Елена Хаецкая - Вавилонские хроники
Я вручил Луринду рамку-индикатор.
– Прошу.
Она сняла очки, поднесла рамку к глазам, близоруко прищурилась, рассматривая алмазы. Я едва не плюнул. Бескрылая курица. Конечно, ее алмазы интересуют.
Но я ошибся. Она исследовала рамку в поисках блока питания. Не обнаружив такового, принялась за опыты. Подносила к стенам, к окну, к двери. Рамка мертво посверкивала алмазами и не шевелилась. Оказавшись неподалеку от Мурзика, дрогнула и будто потянулась к нему.
На лице Луринду проступило удивление. Она еще раз попробовала. Да, получается.
Сняла очки, потерла глаза, размазав косметику. Снова нацепила их на нос.
– Дивная вещь, – молвила, наконец, Луринду. И поднесла рамку к Ицхаку.
Мы замерли. Рамка, помедлив, качнулась и вдруг начала вращаться.
Ицхак смотрел на рамку и изо всех сил старался не выглядеть полным дураком. Впрочем, это плохо ему удавалось.
Луринду рассмеялась. Зубы у нее крупные, лошадиные.
– Да ну вас!.. – с досадой вскричал Ицхак. – Только бы потеху устроить…
– Ты сам явился не один. Ты сам привел сюда Луринду, – сказал я. – Пришел бы один, не выглядел бы дураком в глазах любимой женщины.
Ицхак багрово покраснел. Схватил Луринду за руку и вырвал у нее рамку.
– Ваши фокусы!.. – рявкнул он. – Да она на живое тепло реагирует!.. Там, небось, какой-нибудь фотоэлемент…
– Там нет фотоэлемента, – сказала Луринду. – Я проверяла.
– Все равно… ее к кому ни поднеси, завертится, – упрямо повторил Ицхак и поднес рамку к самому носу близорукой девицы.
И тут…
С тихим гудением рамка начала набирать обороты.
Поначалу мы онемели. Потом Цира встала. Она очень побледнела. Теперь она смотрела на Луринду с неприкрытой злобой. Я видел, что ее гложет зависть.
– Поздравляю, – сухо сказала наконец Цира и отобрала у Луринду рамку. – Ты тоже Энкиду, девушка.
Луринду сняла очки.
– А нельзя это как-нибудь проверить более точно? То есть, я хочу сказать – более наглядно?
– Можно, – еще суше процедила Цира. – Собственно, для этого мы и пригласили Ицхака… одного, без спутников.
– Цира, – встрял Мурзик. – Так ведь радоваться надо, что еще одного скрытого Энкиду выявили…
– Я и радуюсь, – сказала Цира злобно.
– Да нет, подруга, ты завидуешь, – заявил Мурзик. – Последнее это дело – завидовать. Брось. Ты и без Энкиду хороша… Лучше тебя я и не знал никого, ни в этой жизни, ни в какой другой.
– Кроме сотника, – все еще сердясь, сказала Цира.
– Там другое, – отмахнулся Мурзик.
Цира помолчала немного. Я решил ей помочь.
– Дело в том, что наша Цира умеет отправлять людей в путешествие по их прошлым жизням. Цира – маг высшего посвящения… Ей многое доступно.
– Чего? – протянул Ицхак. – И сколько денег она делает на своей магии?
Глядя в сторону, Цира молвила ледяным тоном:
– Представьте себе, немало.
– Ну? – иронически произнес Ицхак и искривил бровь. – И насколько немало?
– Мне хватает, – отрезала Цира.
– Так у вас, моя дорогая, и потребности, небось, как у птички… Запудрить носик да скушать пряник…
– Помолчи пока, – сказал я Ицхаку. – У тебя, кроме бизнеса, есть что-нибудь за душой?
– Моя семитская гордость, – сказал Ицхак.
– Пусть твоя семитская гордость посоветует тебе не молоть глупостей, – сказал я. – По крайней мере, ближайшую стражу.
Ицхак замолчал. Видать, к гордости своей прислушиваться стал. Я задумался на миг, что я буду делать, если гордость присоветует Ицхаку начистить мне рыло. А она, гордость Ицхака, может. Еще как может. Потому что любимая женщина – рядом. Все видит и все слышит. И, возможно, ждет от него, Ицхака, геройских подвигов.
А Луринду встала, тряхнула волосами, поправила очки.
– Цира, – проговорила она и поглядела прямо на нашу Циру, – я прошу вас отправить меня в прошлую жизнь. В ту, где я была Энкиду… Если это, конечно, возможно.
Несколько мгновений Цира сверлила ее глазами. Потом холодно сказала:
– Это возможно.
* * *Луринду лежала на моем диване, закутанная в мое одеяло. Все остальные сидели на полу. Мурзик расстелил для нас свое одеяло, чтобы не на голый, значит, пол вавилонским гражданам садиться.
Пришла кошка, устроилась в дверях, обмахнулась хвостом и вытаращилась. Котята – слышно было – бесчинствовали на кухне. Роняли что-то.
Цира добросоветстно отправила плоскогрудую девицу в седые дали, и теперь Луринду рычала и злобилась не хуже нас с Мурзиком. Она говорила на языке Энкиду. Только голос у нее остался женский, тоненький. Мы с Мурзиком хорошо понимали, о чем она. Программистка из хорошей семьи рвала на части диких быков. Потом воровала скот у жалких пастухов и похвалялась этим. Съела кого-то живьем, и это ее насмешило. Исполнила исступленную пляску у костра. Погрозила богам кулаками. Обломала ветки у священного дерева. Совершила еще серию подобных бессмысленно-героических деяний. И пребывала от того в упоении…
Наконец Цира вернула ее назад и в изнеможении опустилась на мои руки.
– Мурзик! – крикнул я. – Воды!..
Мурзик принес стакан воды. Набрал в рот и фыркнул на Циру – чтоб очнулась. Цира очнулась и обругала Мурзика. Мурзик сконфузился.
Цира уселась у меня на коленях. Она мелко дрожала, как маленькая птичка.
Кошка, подумав, ушла.
Я погладил мага высшего посвящения по волосам и поцеловал в висок. Когда я наклонился над лицом Циры, я увидел, что возле ее глаза еще осталось желтоватое пятно.
Луринду застонала на диване. Открыла глаза. Нащупала и нацепила на нос очки.
– Ого! – промолвила она. Я отметил, что она очень быстро пришла в себя и мгновенно обрела способность к иронии. Немногим это удается, особенно после первого потрясения. – Вот это было да! Арргх!..
Она посмотрела по сторонам и попросила горячего. Мурзик сходил на кухню и принес ей чаю.
– Как впечатления? – хмуро спросила Цира, сидя у меня на коленях.
– Потрясающе! Все это, – она неопределенно махнула рукой, имея в виду мою тесную комнатку, – кажется теперь таким серым, таким тусклым, маленьким… после того… Какой молодой мир! Какой огромный человек!.. Как близки были боги!.. Какой… Неужели это – я?
Она вытянула руки, посмотрела на свои пальцы, на кольцо. Вздохнула. Мечтательно завела глаза за толстыми стеклами.
Ицхак глядел на нее недоверчиво.
– Ну и что? – заявил он наконец. – Вы погрузили ее в гипнотический транс. Она заснула. Любой бы заснул. Во сне хрипела, давилась и издавала неприятные, нечеловеческие звуки. Потом очнулась. Рассказывает свой сон. По-вашему, это должно меня убедить в том, что мой программист – Энкиду?
– И не только она, – убежденно сказал я. – Но и ты, Изя. Ты тоже. Отчасти.
Ицхак покрутил пальцем у виска. Что-то больно часто стал он повторять этот жест. В отношении меня, я имею в виду.
* * *На следующий день я взял Мурзика с собой в офис. Мурзик откровенно перетрусил. По дороге несколько раз пытался попасть под машину и оказаться, таким образом, в травматической больнице.
Офис устрашил его даже больше, чем я подозревал. Мне пришлось тащить Мурзика в кабинет к Ицхаку едва ли не волоком по гладкому белому полу.
Ицхак сидел на столе и смотрел в окно на голубей.
– Можно? – спросил я, входя и втаскивая за собой Мурзика.
Ицхак повернулся в нашу сторону. Покачал ногой. Молча кивнул на диван.
Я утопил Мурзика в диване, а сам сел в кресло для посетителей.
– Ну так что, – сказал я, – ты еще не передумал брать Мурзика на работу?
Ицхак вытащил из-под стопки бумаг пачку документов, перелистал, скрепил степлером.
– Держи, – сказал он мне. – Рабовладелец.
Я тихонько зашипел. Шутки Изи начинали действовать мне на нервы. Ему-то мамочка никаких рабов не дарит. Ему-то не приходится тратить целое состояние на то, чтобы от этих рабов избавиться.
Мурзик сидел на краешке дивана и имел несчастный, всклокоченный вид.
– Забери, – сказал я, бросая документы Мурзику. – Сам будешь все оформлять. Мне некогда.
Мурзик осторожно взял бумаги. Можно было подумать, что я бросил в него что-то ядовитое.
– Вы мне хоть растолкуйте, господин, – жалобно сказал он, – про что тут написано… Как бы впросак, значит, не попасть…
– А он у тебя, что, Баян, неграмотный? – осведомился Ицхак.
– А зачем ему грамота? – удивился я. – Полы мыть грамота не нужна.
– Да? А если какой-нибудь документ случайно… на пол попадет, должен, по-твоему, квалифицированный уборщик понять, важный это документ или неважный?
– Уборщику лучше не понимать. Вдруг документ секретный?
– А мы ему язык отрежем, чтобы не разгласил…
– Так если он грамотный, он написать может и разгласить письменно…
– А мы ему пальцы отрежем, чтобы не…
– А как он будет пол мыть, если мы ему пальцы отрежем?..
Мурзик шумно икнул, сидя на диване. Мы с Изей перестали препираться и поглядели на моего раба. Он был бледно-зеленого цвета. Помолчав, сполз с дивана и на подгибающихся ногах приблизился к Ицхаку. Протянул ему бумаги.
