Роман Злотников - Пушки и колокола
Здесь же ничего этого и в помине не было. А была востребованность навыков и знаний, почет и уважение, даже со стороны великого князя, не говоря уже о мальцах, был свой дом с печью и радость от успехов. А еще – женка на сносях, да воздух свежий, да пища не из опостылевших сетей. К тому – физические нагрузки: покосы, кузница, да и просто ходьба, а со дня сегодняшнего еще и искусства боевые. И баня по-черному как минимум раз в неделю. Подтянулся Николай Сергеевич, окреп. Уже и тоска по дому да оставшимся в грядущем родным отпустила, уступив место деловитой мудрости да хватке крепкого хозяйственника, к которому уже и соседи нет-нет, да за наказом дельным обращались. И это, между прочим, трудовик считал одним из главных своих достижений.
Послав домой с наказом о том, чтобы баню готовили, мужчина отправился в мастерскую к Лелю. Завтра поутру на сенокос собирался, да не просто так, но с новинкой очередной: прототипом велосипеда. Так, чтобы не на плече косу тащить, но, привязав к перекладине, спокойно довезти.
Зима ох как тяжко прошла; лошадей, и без того немногочисленных, забили. Кто-то – чтобы семью прокормить. Кто-то – выбирая между буренкой и лошаденкой; ведь не удержать обоих было. Вот и получилось: тех меринов, что покрепче, успели выкупить, распределив в том числе и по конюшням вновь прибывших бояр. И вот теперь соседям помогали с пахотой, дав уже наказ Ждану верному: выбирать из более чем тридцати лошадей самых выносливых и крепких, случки устраивать да потомство от них получать и уже самых могучих из жеребят дальше скрещивать. Но то – на грядущее, а сейчас – самодвижущийся механизм.
Если кому далече идти, так и все: телеги есть, а запрягать в них – некого. Пешком и иди. Хорошо, кому раз в сезон! А каково тем же коробейникам?[80] Вон нужда погнала горемык по селам по соседним скарб нехитрый предлагать. Хоть бы и за харч или за ночлег. Да хоть бы и в обмен на что-то, что в городе потребно. Тут, правда, и смекалистые объявились. Те, кто не просто уныло от двери к двери бродил с коробом, как с ярмом на шее, но какие-никакие, но балаганчики на потеху публике устраивали, товар свой сбывая, где-то в артели объединяясь, да так группами и бродя. Тех уже и ремесленники нанимать начали, чтобы те товары их предлагали. Вон Никодим с Лелем, объединившись, артель смастрячили, да коробейников удалых наняв, поделки свои нехитрые выменивать направили; свистульки там всякие да фигурки деревянные. Так сам Булыцкий идей подкинул: брусочков навроде тех, что у «Лего» видел, напилить, да кукол глиняных – мальцам на потеху. А еще наказал товарищам своим клеймо сделать. Такое, чтобы народец-то различал добротные штучки от безделиц. Кивнули те да побежали исполнять, сами того не ведая, создав первую на Руси корпорацию. А Булыцкому уже в том отрада, что и призадумался люд: мол, получается и не натуральным обменом одним жить, но и на деньги мену вести. Тут, правда, другая беда вылезла: денег толком-то и не было. Рубли – так те только для самых богатых. В посаде – так и вообще не видывал их никто. Чешуйки серебряные, хоть и мельче были, да и чеканились уже чуть ли не в каждом княжестве на свой лад, да и все равно – немного их, да и до посадов небогатых и не доходили вовсе. Теньга? Так ту вообще, кроме князей, и не видывал никто. А вот то, что как-никак, но обмен развиваться начал, должно было подтолкнуть к актуализации денежного оборота. Вот только другая беда вылезла: металлу для мелких монет и не было. Медь вон диковина, и деньги из такой чеканить – расточительством было. Да и с серебром тоже – беда. Петр Великий, вон, аж в Забайкалье первый прииск серебра открыл[81]. Второй – тоже не в ближнем свете: аж на Алтае. Но то все – у Орды. А ближе… Урал, что-то – в Башкортостане. Были вроде в несуществующих еще Архангельской и Мурманской областях, но туда путь – через Нижегородскую республику. А там – выход к Студеному морю, пушнина, рыбный промысел да шведы. А еще – регион, через который началось движение Руси на Казань[82], Урал да в Сибирь. А еще – соляные промыслы опять же пока не основанного города Балахна. Это, вспоминая из многочисленных источников, лекций и конференций по истории, на кои пенсионер приглашался в качестве председателя комиссий, и рассказывал при каждом удобном случае Николай Сергеевич внимательно выслушивающему князю. А с месторождениями меди – беда. Не мог упомнить Булыцкий ничего про них, кроме того, что где-то на Урале… Вот и получалось, что без монет – и ни о каком денежном обороте речи в принципе идти не могло.
Да и потом – чего толку в монетах тех, если народец-то ни считать, ни писать не научен?! Тут пусть даже цифры отдельные различать словчатся, а рассчитываться как? Любой купец, кто понаглее, облапошит такого горемыку с медяками в мошне. Вот и получалось, что идея перевода Руси на товарно-денежные отношения напрямую привязана была к распространению грамотности и к развитию розничной торговли, которая, в свою очередь, в данный момент упиралась в необходимость большого количества перемещений, да еще и с достаточно громоздкими коробами на шее. А раз так, то, объяснив идею Лелю да засучив рукава, принялся он за дело.
– Ох и срам, – когда первый образец примитивного велосипеда[83], фактически копия «машины для бега», таки появился на свет, поморщился деревянных дел мастер. – Ты, Никола, не серчай, но негоже так.
– Сам вижу, – проворчал в ответ тот. – Да без них и коробейникам – беда.
– А чем тачки-то нелепы тебе?
– Много ты с тачкой находишься? Ее толкать или тянуть надобно бы. Ухайдокаешься. А здесь, – кивком он указал на неуклюжую конструкцию, – короб вон на раму повесил да знай себе ногами толкай, в седле сидючи, или рядом кати, да на него же и опирайся.
– Твоя правда, – традиционно помолчав, кивнул плотник. – Уморишься с тачкой.
– Значит, быть машине для бега, – подытожил преподаватель.
– Тут бы, – словно бы сам с собой продолжал рассуждать Лель, – половчее сделать бы; вот так, – на куске бересты старик накидал свой вариант.
– Дельно, – мигом оценив предложения товарища, кивнул преподаватель.
– Седло другое нужно; не укупишь, – на своей волне продолжал Лель, и Булыцкий, понимая, что перебивать старика – дело бесполезное. А раз так, то самое верное – запастись терпением и дослушать мастерового. Тем более что, как правило, все его мысли и замечания весьма толковыми были. Впрочем, тот уже иссяк и теперь молча разглядывал получившееся творение.
– Делай, как ладным считаешь, – кивнул школьный учитель. – Два дня вдоволь будет?
– Доброй должна машина получиться, – снова не обратив внимания на реплику, задумчиво проговорил мастеровой.
– Э, дождешься от тебя, – беззлобно выругался Николай Сергеевич.
– Вдоволь, – очнувшись, кивнул тот. – Только все равно нелепо…
– Ну, и слава Богу, – довольно усмехнулся трудовик.
Оставив Леля, Николай Сергеевич пошел дальше – на домну еще надо было попасть и на участок, где Ждан начал уже помаленьку обучать окрестных землепашцев. И хотя половина из них явилась не по собственной воле, а по принуждению, все равно работа по внедрению новых методов и способов ведения хозяйства пошла.
У домны, как всегда, работа кипела. Мастеровые маялись, пытаясь реализовать задумку с ядрами. Вот только попусту все. Не выходили они. Одно дай Бог из десятка. А про мастеров от Ягайло уже и думать все забыли. А пока по старинке заряжали: дробом каменным или чугунными фрагментами с тем разве что отличием, что для сохранности ствола Николай Сергеевич, вспомнив один из докладов с какой-то там очередной школьной конференции по развитию огнестрельного оружия, фрагменты эти в мешки расфасовал и так и заряжать велел: мешками. А еще, коль скоро литье худо-бедно, но освоили, наказал отлить брусочков, по форме рубли напоминающие, но только раза в два поменьше. Так, чтобы ими и заряжать. Ох и хохотали литейщики да пушкари: мол, Никола озолотить ворога решил. Вон рублями пушки заряжать наказал!
На пробных стрельбах выяснилось, что чугунные-то слитки вернее всего. Дроб каменный уж больно легок. Разлет есть, а дальность – невелика. А чугунные – ничего себе так. Разве что и те, что налили, помельчить пришлось, ибо тяжеловаты получились. А как пополам посекли их, так и лад. А раз так, то для простоты обозвал получившиеся мешки картечными зарядами.
– Ох, Никола, посечем теперь ворога! Будь то ягайловцы или ордынцы.
– А ягайловцы тебе чем не угодили-то? – поразился Николай Сергеевич.
– Ягайло – лис, – проворчал в ответ князь. – Ему шляхты песни слаще, чем страх божий. Уйдет ведь к полякам.
– И что?
– Гости скоро пожалуют.
– Хоронись! – прервал этот разговор чей-то отчаянный вопль, и сзади на мужчин, сшибая с ног, налетел кто-то из ратного люда. В ту же секунду противный треск рвущегося пороха заглушил привычный шум.
