Андрей Бондаренко - Звонкий ветер странствий
С правого борта хорошо просматривался бесконечно-длинный и неправдоподобно-изумрудный берег, а прямо за кормой бригантины весь горизонт был окутан густым, серо-белёсым дымом.
– Где мы сейчас находимся, шкипер? – спросил Егор.
– Я думаю, что справа по борту от «Луизы» расположен знаменитый испанский остров Куба, – невозмутимо предположил швед. – А за нашей кормой – не менее знаменитый – полуостров Флорида. Там, очень похоже, горят местные знаменитые камышовые заросли – вместе с кайманами, джунглями и мартышками… Такое, сэр Александэр, в здешних краях частенько случается, когда на берегу долго властвует злая засуха. По крайней мере, мне так старые шкипера рассказывали. Я-то сам в этих легендарных местах нахожусь в первый раз. Только по картам ориентируюсь. Ну, ещё и по рассказам бывалых и опытных людей…
– Флорида, Куба…, – недоверчиво забормотал Егор. – Вы, капитан, не ошибаетесь? Как-то всё это, э-э-э…, неожиданно и быстро…
Фруде флегматично пожал широченными плечами и, скупо улыбнувшись, торжественно объявил:
– Получается, сэр Александэр, что наша с вами «Луиза» уже вошла в полноценную легенду! Я слышал, что некоторые знаменитые шкиперы пересекали Атлантический океан за двадцать, и – даже – за восемнадцать суток… Но, чтобы – всего – за тринадцать? Сам никогда не поверил бы! Впрочем, нам всё это время помогал попутный ветер… Да, что там, попутный шторм… Да, что там – попутный тропический ураган! Ну, и госпожа Удача, понятное дело. Куда же без неё? Только, если – прямым ходом – на городское кладбище…
Ещё немного полюбовавшись через мощную бельгийскую оптику на изумрудно-зелёный берег славного острова, где через триста лет будут проживать его закадычные армейские друзья Хосе и Диего, Егор поинтересовался:
– Капитан, а куда мы сейчас направляемся?
– Как – куда? – деланно удивился Фруде. – Вы же сами, сэр командор, нас всех учили тогда, в кабачке Синиша, мол: – «Место встречи – изменить нельзя!». Вот, мы и идём к острову Ямайка… Будем искать бухту, на берегу которой – ещё совсем недавно – располагалось злосчастное пиратское гнездо, то бишь, городок Порт-Ройал. Ветерок у нас нынче северный, достаточно умеренный. Поэтому уже завтра на рассвете, Бог даст, пройдём узким проливом между островом Кубой и островом Гаити. А там уже и до желанной Ямайки – рукой подать…
Сзади послышался негромкий шорох – от соприкосновения подола длинного дамского платья с грубыми досками корабельной палубы – и Санькин звонкий голос взволнованно спросил:
– Милый капитан Шлиппенбах, а другие наши корабли… Они, они… Они – намного отстают от нас?
– Думаю, что суток на трое, не меньше, – надувшись огромным мыльным пузырём, важно известил швед. – Куда им, жалким тихоходам, угнаться за моей…, извините, за нашей легендарной «Луизой»?
– Следовательно, они…, не утонули?
– Конечно же, нет, дорогая княгиня! Это полностью исключается! С такими-то опытными капитанами? Да, ну, не смешите меня, право…
Егор обернулся, и Санька – чумазая, бледная, растрёпанная – незамедлительно, совершенно не стесняясь Фруде, с громким и восторженным визгом бросилась ему на шею, жарко зашептав в ухо:
– Саша, прикажи, чтобы повар нагрел воды, да побольше, да погорячее. Мне же надо срочно помыться… А потом пусть обед подают. Я проголодалась – как десять тысяч злых тамбовских волчиц…
Уже на самом закате они похоронили – по морскому обычаю – русского полковника Илью Солева.
Егор сперва сомневался. Может, стоит подождать прихода на остров Ямайку? И там, выкопав глубокую могилу, придать тело усопшего земле? Но Ерик Шлиппенбах – закостенелый и дремучий романтик – всё же, уговорил, мол: – «Быть похороненным в ласковых и тёплых, изумрудно-зелёных водах легендарного Карибского моря – очень благородная участь, о которой только остаётся мечтать понимающему человеку. Да и на этой вашей Ямайке глубокой могилы не выкопать – из-за каменистой почвы. Землетрясения частые, опять же…».
Шведские матросы, непроизвольно воротя носы в сторону, тщательно завернули мёртвое тело Солева в старую тёмно-бежевую парусину, наспех зашили её суровыми нитями, предварительно положив в ноги покойному тяжёлое чугунное ядро. Наоми, опустившись рядом с парусиновым «гробом» на колени, что-то тихонько залопотала по-своему, временами жалостливо всхлипывая.
Егор – за все шестнадцать лет своего пребывания в России семнадцатого и восемнадцатого веков – так толком и не выучил ни одного церковного текста, поэтому православную заупокойную молитву над умершим соратником прочитала Сашенция. Потом Ерик Шлиппенбах разразился длинной и торжественной речью на английском языке, наполненной – как и ожидалось – вычурными фразами о «благородных рыцарях, героически павших на бранном поле», о «завидной участи», и о «сагах и балладах, которые, непременно, ещё будут распевать на площадях всех больших городов мира юные менестрели – в лихо заломленных набок малиновых беретах…».
А потом они – совместными усилиями – перевалили мёртвое тело, зашитое в старую парусину, за борт. Раздался громкий – «бульк». Вот, и всё, и ничего не хотелось больше говорить… Впрочем, Егор никогда особо и не уважал пышные и официальные похороны, наполненные – до сердечной отрыжки – пошлым и мерзким лицемерием.
Волей-неволей, вспомнилось совершенно дурацкое стихотворение, сочинённое им же самим – ещё в двадцать первом веке – во время похорон закадычного друга, там – на окраине военного городка, разместившегося между Ливией и Алжиром:
И когда – торжественно, печально,Под окрест – гроб твой понесли…Стало скучно, вдруг, необычайно.Мы – ушли…Мы ушли в тот сумрак – тёмно-синий.В те кусты – сплошная бузина…Помянули – над чужой могилой,Как ты и просил – Тебя.А, вот, там – седые генералыНадрываются – весь Белый Свет – любя…!!!Похрен! Наливайте, братцы, снова.За – Тебя!
После завершения похоронной процедуры, к Егору – мелкими и неуклюжими шажками – подошла Наоми, склонилась в низком поклоне, потом – неожиданно-резким движением – крепко схватила кисть его правой руки, поднесла к своему лицу и жадно впилась горячими губами.
– Что ты делаешь? Прекрати немедленно! – с трудом вырывая руку из цепких ладоней японки, смущённо забормотал Егор. – Что это на тебя нашло такое, а? Прекрати, пожалуйста…
– Ондзин! – громко и истово проговорила молоденькая японка, медленно и плавно опускаясь перед ним на колени.
«Только этого, братец мой, нам с тобой и не хватало – для полного и безграничного счастья!», – насмешливо и чуть испуганно высказался внутренний голос. – «Напрасно это она. Напрасно… В том смысле, что при нашей Александре Ивановне. Сейчас такой бесплатный цирк-шапито начнётся – мама не горюй! А сумочка-то заветная – так и висит на аппетитной японской груди…».
На этот раз внутренний голос не ошибся. Санька среагировала мгновенно, как матёрая индийская кобра – на отблеск солнечных лучей в глазах наивной древесной лягушки.
Первым делом, она ловко (и не менее цепко, чем японка) ухватила Егора за топорщащиеся складки камзола на его спине и оттащила в сторону метров на шесть-семь. После чего, уперев руки в бока и заняв удобную позицию между мужем и неожиданной соперницей, спросила (по-русски) голосом, не предвещавшим ничего хорошего:
– Ну, шалава узкоглазая, и чего это ты вяжешься к моему законному мужу, а? Холостых мужиков тебе мало, дуре сисястой?
Наоми, очевидно, сразу же догадалась о глубинном смысле, заложенном в эти Санькины фразы. Она, нестерпимо блестя миндалевидными глазами, поднялась с колен, гордо вскинула вверх голову и, недвусмысленно указывая на Егора тоненьким пальчиком, непреклонно повторила:
– Ондзин!
– Вот, значит, как… Упрямимся, лахудра дешёвая? – насмешливо удивилась Сашенция. – Ну, смотри, подруга, это был твой выбор…
После этих слов она, ловко присев на корточки, запустила правую руку под подол платья. Ещё через две секунды Санька выпрямилась и продемонстрировала окружающим двуствольный пистолет саксонской работы. Через мгновение прогремел выстрел, стройная фигурка японки полностью скрылась в пороховом дыму…
Глава одиннадцатая
Место встречи – изменить нельзя
Егор тут же прыгнул вперёд, предварительно прокричав:
– Всем стоять! Я сам разберусь!
Одной рукой он оттолкнул жену в сторону, другой же – ловко подхватил. Потом заученным движением, но нежно, чтобы не причинить болевых ощущений («Обидится, не дай Бог!», – предусмотрительно подсказал внутренний голос), отнял пистолет, отщёлкнул курок (второй-то ствол оставался заряженным!), и засунул конфискованное оружие себе за пояс.
Пороховой дым постепенно рассеялся, стало окончательно ясно, что Наоми жива и здорова, только из её правого уха, в котором теперь не доставало длинной халцедоновой серёжки, капают крупные капли крови.
