Возвращение в Петроград - Влад Тарханов

хлебный саботаж в столице. Вообще, торговцы этим самым главным продуктом питания, в императорской России чувствовали себя особой кастой, позволяя себе слишком многое. Один из самых крупных негоциантов — миллионеров Степан Тарасович Овсянников (на момент ареста в 1875 году его капитал составлял двенадцать миллионов) отличился умышленным поджогом застрахованной собственной мельницы, за что и был осужден. Голод в провинциях великой империи был постоянной переменной. Переменной — потому что перемещался из одних провинций в другие, постоянной, потому что каждый год хоть две-три губернии да голодали. Если же число голодающих губерний переваливало за пять-шесть штук, это уже называлось Великим голодом. В 1891–1892 годах голодом было охвачено 17 губерний! И в эти, самые страшные для народа времена, хлеботорговцы, опасаясь, что начнут падать цены на зерно стали массово вывозить его за границы империи! Насколько мне известно, только один-два губернатора на свой страх и риск запретили вывозить хлеб из своих подведомственных территорий, не смотря на окрик правительства, в частности, господина премьера Витте, который требовал не препятствовать движению зерна за границу. Еще одними складами, где хранились большие запасы муки были помещения, принадлежащие товариществу братьев Блиновых. Как таковых, братьев-основателей сего товарищества тут уже и не было. Всем делом руководил Асаф Аристархович Блинов — внук основателя этой торговой империи, бывшего крепостного крестьянина князя В. Н. Репнина Андрея Блинова. Сей достойный муж выкупил себя из в 1840-м году и сразу же переселился в Нижний Новгород. Его сын Фёдор тоже занимался торговлей зерном и разбогател на поставках в русскую армию муки во время Крымской войны. Богатство свое нажил нечестным путем: качество поставляемой муки было ниже всякой критики, часто товар был протухшим и в пищу не годился. Он же поднял нехилую деньгу на вердереевской афере: благодаря благосклонности крупного чиновника местные купцы в далекие 1864–1865 годах незаконно торговали государственной солью (естественно не по государственным ценам).

Пётр ожидал увидеть у складов Блиновых тот же бардак, что и у купцов Стахеевых, да нетушки: эти здания были обнесены мощным забором, ворота оказались наглухо закрыты, а около ворот прохаживалось не менее десятка до зубов вооруженных мужичков весьма решительно настроенных. Естественно, никого на территорию пропускать эти мужи не собирались, даже и самого императора, но человечка за хозяином послали, чего уж там: к ним вежливо, и они с вежеством. Пётр заметил, что эти крепкие охранники крестятся двумя перстами, старообрядцы. Тут же в голове распаковалась и вылезла справка о том, что в центральных и восточных регионах империи торговлю зерном держат, в основном, старообрядцы, а в южных — больше евреи, в том числе выкресты. Пётр поморщился, ибо и тех, и других терпеть не мог. При нём старообрядцев преследовали особенно жестоко, а к жидам отношение было крайне негативное: они нашего Иисуса распяли![2]

Примерно через четверть часа из тщательно охраняемых ворот выбрался дородный господин в богатой одежде. На его круглом лице выделялись роскошные густые усы, а вся фигура просто вопила о богатстве и довольстве жизнью. Как говориться — дорого-богато! Увидев группу военных, причем в довольно солидных чинах, купчик соизволил снизойти с небес на грешную землю.

— С кем имею честь, господа? — не самым вежливым образом поинтересовался он, как бы забыв при этом представиться.

— А вас, господин хороший, вежливости в детстве, видимо, не обучали. Не мешало бы вам, сударь, поначалу самому представиться. — ледяным тоном заметил граф Келлер.

— Отчего же, вежливость это мы всегда, вот только… (купец запнулся, как бы что-то обдумывая) только непрошенным гостям представляться не намерен, это вы уж сами извольте…

Петр понял, что это препирательство может длиться бесконечно, поэтому произнёс:

— Великий князь и регент Российской империи Михаил Александрович. Теперь и вы снизойдите, до нас, сирых и убогих, вашество…

Получилось у Петра довольно резко, да еще и иронично, но, казалось, сквозь толстую шкуру владельца хлебного запаса это не пробилось.

— Купец первой гильдии, Блинов, Асаф[3] Аристархович! — произнесено это было таким же тоном, как будто говорящий имел в виду: «Я — король-Солнце!». — Владелец этих складов и глава торгового дома Блиновых. Что вам угодно, Ваше Императорское Величество?

Надо сказать, что к сознанию купца все-таки дошло, с кем он разговаривает, вот он и исправился в самом конце.

— Граф Татищев. — представился в ответ жандарм. — Нас интересует ситуация с хлебом в столице. Каково состояние ваших складов.

— Моё состояние — моя коммерческая тайна, Ваше Сиятельство, уж извините вы меня, но зерна и муки на складах достаточно.

— А скажите, не было у вас гостей, которые хотели склады опечатать, а хлеб вывести? — Татищеву ответ купца не понравился, но ему нужна была информация, так что наглость купчика пока что приходилось терпеть.

— Отчего же, были тут непонятные господа. Охрана у меня надежная, получили по зубам и убрались куда подальше.

Пётр понял, что по зубам они получили в прямом смысле этой фразы, отчего усмехнулся.

— А подробнее нельзя — кто это были да что предъявляли? — Татищев гнул свою линию.

— Так это у Силантия лучше спросить, он охраной у меня командует. Силантий! Подь сюды! — окликнул купец заросшего до бровей густой бородой мужика, который в длину и ширину казался одинаковым, напоминая телосложением бочку.

Пётр и сопровождающие его лица спешились, Татищев отвел для беседы подошедшего Силантия в сторону, Пётр тоже предпочёл с Блиновым переговорить тет-а-тет, для чего отвел его в сторону.

— Почему хлеб не продаешь? — хмуро поинтересовался.

— Так хлеба нигде по лавкам нету! Значит и цена вверх пойдет. Да уже пошла! Чего мне свой профит терять? Ишо немножко потерплю, да барыш будет существенней. Мы тут торговый дом, а не богадельня, Ваше Императорское Величество. Да…

— Я у тебя хлеб покупаю. — спокойно произнёс Пётр.

— Весь? — неожиданно спросил купец и аж весь как-то подтянулся.

— Весь. — подтвердил регент.

— И зерно, и муку? — продолжал гнуть свое Блинов.

— Я сказал «всё», значит всё!

— А деньги-то хватит, Ваше Императорское Величество? Мы, Блиновы, знамо дело, в долг не даем[4].

— Держи! — И Пётр достал из кармана шинели медную полушку, одну из первых медных монет, выпущенных в ЕГО время. Он увидел эту монету в одном из кабинетов Зимнего, та находилась под стеклом в какой-то нумизматической коллекции. Пётр не знал, чьи это покои и чья эта коллекция, но несколько медных монет своего времени прихватил, так, на всякий