Алек Сэй - Reich wird nie kapitulieren!
Аделинде вспомнила их, с Карлом, прогулки, шутки, то, как он восхищенно глядел на нее и улыбнулась. Как же она была счастлива этим летом!
И вот, теперь она… одна. В пустом доме.
Аделинде всхлипнула, но моментально прогнала жалость к себе. Калле обещал приезжать когда возможно — в училище должны пойти на встречу помолвленному — и к его возвращению предстоит многое сделать, дабы превратить квартиру в семейное гнездышко. Ах, сколько же работы предстоит…
Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, 8
26 сентября 1939 г., девять вечера
За окном кабинета тихо шуршал дождь. Не обложной, который длиться долгие часы, превращая столицу Германии в скопище серых и унылых зданий, затянутых водной пеленой, как лондонским туманом, и навевающий даже на прагматичных немцев такое сугубо английское заболевание, как сплин. И не неистовая буря с громом и молниями, не водопад воды, порожденный буйствующими небесами, под каковой в романах темные-темные личности любят вершить черные-черные дела, не неистовство природы, загоняющее всех добропорядочных горожан в места посуше, поуютнее и потеплее. Нет, за окном мелкой изморосью шелестел легкий грибной дождик, неслышный, как поступь юной девицы и недолговечный как первый снег. Перестук капель которого наводил Гейдриха на раздумчиво-философский лад.
А почему, собственно, нет? Почему он, Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих, не мог нынче спокойно посидеть в своем кабинете с чашкой крепкого кофе, в которую добавлена малая толика коньяка, не отдохнуть и не пофилософствовать? В конце-концов, он честно заслужил это право после всех интриг и треволнений прошедших месяцев, закончившихся к его, группенфюрера, вящей славе.
Да и разве лишь последнее время его жизнь была полна трудов и забот? Не он ли реализовывал план — им же, кстати, и разработанный, — по которому полиция переподчинялась СС, что дало этой организации реальную и зримую власть? Не он ли устранял Рема и его штурмовиков? Именно он, Рейнхард Гейдрих, указал Гиммлеру на те возможности, которые заключала в себе должность рейхсфюрера СС. Да, собственно, на вершину власти Гиммлера вознес тоже он, сделав из этого неприметного, робкого и застенчивого человека с посредственным интеллектом того, кем он стал. Недаром же далеко не дурак Геринг так удачно когда-то скаламбурил: «HHHH, Himmlers Hirn heisst Heydrich».[32]
О, он умел подавать Гиммлеру свои мысли в такой форме, с тем чтобы тот искренне веровал в то, что это он сам, рейхсфюрер СС, является творцом этих идей. Глупец! Удобная ширма, посредством которой Рейнхард прокладывал путь на самый верх для себя.
Его всегда раздражала постоянная трескучая болтовня Гиммлера, так как его бредовые расистские и иные фантазии будоражили аппарат СС, мешая работать. Истинный ариец, заботящийся о величии нордической расы… Да посмотрите на его, Гиммлера, лицо, на его нос — типично еврейский, настоящий жидовский паяльник. Ну ничего, провал с Антарктидой Гитлер ему век помнить будет. Столько средств вбухать в секретную экспедицию, отрядить в нее лучшие кадры, и для чего? Для того, чтобы объявить территорией Германии кусок ледника? Ха! Три раза «ха»! Туле он искал… Шиш с маслом — вот что он нашел, гауляйтер Новой Швабии.[33] Черт его знает, с каких источников Пири Рейс и Меркадор рисовали свои карты с берегами Антарктиды, лишенной ледников — вполне может быть, что и существовала некогда какая-то древняя цивилизация. Толку-то с этого? История мертва. Мертва, а они живы, полны сил и энергии. Черт возьми, ему нет даже и сорока лет, и он, Рейнхард Гейдрих, намерен протянуть еще очень долго. По возможности — на вершине власти Германии, а там, кто знает, может и всего мира? По крайней мере, те из высших чинов Германии, что были посвящены в тайну существования пришельца из будущего, начинают задумываться — а так ли уж нам нужен Фюрер, способный привести Рейх к полному краху?
И кто может заменить Гитлера на его посту? Ау, кто тут в фюреры последний? Никого? Хорошо, я буду первым.
Гейдрих усмехнулся последней мысли, поставил опустевшую чашку на стол и взялся за трубку телефонного аппарата.
— Готовьте мой автомобиль, и соедините с домом. — небрежно бросил он, и, дождавшись когда на том конце провода раздастся голос жены, произнес. — Лина, милая, одевайся. Я хочу пригласить тебя сегодня в ресторан. Что? Нет, дорогая, у нас с тобой сегодня нет никакой годовщины, о которой ты запамятовала. Просто есть повод отпраздновать. Нет, солнце мое, мне не присвоили обергруппенфюрера, но повод подобный. Нет-нет, все скажу лично. Буду через полчаса, подготовься. Целую тебя.
Сегодня Гитлер подписал указ о создании РСХА[34] во главе с ним, Рейнхардом Тристаном Гейдрихом. Сегодня еще можно праздновать — завтра, когда указ вступит в силу, будет не до того. Начнется суета слияния различных ведомств, путаница и неразбериха первых дней, когда шестеренки нового механизма Рейха, ранее крутившиеся по отдельности, будут притираться друг к другу.
Притиралась терка к луковице — сплошные слезы… Впрочем, он твердо намерен сделать этот механизм самым надежным в Германии, чтобы он послужил той катапультой, что вознесет его над всеми.
Теплушка ж/д состава Иркутск-Харьков
29 сентября 1939 г., точное время неопределенно
Полуторамесячная эпопея с вытаскиванием танков из монгольских степей, пустынь и полупустынь была, наконец, закончена, и экипажи, погрузившись в вагоны, выставив на платформах с танками и бронеавтомобилями караулы, забились по вагонам — отдохнуть и отметить скорое возращение к месту дислокации. Особо поднимали настроение полученные — наконец-то! — награды и обещание отпуска всему личному составу батальона. Покуда харьковские танкостроители будут чинить изуродованные до состояния «как Бог черепаху» боевые машины, экипажам в части делать, собственно, нечего.
Опять же, как не выпить за намечающиеся у комбата, с огромным облегчением сдавшего командование мехбригадой, недельные курсы в Академии Генштаба? Никак не можно — но, строго в меру. Перефразируя известную пословицу — будет отпуск, будет пьянка. Пока же товарищи командиры позволили себе совсем не много. Так, усталость снять.
Впрочем, веселиться советский человек умеет и с минимумом необходимого. Сейчас, например, поблескивающий новенькой «Красной звездой» на гимнастерке, Хальсен, отобрал у политрука гармонь, и пел совершенно дурным голосом, мастерски, при этом, пользуя инструмент.
Весь Саратов горько стонет,Не сдержать печаль и мне.Пароход с бл…дями тонет,На Покровской стороне![35]
— Максим Саныч! — рявкнул лишенный «лиры» комиссар, земляк Хальсена, кстати, Арсений Вилко. — Не насилуй мои уши, спой что-то приличное.
Вилко был коренным саратовчанином, и подколы из более мелких населенных пунктов области его слегка задевали.
— Как это такой пароход на вашей стороне может тонуть? — требовательно вопросил батальонный комиссар. — У вас и пристаней-то приличных нет, да и фарватера!
— Потому и тонет. — резонно ответил старлей. — И вообще, без бокала — нет вокала.
Комиссар протянул Максиму кружку со спиртом.
— На. Будем пить и веселиться как дети.
— Товарищи, прошу не ссориться! — потребовал Бохайский. — Через час сортировочная станция, каждому будет по два непотопших корабля с ними самыми. Максим Александрович, а ты на этом инструменте «Все хорошо, прекрасная маркиза…» можешь?
— Легко! — ответил Хальсен чуть удивленно, и пробежал пальцами по клавишам.
— Так, Арсений Тарасович, помнишь, напел ты мне как-то песенку про бои на Хасане? — командир батальона хитро поглядел на Вилко.
— Ах вот ты к чему, Егор Михалыч, мелодию заказал! — хохотнул комиссар. — Товарищи, представьте следующую ситуацию: после боев у озера Хасан к господину Киада пришли на доклад маршал Кикацу, генерал Куцаки, лейтенант Пикапу и полковник Пупаки.
Вилко дал Хальсену отмашку, играй мол, и запел хорошо поставленным баритоном.
А, Кикацу, наш храбрый, верный маршал,Ну как Ваш тонкий, мудрый план?Могу ль поздравить Вас с победным маршемТуда, под озеро Хасан?Все хорошо, Киада, все чудесно,Победа так была легка,Марш триумфальный кончился прелестно,За исключением пустяка.Так, ерунда… у нас в дорогеБыл ранен конь майора ТогиА в остальном, почтеннейший Киада,Все хорошо, все хорошо!Так расскажи нам, генерал Куцаки,Здоров ли конь, иль очень плох?Что ж, будет он пригодным для атаки,Или майорский конь издох?Все хорошо, почтеннейший Киада,Все хорошо как никогда!Ну… конь убит, о нем скорбеть не надоВедь это право ерунда.Когда шрапнель в коня попала, майору ноги оторвало…А в остальном, почтеннейший Киада,Все хорошо, все хорошо!Ах, Пикапу, нам жаль майора Тоги,Он так любил кричать «банзай»…В итоге Тоги — теперь безногий,Как будет жить мой самурай?Все хорошо, почтеннейший Киада,Все хорошо как никогда,Майор убит, о нем скорбеть не надо,Ведь не в майоре вся беда…Ну что майор…С майором вместе еще убито тысяча двестиА в остальном, почтеннейший Киада,Все хорошо, все хорошо!Ах, Пупаки, в груди заныло,Подай скорей воды стакан,И расскажи подробней все что былоВ районе озера ХасанЯ вел свой полк, в налёт на их высоты,Вдруг вижу красных — пять бойцов,Тогда, добавив батальон пехоты,Я победил в конце концов!И в честь такой блистательной победыЯ приказал раздать вина,Пообещал солдатам эполеты,А офицерам — ордена.Я ел цыплята натюрельИ вдруг бабах, бабах — шрапнель,А за шрапнелями- снаряд, потом еще, еще подряд,И нам не дали отступить,Нас стали танками давить, гранатами глушить, шашками рубить.Никто банзая не кричал, кто был убит, так тот молчал,А кто был ранен, тот стонал, а кто успел, так тот удралМайор хотел удрать верхом,И вдруг снаряд майора — бом!Смотрю — летят через меня,Майора ноги, полконя.Майор без ног, а я оглох,А конь икнул, потом издох,А в остальном, почтеннейший Киада,Все хорошо, все хорошо!
Выступление Вилко было принято оглушительным хохотом красных командиров, одобрительным свистом и аплодисментами.
