Александр Конторович - Черные купола. Выстрел в прошлое
— Что ж с того?
— Привычно ему кобуру так носить…
* * *Сразу после завтрака я погнал свою команду на занятия. Капитан еще вчера разрешил эту тренировку и даже дал добро, чтобы бойцы немного постреляли. Учитывая дефицит боезапаса, можно было только радоваться такой необъяснимой щедрости. Правда, от лагеря пришлось топать версты три, да еще и в овраг залезать…
Надо было этим заняться именно сейчас, пока новых приказаний от капитана еще не последовало. Натаскать бойцов совершенно необходимо. Запах жареного я ощущал прямо-таки всеми органами чувств. Пока немцы терпели присутствие в своих тылах остатков разбитых советских частей. Пока…
Но долго это продолжаться не могло. Во всяком случае, насколько я помнил реальную историю, к моменту начала Демянской операции тут уже никакими окруженцами и не пахло. Успели фрицы тылы зачистить. Исходя из этого, никаких перспектив от дальнейшего сидения здесь я не находил. Вывод? Надо уходить. Желательно — неслабой группой. Так что несколько более-менее подготовленных солдат тут явно лишними не станут.
Пойти к капитану и выложить ему свои соображения?
Можно.
Да только толку с этого не будет. Кто я такой в его глазах? Ни документов, ни легенды более-менее связной у меня нет. Как я сумею объяснить ему свою странную осведомленность о будущих событиях? Да и заокеанские штучки… про них тоже помнить следовало.
Была у меня одна мысль…
Ни секунды не сомневаюсь в том, что Травников уже поставил на уши весь личный состав управления. Так или иначе, а попытку вытащить меня отсюда они просто обязаны предпринять. Стало быть, уходя из этого района, я шансы на свой возврат существенно уменьшу. Или нет?
Суммируя все доводы, прихожу к следующим выводам. Поиски заокеанских штучек надо продолжать. Чем ближе я к ним окажусь, тем реальнее выглядят мои шансы на возврат.
Значит, группу готовим. Максимально тщательно и придирчиво. Поменьше поспят — подольше проживут.
— Так, соколики вы мои ясные… Становись!
Бойцы быстро построились.
— То, как вы все вчера сработали, командование еще оценит. Может быть… А от себя хочу сказать — вышло неплохо. Но пока не более того! И какой из всего этого будет вывод?
— Бегать будем… — вздохнул Демин.
— И это тоже. Но чуток погодя. Пока что мы с вами будем учиться стрелять. И драться. Всем, что под руку попало.
Строй приободрился.
— Проняло? Тогда — общий вопрос!
Поднимаю руку.
— Вот, перед вами цель. Моя ладонь. Асанович, выходи вперед, первым будешь.
Он делает три шага вперед и останавливается.
— Пулемет с плеча снимай и целься. Вот, прямо в центр ладони.
Секунда-другая, и черный зрачок ствола уставился в мою сторону.
— Видишь цель?
— Вижу.
— А вот так?
Ладонь моя задвигалась вправо-влево. Еще быстрее… вверх-вниз…
— Не вижу. Потерял.
— Отчего?
Асанович удивленно смотрит на меня.
— Ну… быстро вы ей машете…
— Еще почему?
Он молчит.
— Общий вопрос?
Ребята переминаются с ноги на ногу. Молчат.
— Отвечаю сам — оттого, что собственное оружие ему обзор закрыло. Ты же видишь только то, что и так у тебя на мушке сидит. Влево-вправо — еще кое-как видно. А вот как нырнула цель — все, пулемет тебе обзор и закрыл. Попробуйте все.
Минут пять я старательно размахиваю руками, а бойцы пытаются поймать мои ладони на мушку. Выходит это плохо.
— А ежели все это, да на бегу? В бою? Куда стрелять будем, товарищи бойцы? Лешего пугать? Так он нам вреда вроде бы как и не нанес пока никакого… За что ж его так?
— А как надо, товарищ командир? — не выдерживает Шифрин.
— Смотри… — вскидываю винтовку и упираю приклад в плечо. Ствол теперь находится ниже уровня глаз примерно на ладонь. — Куда попасть?
Шифрин осматривается.
— Вон там, товарищ командир, видите? Камень белый на склоне лежит.
До этого камня около семидесяти метров.
— И все?
Понятное дело, что все они ждут от меня подвоха. Если я сейчас оптикой воспользуюсь, эффект от занятия будет ничтожный. Как же — из снайперской винтовки да на таком расстоянии… только слепой не попадет. Ну-ну… я тоже не валенок…
Бах! Бах!
От камня брызнули осколки.
— Вопросы есть?
— Вы не целились… — Плиев. Он слегка озадачен, не совсем понимает то, что сейчас увидел. — Даже винтовку к лицу не подняли, почему?
— А зачем?
Он в замешательстве.
— Ну… мушку с прорезью совместить надо.
— Надо. Если на большое расстояние стрелять. А здесь — зачем? Цель я вижу, обоими глазами, заметь, а не как Асанович — одним. Винтовка не гуляет, смотрит туда же, куда и глаза мои глядят. Отчего ж мне своим глазам не верить? И под ноги я краем глаза смотрю, могу идти, куда захочу, не споткнусь. Да и цель не сбежит — замечу. Оружие-то собственное перед глазами не торчит! Все вижу, что захочу.
* * *— Присаживайтесь, Котов, — особист указал мне на обрубок дерева, стоявший напротив столика. — У меня есть к вам несколько вопросов, и мне бы очень хотелось получить на них исчерпывающие ответы.
— Спрашивайте, товарищ старший лейтенант. Надеюсь, что мои ответы удовлетворят вас в полной мере.
— Где вы служили?
— Последнее место службы или с самого начала начинать?
— Давайте с первого места.
— Три года в частях особого назначения.
— С какого года и где именно?
— Записывайте…
Через двадцать минут особист отложил карандаш и вопросительно на меня уставился. Придуманная мной легенда, конечно, не являлась верхом оперативного искусства. Но расколоть ее вот так сразу, да еще сидя в лесу и не имея связи с командованием, было абсолютно невозможно. Явных пробелов и огрехов в легенде не было. Во всяком случае, я постарался их избежать. Судя по задумчивому выражению лица Хворостинина, мне это удалось в полной мере. И теперь у него было только два пути: задержать меня как подозрительную личность и, тем самым, вызвать недовольство капитана, или предоставить событиям развиваться своим чередом. Было бы это дело на передовой, я бы уже через десять минут сидел под арестом. На всякий случай, до выяснения. Но позволить себе такую роскошь в условиях окружения особист сейчас не мог. Не так уж много насчитывалось здесь грамотных и умелых бойцов, чтобы просто так посадить под арест одного из них.
— Скажите, Котов, а вот бойцы рассказывают, что вы как-то по-особенному пистолет носите…
— Этот, что ли? — коснулся я локтем кобуры парабеллума.
— Да нет, говорят, у вас еще один есть.
Расстегнув ворот гимнастерки, вытаскиваю маузер и кладу его на стол перед особистом.
— Это где же у вас он так хитро упрятан? — заинтересованно поднимает бровь старший лейтенант.
Приподнимаю гимнастерку и показываю ему подмышечную кобуру.
— Интересно… Что это за штука такая? Не видел раньше ничего подобного.
— Я тоже не видел, товарищ старший лейтенант. А эту штуку вместе с пистолетом я у снайпера убитого забрал.
Снимаю кобуру и показываю на ее ремешке пятна крови.
— Это как раз от прежнего хозяина осталось. Он когда пистолет выдернул, я и обратил внимание, что вытащил он его не из-за пояса и не из кармана, а откуда-то еще. Вот я и полез посмотреть, что там у него такого хитрого придумано. Наука не мудреная, легко разобраться.
Хворостинин берет в руки пистолет и внимательно его рассматривает. Затем лезет в небольшой сундучок, стоящий на полу справа от него. Вытаскивает оттуда какие-то бумаги и просматривает их.
— Все правильно. Пистолет этот действительно принадлежал убитому вами снайперу. Кстати, Котов, вы-то хоть знаете, кто он такой был?
— Откуда же, товарищ старший лейтенант? Мне он не представлялся, да и некогда было с ним разговаривать.
— Это заместитель начальника Берлинской школы снайперов вермахта. Фигура серьезная и заслуженная.
— То-то он мне показался таким холеным да ухоженным, — понимающе киваю я головой. — По морде видно было, что не из простых пехотинцев.
— Да, враг умный и опасный. В тех бумагах, что вы принесли, есть его дневник. Аж с тридцать девятого года он его ведет. Точнее, вел. Так вот, в дневнике все подробно расписано, когда и при каких условиях кого он застрелил. Только с начала войны на его счету уже более сорока человек убитых бойцов. Наших бойцов, Котов!
— Стало быть, вовремя я его на тот свет спровадил…
— Да уж, не повезло фашисту.
— Зато мне повезло.
— И это так, — кивает головой особист. — Кстати, еще хотел спросить у вас: белье шелковое у вас откуда взялось?
— Оттуда и взялось, товарищ старший лейтенант. У немца в вещах запасное белье лежало. Его-то собственное я пулями просто в клочья изорвал.