Мы будем первыми! Родное небо - Сергей Баранников
— Не могу знать, Лев Михайлович!
— Даже это не знаешь? Так какого же ляда ты сюда вообще пришёл, курсант? Значится вот что! Завтра в свободное время идёшь в библиотеку, берешь нужную литературу и на ближайшем занятии делаешь доклад. Я понятно объясняю?
— Так точно!
— Вольно! — препод подошёл к столу и положил на него ключи от аудитории и какие-то бумаги, а затем бросил на нас оценивающий взгляд и произнёс: — Между прочим, ребята, я военный лётчик первого класса с опытом в девятьсот пятьдесят часов налёта, так что советую внимательно слушать что я буду рассказывать на занятиях.
Следующей в расписании стояла пара по воздушной навигации, которую читал нам другой преподаватель. Эта пара также была общей для всего первого курса, поэтому мы собрались в большой лекционной аудитории. Читать материал пришёл молодой преподаватель, который явно уступал Рязанцеву и в опыте, и в уверенности.
— Запишите или запомните: меня зовут Иван Валерьевич Криницкий, — произнёс преподаватель и вывел свои данные на экран проектора. — Прежде чем мы начнём, хочу представить вам одного человека. У нас в аудитории присутствует внук известного авиаконструктора, Валентина Фёдоровича Меркулов. Константин, поднимитесь на минуту.
Настала минута славы для Меркулова. Он весь сиял от удовольствия, ловя на себе взгляды сотен студентов. Позёр! Кажется, сейчас именно так называют подобных выскочек. Криницкий попросил парня занять место и продолжил:
— Меркулов был одной из важнейших фигур в авиации конца семидесятых. Увы, такой блестящий учёный вынужденно покинул нашу страну и перебрался в Штаты…
— Предатель! — я не смог сдержать гнева, который так и просился наружу. Да, мой недостаток в том, что я всегда называю вещи своими именами, но как тут молчать, когда предателей выставляют в лучшем свете? Нет уж, я не могу спустить всё на тормозах, если мне есть что сказать. Тем более, если говорят откровенную ложь.
Прямолинейность — та самая черта, которая перекочевала со мной в новую жизнь, и я этому несказанно рад. Раньше это считалось добродетелью, но в современном мире, куда меня занесло по милости посредника, где притворство, лицемерие и терпимость являются распространёнными явлениями, такое качество не в почёте.
На меня обернулись почти все в аудитории, Криницкий ненадолго замолчал на полуслове, а Константин едва не задохнулся от возмущения, но всё же нашёл в себе силы открыть рот:
— Что ты сказал?
— Повторю ещё раз, предатель! Продал наши разработки и сбежал, поджав хвост. Удивительно, что его считают значимой фигурой. Так, мелкая сошка, которая использовала заслуги всего коллектива исследователей ради собственной выгоды.
— Ты за словами следи, выскочка! — Меркулов сорвался с места, но строгий голос преподавателя вернул его на место.
— Давайте все успокоимся и снизим градус негатива! — примирительно произнёс Иван Валерьевич. — Чудинов, вы имеете в виду переезд Меркулова в Штаты? Да, он действительно использовал поездку на исследовательский симпозиум в Монреале, чтобы остаться в США, но мы не можем судить человека за его сложный выбор, учитывая непростое время…
— А когда время была простым, Иван Валерьевич? Может, в Великую Отечественную, или после? Или во времена Холодной войны? Последнюю сотню лет, может, даже больше, вопрос нашей безопасности и существования стоит невероятно остро, а вы называете обычное предательство Родины сложным выбором…
— Эк, вы загнули, Чудинов! — улыбнулся Криницкий. — В любом случае, не нам с вами давать оценку действиям Меркулова. Важно именно то, что благодаря его работам удалось значительно продвинуться в области самолётостроения. Пусть многие из его идей не нашли практического применения, большой вклад нельзя не оценить.
Пока препод ходил по аудитории, рассказывая о развитии авиации, Меркулов сверлил меня взглядом. Когда наши взгляды встретились, он провёл рукой по горлу, красноречиво намекая на неприятности, но я лишь ответил ему ухмылкой и согнул руку в неприличном жесте. Думал, я ему спущу эту выходку с поступлением? Нет, так просто не отделается.
С самого начала знакомства наши отношения не заладились, а теперь переросли в нескрываемую вражду. Думаю, с Меркуловым мы ещё пободаемся, я не из тех, кто будет отступать перед опасностью. Пусть он боится, а мне бояться уже нечего. Я уже умирал, и знаю, что в этом нет ничего страшного, а если уж смерти не бояться, тогда меня ничем не испугать!
Авиационные приборы и пилотно-навигационные комплексы преподавал нам Иван Степанович Смирнов — высокий эмоциональный мужчина лет пятидесяти на вид, любивший поболтать и частенько отходить от темы. А его аллегории иногда нас веселили и сбивали с толку. Например, фраза: «Вы должны сжимать штурвал крепче, чем грудь любимой женщины» стала крылатой, и её повторяли почти всё студенты. Человек он был неплохой и добродушный, но иногда позволял себе прикрикнуть. Особенно, если его не понимали.
— Иван Степанович, а мы летать будем? — забеспокоился один из ребят со второй группы проектировщиков во время лекции.
— Обязательно будем! — ответил Смирнов и широко улыбнулся. — Только кто-то за штурвалом самолёта, а кто-то во снах. Если будете прилежно учиться, к концу учебного года можно полетать.
Эта новость заметно приободрила многих ребят. Один только Артём, как мне показалось, немного побледнел. Да и особой радости в его глазах я не увидел. Неужели боится летать?
— А какие самолёты нам дадут? «Сушки», «Миги», или что-то другое? — раздался вопрос с передних рядов.
— Эк, вы разогнались! — ухмыльнулся Иван Степанович. — Для начала вас ждёт ЛА-39, современный аналог «летающей парты», на которой учились летать тысячи лётчиков до вас. Кто-нибудь из вас видел ЛА раньше?
— Костик видел! — оживился друг Меркулова. Надо же, он и после поступления вьётся за ним хвостом. Не удивлюсь, если даже в одной группе состоят.
— Сколько раз говорить, я видел не «ЛА», а «Эл Эй»! — вальяжно протянул Меркулов. — Так сокращённо называют Лос-Анджелес, мы туда каждый год с семьёй ездим, там находится могила нашего легендарного деда. А самолёты ваши я в глаза не видел.
Вот оно что. Выходит, мой бывший коллега по работе сгинул в Лос-Анджелесе. Вот и судьба! Предал родную землю, и после смерти захоронен на чужбине. Не нужен он оказался на русской земле.
Уже на следующем занятии Смирнов окинул нас хитрым взглядом и произнёс: — Ну, что, парни, полетаем?
— А можно?
