Валерий Белоусов - Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.
— Vai debīls esi? Да что же это такое, в самом-то деле? Он вообще на кого работал?
— Кто работал? — не понял его я.
— Да директор наш… Мы тут во времена оны на паях основали с Linnoitustoimisto акционерное общество «Гранит»…
— Кто это мы? И с кем что основали? — устало и равнодушно продолжал спрашивать я.
— Мы, это натурально, НКВД, а наш деловой партнер — фортификационное управление Генерального Штаба Армии Финляндии…
После сегодняшнего меня уже ничего не удивляло…
— Зачем?
— Чтобы выиграть тендер на постройку финских укреплений.
— И как, выиграли и построили?
— А как Вы думаете? Работали практически себе в убыток! Как стахановцы! Вот, например, в ДОТ № 15 узла сопротивления Сумманкюля наша фирма во время заливки боевого покрытия вместо бетона засыпала метровый слой песка…(Подлинный случай. Обнаружился факт саботажа только в январе 1940 года, когда наши ребята в боевых условиях начали ремонт полуразрушенного сооружения. Прим. Переводчика) Но самое главное то, что мы составили подробнейший «Альбом укреплений Карельского перешейка», указав для каждого сооружения точное месторасположение, состав вооружения, приложив фотографии и даже в некоторых случаях детальнейшие планы…
— И где же эти альбомы?
— Где, где… В Караганде. Tas ir pizdec, šitā pateikt! (Зачем карты укреплений Карельского перешейка были вместо ЛенВО отправлены в Казахстан, можно только гадать. Прим. Переводчика) (Юсси, это же просто непереводимая игра слов на местном диалекте, как и фраза чекиста на латышском. Прим. Редактора)
… Обогнув спускающуюся уступом бетонную стену, покрашенную белой краской, Лацис потянул меня к двум амбразурам:
— Смотрите-ка! Они их броневыми плитами укрепили! Этого в проекте не было… Интересно, где их финны взяли? (На финском форту Ино, подло взорванном русскими в 1917 году. Прим. Переводчика) (Позволь, так ведь это же был их собственный форт? А собственник имеет право распорядиться своим имуществом по своему усмотрению! Это же аксиома! Собственность священна! Прим. Редактора)(Вот ведь клинический дурак. И эти люди нами правят… Прим. Переводчика) А вот сюда посмотрите-ка, будьте любезны… Видите, вот это трубы для выброса ручных гранат…
— Глупо! Если гранату можно выбросить наружу, то её так же можно забросить и внутрь.
— Как бы не так! если снаружи бросать гранату в эти трубы, то по специальным отводам она выкатится наружу прямо под ноги бросавшему! По идее. Ну, мы эту идею немного изменили… А вот, смотрите-ка, наверху бронекупол! А где второй? Тут еще один должен был быть… Неужели украли при строительстве? А деньги куда дели?
— Что, у него смотровые щели всегда так видны?
— Нет, что Вы! Они закрываются специальным внутренним бронекольцом, скользящим на подшипниках… Наша придумка! Во-первых, дорого, во-вторых, при любом сильном ударе её клинит! (А я-то всё думал, кто это такую глупость измыслил? Прим. Переводчика) Ну что, давайте теперь внутрь заглянем?
— Что-то мне неохота… Мутит меня…
Минуту спустя я понял, что мутит здесь не только меня. И даже не только мутит! Из-за угла бетонированной траншеи, которая серой змеёй подползала к ДОТу, доносились звуки тяжелой, надсадной рвоты.
Лацис спрыгнул вниз, осторожно заглянул за угол:
— А кто это у нас такой красивый?
За изгибом бетонного хода стоял на коленях окровавленный, покрытый сплошной серой коркой пыли и грязи человек. Из его полуоткрытого рта тянулась нитка розовой от крови слюны, медленно капавшей в лужицу перемешанной с рвотой крови…
Тяжко приподняв лицо, представлявшее собой сплошной синяк, человек уставил в нас свои налитые кровью глаза и сипло прохрипел:
— Дамнед венайя… Я кулла раухасса е салли…(Искаж. Нехорошие люди. И помереть мне спокойно не дадут. Прим. Переводчика).
После этого его левая рука подломилась, и он со стоном упал лицом в красно-желтую лужицу…
Лацис с задумчивостью посмотрел на его расстегнутую, пустую кобуру:
— Пристрелить его, подлеца, что ли? Похоже, он вроде как офицер?
— Не бери ты лишнего греха на душу, Арвид… Он же раненый. Сам подохнет, или наши трофейщики в плен возьмут…, — остановил его я.
И мы полезли в ДОТ, смотреть финские пулеметы, к которым были насмерть прикованы угоревшие до смерти солдаты…(Вот так я и встретился в первый раз с автором этой печальной рукописи. Мой верный фельдфебель, который вернулся за мной и в эту самую минуту прятался в двух шагах от русских с ножом в руках, собираясь прыгнуть, как только русский офицер наведет на меня свой пистолет, поднял мое бесчувственное тело на плечи и утащил через минное поле в наш тыл. Благо что никакой линии фронта пока не существовало, а русские беспорядочно тыкались лбом в трех километрах западнее от нашего покинутого ДОТа в другой узел обороны. Наш психолог после выхода меня из лазарета не рекомендовал мне больше участвовать в боевых действиях в составе гарнизонов ДОТов в связи с пережитым мною психо-травмирующим фактором. Вторая наша встреча с этим русским была еще более драматичной. Прим. Переводчика)
25
… Вот уже третий час мы (прицепленная к раздобытому Лацисом «Сталинцу» пушка, на станинах и лафете которой сгрудились уцелевшие бойцы) стоим на обочине дороги, под высокими заснеженными соснами.
Вся дорога забита в три-четыре ряда перемешавшимися войсками: длинноствольными пушками корпусного артполка; тяжко нагруженными возами, в которых запряжены мохноногие лошаденки гужевого обоза; подбитыми, с рваными черными пробоинами в бортах и башнях танками, которых гусеничные тракторы волокут, как и нас, на армейский СПАМ …[63] В этой чудовищной каше завязли белые, покрытые пятнистой бесформенной маскировкой фургоны с красными крестами и обыкновеннейший рейсовый ленинградский автобус, в котором приехали на фронт с концертом молодые актеры Финского театра и участники самодеятельного ансамбля кантелистов.[64]
— Черт возьми! — возмущается Лацис. — Опять то же самое! Вот только начало было налаживаться какое-то подобие армейского порядка, как опять снова здорово! Извольте видеть, прибыла новая дивизия (90-ая стрелковая. Прим. Переводчика). И вот вместо Муолаанлампи (Лесное болото. Прим. Переводчика) умники из штакора (штаб корпуса. Прим. Переводчика) направили её в Муолаанярви (Лесное озеро. Прим. Переводчика)… Да какая им, штабным, в задницу, разница: мальчик или девочка? Тем более под снегом особо и не отличишь, озеро там или болото…Сначала дивизия упорно пробиралась на восток, а теперь развернулась и так же упорно пробирается на запад. Так что курим пока…
— Я не курю., — простуженно прохрипел я.
— Да я тоже, в принципе… Тогда хоть погреемся.
— К машине! — скомандовал я, и бойцы стали, разминая затекшие ноги, спускаться на грешную землю.
На обочине дороги, под высокой, корабельной сосной, чуть подсвечивая её уходящий к шумящей где-то в черной высоте кроне могучий ствол, жарко горел маленький костерок.
Вокруг него теснились пожилые обозники, протягивая к нежно-прозрачным лепесткам огня свои мужицкие руки… Тихий, неспешный разговор…
— Кой черт, братцы, нам тая война? Сталин с Маннергеймом поссорились? — так пусть оне возьмут каждый в руки по здоровому дрыну, выйдут на межу, да и пусть себе пиздятся в своё полное удовольствие, а уж мы их подбодрим, да дружно похлопаем…
— Во-о-от…говорил нам ране политрук, мол, нам чужой землицы ни пяди не нужно! А тут, почал, поди-тка поминать: да исконно русские земли, да Петр Первый, да Екатерина ВторА… Вспомнила бабка, как девкой была! Мне лично двух аршин земли на нашем Княж-погосте, Хосподи Прости, будя в мой неведом час[65] вполне достаточно…
— А то еще ране нам замполит баял: финн-де такой же простой рабочий да хрестьянин, он-де в совецкаго рабочего да хрестьянина стрелять никак не будет, а сразу штык в землю и мировая революция! Ага, ага… славны те бубны за горами… Еще как и стреляют-то метко. Суки…
— Да вот еще чего… Слыхали, у финнов ново правительство образовалось, демократическо? И уж, бают, наши-то и договор с нимя подписали…
— И чаво?
— Да ничаво! Наша Карелия, согласно договору с тем правительством Финляндии, должна отойти к финнам. Финляндия страна буржуазна, власть и порядок там тоже буржуазны, то есть колхозов и советов у нас Сегозере боле не будет, а потому я на той территории, которая отходит к Финляндии, оставаться боле не желаю, ведь там опять будет та же стара буржуазна давиловка рабочих и крестьян! Так што, я в Гражданску, выходит, и воевал-то понапрасну?
— Это ты верно, парнишша, баешь. Почему нас не спросили, когда решали отдать Финляндии землицу, на которой и мы живем, и наши деды-прадеды проживали? Ведь это должен решать сам народ, всем миром! Я бы вот высказал несогласие передать Финляндии землю, принадлежащую Советскому Союзу! Хер финнам в зубы, а не мой родимый Цып-Наволок.
