Тринадцатый апостол. Том I (СИ) - Вязовский Алексей

Шесть мешков по объему получились, может, и не очень большими, но зато тяжелыми — каждый из них весил примерно по сорок с лишним килограмм. В конце я крепко перевязал их веревкой и помог Фламию взвалить первый мешок на спину. Вытаскивать из оврага такой тяжелый груз, да еще в темноте, было крайне неудобно, но по-другому никак. Хорошо еще, что погода стоит хорошая, и земля сухая.

Наконец, все мешки с золотом, предназначенным для обмена на векселя были сложены в телегу и под охраной трех легионеров Иосиф с Никодимом отправились в путь. Накрытые ветошью, мешки не занимали в телеге много места и потому не вызывали особых подозрений. Ну, перевозят что-то евреи по пустым вечерним улицам Иерусалима — что здесь такого? А с легионерами вообще никакие бандиты и стражники не страшны.

Мы с Фламием, чтобы не терять зря время, продолжили пересыпать золото в мешки. Вдвоем у нас получалось уже не так ловко, как с Никодимом, зато, сломав несколько пустых сундуков, мы разожгли рядом небольшой костер, и факел теперь держать было не нужно. Да и спешить уже было некуда — когда еще наши объедут всех купцов и вернутся назад.

— Слушай, Марк… — смущенно начал Фламий, пересыпая в мешок содержимое очередного сундука — ребята просили меня поговорить с тобой, чтобы ты рассказал нам о Мессии. Мы же ведь ничего о нем не знаем. Видели, конечно, чудо его Воскресения и Вознесения, верим, что он настоящий Бог, заповеди, высеченные на скрижалях, слышали от тебя. Но… вот каким он был человеком? Почему фарисеи так боялись и ненавидели Иешуа, что заставили Пилата казнить его?

— Боялись, потому что люди шли за ним — вздыхаю я — потому что он обличал пороки левитов. А вот каким он был человеком, вам лучше спросить у его ближайших учеников. Хочешь, я завтра вечером позову в казарму Петра или Андрея?

Фламий радостно соглашается, а я впервые серьезно задумываюсь о том, что мне теперь постоянно придется отвечать на такие вопросы, и рассказывать людям о Христе и новой вере. Но готов ли я сам к роли проповедника? Это ведь не историю детям в школе преподавать, проповедник — уже скорее священник. А есть ли у меня на это моральное право? Да, я за время пребывания в теле студента Алексея Русина уже и учителем-то отвык себя ощущать. И если совсем честно, то как-то не так я себе представлял свою новую жизнь в теле легионера Марка…

— А правду ли говорят, что кроме Иешуа, был еще один святой проповедник — Хаматвил, которого не так давно приказал убить царь Ирод Антипа в Галилее?

Это он про кого сейчас — про Иоанна Крестителя, что ли?! Заныриваю в свою память — точно…! В самом конце прошлого лета Саломея получила от отчима голову Иоанна в подарок за свой танец. Вот еще одна история Нового Завета, требующая восстановления справедливости и доброй памяти о святом человеке.

Вздохнув, рассказываю между делом Фламию историю Иоанна Крестителя. По крайней мере в таком виде, в котором ее знаю я. Центурион тут же загорается новой идеей

— Примас, нам с парнями тоже нужно креститься, раз он самого Иешуа крестил!

— Надо поговорить с Петром…

— А разве ты не можешь сам нас покрестить?

— Я?!!!

— Ну… ты же крестил евреев перед Храмом скрижалью?

Действительно ведь крестил. Туше… Господи, во что я ввязался?

Глава 11

В Иерусалиме нам пришлось задержаться еще на несколько дней, пока из Кесарии не пришло вызванное Пилатом подкрепление. Все это время я, как на работу, ходил в Храм — по личному распоряжению префекта меня освободили от привычного несения службы. Написание Евангелия продвигалось у нас на удивление приличными темпами. А все почему? Ковчег. В его присутствии никому из иудеев даже не приходит в голову что — нибудь приукрасить или наоборот, как-то умалить дела Мессии. Боятся.

Так же как и в Евангелии от Матфея в моей прошлой жизни, наше повествование о жизни Христа начинается с перечисления его предков. Это вопрос принципиальный для иудеев, я бы даже сказал, один из основополагающих. Ведь согласно древним пророчествам, родословную настоящий Мессия должен вести аж от царя Давида. Вот Матфей сейчас скрупулезно и перечисляет Синедриону, кто от кого родился в роду Иешуа, уверенно оперируя именами его предков. Раввины внимательно слушают, иногда что-то уточняют или переспрашивают, но возражений нет — озвученная Матфеем родословная Мессии действительно выглядит для них очень убедительной. Я же тихо офигеваю от такого трепетного отношения иудеев к знанию имен своих предков. Даже у римских патрициев редко кто сейчас может проследить свою родословную до десятого колена, а здесь речь идет про семью какого-то простого плотника. Поразительно…

Дальше апостолы в общих чертах рассказывают о рождении, детстве и юношестве Христа, о том, как его семья очутилась в Назарете. И снова только то, что они слышали от Марии или самого Учителя. Эта часть Евангелия явно будет потом дополняться со слов Богоматери. Наконец, рассказ учеников доходит до поворотного момента в жизни Христа — его встречи с Иоанном Крестителем. Члены Синедриона хорошо знают, кто такой Йоханан бен Зехарья, фарисеи и сами к нему ходили в Галилею. Хотели у него креститься, но этот суровый отшельник прогнал их, обличая за грехи. И сейчас возник первый теологический спор между Петром и одним из первосвященников.

— Иоанн это пророк Илия! — бычится глава апостолов — Он пророчествовал о приходе Миссии и сам крестил его в водах Иордана!

— Я лично разговаривал с Хаматвилом — спокойно возражает ему первосвященник — И он в присутствии многих своих учеников ясно сказал, что не Илия.

— Вы нарочно так говорите, чтобы потом отрицать, что Иешуа — Мессия!

Петр злится все больше и больше, в раздражении вскакивает с кресла и вот-вот уже перестанет выбирать выражения. К спору присоединяются все новые и новые лица, обстановка накаляется. А что ковчег? Ковчег, увы молчит. Кажется, пора вмешаться мне, пока здесь до рукопашной дело не дошло.

— Остановитесь! — я выхожу в центр зала и поднимаю руки, призывая всех замолчать — и оглянитесь на Ковчег.

Все дружно поворачивают головы в сторону святыни и недоуменно замирают

— Как вы думаете: почему ковчег молчит? — выдерживаю я паузу и констатирую — Потому что обе стороны правы.

— Но, Примас…! — возмущается Петр — как ты можешь такое говорить?!

— Петр, прежде, чем спорить, выслушай меня до конца. Иоанн бен Зехарья действительно не считал себя пророком Илией. Потому что был скромным, честным и требовательным к себе человеком, принявшим мученическую смерть за свою веру. Какое мы теперь имеем право, идти против воли этого святого мученика и называть его так, как хочется нам? Но это, конечно же не отменяет того факта, что мы все твердо уверены — Иоанн бен Зехарья самый настоящий святой пророк, потому что пророчествовал о приходе Мессии и указал потом на него. Надеюсь, в этом никто не сомневается?

Члены Синедриона переглядываются и неуверенно кивают, не понимая, куда я веду. Петр недовольно поджимает губы, но молчит, больше не рвется спорить.

— Но имя, которое Иоанну дали в народе — Хаматвил — тоже не отражает всей сути его учения. Обряд ритуального очищения водой — «твилу» — может провести каждый раввин. В любом иудейском Храме, и даже в любом зажиточном иудейском доме есть бассейны для ритуального очищения — «миквы». Но не каждый раввин пророчествует о приходе Миссии и не каждый узнает его. Мало того, Иоанн соединял твилу с исповедью, добавив к ритуалу очищения телесного, еще и очищение духовное — от грехов. Вот в этом основное отличие его "крещения покаяния" от обычной “твилы”.

— Что же ты предлагаешь, Марк? — недоумевает наси Гамлиэль

— Думаю, что в нашем Повествовании о Мессии должен быть еще рассказ о Иоанне: его деяниях и причинах, по которым пророка не следует называть Илией или Хаматвилом. Будет гораздо правильнее уважительно называть его Иоанном Предтечей.

Компромиссное решение устраивает всех, в коллективе снова воцаряется мир, и работа продолжается. Только надолго ли? Это непроходящее желание Петра сцепиться с Синедрионом, напрягает меня, если честно. Сложный он все же человек, тяжелый…