно, но скорость близка к шестидесяти километрам в час. И ты должен успеть считать всю информацию. С соперника, с положения товарищей, с ситуации в своей зоне, и в зоне соперника. Должен знать, где находятся партнеры противника. Где находятся твои партнеры. Чтобы иметь возможность отпасовать им шайбу. Отпасовать! А еще хоккеисту нужно думать о броске по воротам, который он надеется сделать через пару секунд. И все это — одновременно. А теперь представь, что во время матча ты пялишься в лёд. Ты ни хрена же не увидишь кроме этого льда. Ни хрена! В общем так…
Степан Аркадьевич замолчал. Несколько минут висела напряженная тишина. Затем тренер продолжил.
— Я не знаю, что за моча, уж прости за выражение, ударила тебе в голову. Но выяснять это больше не буду. Ближайшая игра. Посмотрю, что там. И если ничего не изменится… Ты сам знаешь, что тебя ждёт.
Глава 16
— Привет… Ты же один? Парни вроде все у Толика собрались.
Я смотрел на Ленку, которая стояла в дверях комнаты, и чувствовал себя полным идиотом. Что происходит, вообще? Она столько времени делала вид, будто Славик Белов никто и звать его «никак», а теперь запросто явилась в нашу с пацанами комнату, чтоб поздороваться? Или что? Как это понимать? Очередной закидон?
— Так и будешь на меня смотреть? Может, пригласишь? Я же не просто так тут стою. Вообще-то это было непросто. Решиться на этот разговор.
Вот тут я вообще выпал в осадок. И от слов и от того, как Ленка себя вела. Будто ничего не было. Будто мы простились в родном городе только вчера и вот она, такая молодец, явилась ко мне. А я чего-то выпендриваюсь.
— Лен, что ты хочешь? — Я особо не торопился распускать слюни радости от происходящего.
Потому что женская натура мне весьма даже известна. Не могла Ленка ни с того, ни с сего, вот так внезапно, измениться. То я был врагом народа. Предателем. Изменщиком. В лучшем случае заслуживал четвертования. Ну, может, сожжения на костре. В виде исключения. А теперь, ты посмотри, стоит у порога, облокотившись плечом о дверной косяк. Крутит локон на палец. Смотрит из-под полуопущенных ресниц. Точно не к
