Василий Кононюк - Шанс-2

– Значит половина монет тебе, половина мне, но голова пусть у атамана болит, как с казаками толковать. Придут к тебе, Богдан, казаки, товарищи твои, попросят, угости ты нас, Богдан, своим медом. А ты им в ответ скажешь, нет у меня меда, к атаману идите, так?

– Ну, положим, две трети прибытка тебе батьку, треть мне, я мед не с колодца ведрами набираю, потратится на все надо. В остальном все верно, батьку, так и скажу, не мой это мед, братцы, для всего товарищества казацкого делаю, и только Главный атаман войска казацкого вправе решать, что с ним делать. – Атаман задумался, а затем, хитро прищурившись, спросил,

– Как оно будет, если я соглашусь, то ты сказал, то нам с тобой понятно. А что ты делать будешь, если откажусь я от монет твоих, и скажу, сам Богдан торгуй?

– Без товарищества торговать не буду, ты меня, батьку, в казаки принимал, а не в купцы. Если решишь, что товариществу то не надо, так тому и быть. Тот мед что сделал, тебе подарю, другим атаманам по бочке по праздник выкачу, и больше делать не буду.

– Молодец, обо всем, наперед, подумал…

– Ладно, Богдан, если все сказал, иди. Теперь я думать буду. Когда надумаю, скажу.

Да, иногда хочется, чтоб твой начальник был не таким умным, но это просто потому, что к хорошему быстро привыкают, и забывают, как это оно с дурным начальником жить…

А с другой стороны, хорошо, что он понимает, как непросто в пьющем коллективе, так поставить дело, чтоб и овцы целы остались, и волки сыты. Значит, будет искать решение. Как ни крути, основное предложение, забирать деньги на благо войска казацкого у тех, кто хмельным торгует, не может не понравится любому здравомыслящему человеку, видящему, сколько этих монет, кровью добытых, ну и потом, конечно, без него тоже не обошлось, в карманы купцов перекочовует, за вина заморские, и меды хмельные. Да и монополию держать на реализацию нового продукта, тоже соблазн велик, это круче чем монеты.

Что монеты казаку, вчера был полный кошель, а сегодня пусто, одно расстройство. С медом вроде та же история, вчера был, а сегодня нет, а на душе радость, даже если голова трещит, все равно радостно, что не зря вчерашний день прожит, не заморачивалась душа прозой жизни, а по самому короткому пути вознеслась в высшие сферы. Вот только не зря Господь учил, не ходите, братцы, вы ко мне торным путем, ищите тропинки, где колени и руки в кровь сбить нужно, чтоб вверх забраться…

Может, не нужно было открывать этот ящик Пандоры, но другого решения парадокса с деньгами и крепостями, что мучил меня ночами, не нашел, да и открыли этот ящик уже без меня. Скоро потоки дешевого самогона придут на эти земли вместе с новыми хозяевами, и новой верой, поэтому, вопрос стоит как при минимальных потерях, получить максимум пользы, стандартная задача на оптимизацию.

В этот же день после полудня, атаман нашел меня в сарае у дядька Опанаса, где я охрипшим голосом, в который раз показывал и рассказывал, как соединить между собой два полученных двухметровых колеса, и как крепить между ободами зубья шестеренки. Атаман начал надо мной ржать, какой же это воз должен быть для таких колес, и кого я впрягать в него буду. Дядька Опанас и Степан тоже отводили душу, жалуясь атаману, что вынуждены принимать участие в таких глупостях, мстя мне за то, что после нескольких безуспешных попыток объяснить им общий проект, очень успешно с помощью ненормативной лексики объяснил им, что они должны делать то, что им говорят, и не задавать больше вопросов. Я тоже ржал, потому что вспомнил крылатую фразу, дуракам полдела не показывают. На каждый их прикол, мысленно ее произносил, и представлял себе какими бы были их рожи произнеси я это вслух. Видя, что чем язвительней их комментарии, тем веселее мне становится, народ быстро поскучнел, и атаман, вызвав меня на улицу, устроил допрос.

– Кто твой мед еще пробовал?

– Только мать.

– А Оксана?

– Нет

– Отец?

– Нет

– Что, и родному отцу не дал?

– Нет

– Что ты мне нет, да нет! Толком говори!

– Даже родному отцу не дал, никому не дал, только мать пробовала, только она знает, как его делать.

– Вот, это другой разговор. Сколько у тебя того меда уже сделано?

– Одна бочка, сегодня другую начали.

– Одна бочка всего? За неделю? А куда ж ты бражку всю деваешь?

– Выливаю, осадок поросятам даем понемногу, много не дашь, помрут бедные.

– Тьфу ты, я думал у него уже возы медов наготовлены, чего ты этот огород городил из-за одной бочки?

– Так дальше веселей дело пойдет, за неделю две бочки точно выйдет, может чуть больше.

– Когда ты в Черкассы собрался?

– Через две недели, в субботу выезжать надо.

– Купцу что скажешь, откуда мед?

– Так я ему уже небылицу рассказал, что клад в пещере со старинным медом нашел, и привезу продавать.

– И он тебе поверил?

– То его дело верить или нет. Ничего другого он не узнает.

– Добро. Теперь слушай меня. Пока не скажу, чтоб ни одна душа про твой мед не знала. Мне еще два бочонка таких завезешь, как привез, или один побольше. Остальное, так своему купцу продай, чтоб того никто не видал. Как с атаманами потолкую, дам тебе знать, что дальше будет. Все понял?

– Все понял, батьку.

– Иди тогда, дальше свою дрочильню мастери.

– Лесопилку, батьку.

– Вот и я о том.

Незаметно пришли праздники. Все радостные готовились, прибирались, варили, пекли двенадцать постных блюд, доставали праздничные наряды. Молодежь на обязательной тренировке, была на себя не похожа, у каждого в голове была рождественская коляда, а не героическая защита родной земли от крымско-татарского агрессора.

С меня уже не смеялись, когда я забирал очередную бочку бражки, грузил на телегу и отсыпал двойную порцию зерна. На меня смотрели с жалостью как смотрят на неизлечимо больных, и бабы тихо ныли,

– Богдан, может сегодня не будешь пробовать? Свят вечер сегодня, матери бы лучше помог. Коляда всю ночь, ляг отдохни лучше.

Душевный у нас все-таки люд. Веревку и мыло продаст, но будет рассказывать, мол, чем в петлю лезть, поди лучше на рыбалку, очень полезно для нервов расшатанных. До обеда мне никто не мешал, я, закрывшись в летней кухне, переоборудованную в винокурню, спокойно гнал и пил самогон, все громче, и громче, распевая программную песню,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне,

Не остаться в этой траве, не остаться в этой траве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай, мне, удачи!

Когда меня, в обед позвали на обязательную помывку перед праздником, отчетливо понял, на меня находит очередной приступ, перед моими глазами стояла Любка, медленно идущая по пустынной, зимней алее, занесенной снегом. Я попросил прощения у малыша, что ломаю ему праздник, кинул на коня бочонок с самогоном двойной перегонки и бочонок технического спирта, буркнул родичам что заболел, и мне срочно нужно к Мотре, галопом вылетел из села, распугивая многочисленных курей за изгородями и немногочисленных людей на дороге. Безжалостно гнал свою кобылу, подставляя лицо холодному ветру, потом, вдруг поймав кураж, и пользуясь укороченными татарскими стременами, попытался выскочить ногами на спину лошади и раскинуть руки навстречу ветру. Но не вышло, кураж был сильный, прыгнул слишком высоко и чуть назад, попал ногами не в седло, а на круп лошади, которая выступила в роли охотника, следящего за тем, чтоб счастье было кратким. Это у нее получилось, взбрыкнув задом, она отправила меня в высокий, но непродолжительный полет, закончившийся кровавым туманом перед глазами, болью, попыткой вдохнуть воздух в отбитую грудь, и ленивыми мыслями, вернется ли это бессердечное животное к своему хозяину, или придется остаток дороги преодолевать на своих двоих. То, что позвоночник цел и конечности шевелятся, уже проверил. Единственное, что не давало покоя, никак не мог вспомнить, что почувствовал при этом, чего было больше в этом непростом чувстве, радости или сожаления.

Глава пятая

Морщась от болезненных ощущений в побитой спине, снимал во дворе у Мотри свои бочоночки, и радовался, что в моем бурдюке для воды нашлось пару литров ликера. Как начали ликер мешать, так и залил туда немного, вода зимой замерзает, а пустой возить, примета плохая. А то приперся бы в гости к Мотре, с самогоном неразбавленным, легким дамским напитком. Тут уж, действительно, в ответ можно услышать, дверь, ты парнишка перепутал, ну а заодно, и улицу, и город, и век.

На улице еще было светло, расседлав кобылу и кинув в стойло сена, занес оба бочонка в сени, дверь с улицы была незапертая, и прихватив с собой бурдючок, постучался в хату.

– Заходи, кого там нелегкая принесла, – ласково припросила в гости Мотря, намекая, что недаром у меня мысли в голове крутились, что напутал чего-то, и ликер тут ни причем.

– Здравствовать тебе Мотря, вот, подарки тебе привез на Рождество, – начал рассказывать какие замечательные особенности есть у полученных мной жидкостей, и как различить ту, которая для растирания и согревания, от той, которую можно внутрь применять и лечебные травы на ней настаивать. Заодно расхваливал, какой знатный заморский мед в моем бурдюке, его просто необходимо сегодня отдегустировать. И еще обещал ей рассказать, про мои попытки такой же сварить.