Авиатор: назад в СССР 13 - Михаил Дорин
Тяжело дышу, тело рвётся вперёд, но самолёт стоит на месте. Краем глаза уловил, что надстройка и стоянка с самолётами сбоку от меня. Я относительно них не перемещаюсь.
— Выключить форсаж! Обесточить самолёт! — услышал я долгожданную фразу.
Рычаг управления двигателем переставил на малый газ. Самолёт качнулся назад. Облегчённый вздох, и я отклоняюсь назад. Купаться в ночном море не пришлось.
— 321й, выключайтесь. С прибытием! — радостно сказал в эфир руководитель полётами.
— Спасибо! Всем спасибо!
Тут же на полётной палубе зажглось освещение. При выполнении посадки оно отключается, чтобы не мешать ориентировке при снижении.
Я открыл фонарь и увидел, как ко мне уже ломится толпа людей. Такое ощущение, что весь корабль сейчас рвётся меня поздравлять. А мне почему-то домой захотелось. Морской бриз мне напомнил тот самый запах сирени под окном дома во Владимирске.
С трудом снял шлем. Тут как тут в кабину залез Витя Тутонин. Он всегда был внешне спокоен, а тут чуть ли не плачет от радости.
— Родненький! Серёга! Спас машину! У меня даже флотских поговорок нет на этот счёт, — радовался он, обнимая меня за шею.
— Витя, Витя! Задушишь! — улыбался я, хлопая его по плечу.
Тутонин закончил с выражением счастья, и у меня получилось вылезти из кабины. Со всех сторон поздравления, пожелания, проявление уважения. Кто-то из возрастных моряков и вовсе предлагал дочерей взять замуж, а ребята с Кавказа уже в гости приглашали в родные места.
— Спасибо! Спасибо! — не успевал отвечать всем я.
Толпа оттесняла меня от самолёта, а мне хотелось подойти к нему ещё разок. Под ногами хлюпали остатки вытекшего керосина из баков.
Внешне самолёт был целым. Гондола правого двигателя слегка повреждена, как и киль, но на управлении это не сказалось.
Сумев протиснуться к самолёту, я подошёл к радиопрозрачному конусу и прикоснулся взмокшим лбом к нему.
— Умница! Спасибо родной. Не болей, — прошептал я и отошёл.
— Сергеич, чего с двигателем-то случилось? — крикнул мне Дядя Вася.
— Думаю, что сломался, — ответил я.
— Как всегда, — посмеялся он.
На палубе появился командир корабля, чтобы лично поздравить с таким событием. По нему было видно, что нервничал он сильно.
— Что теперь? — спросил у меня Морозов.
— Руководство по лётной эксплуатации надо дополнить. Вот и ещё один пункт испытаний выполнили, — улыбнулся я.
— Мда, но повторять будем в более мирной обстановке, — ответил Коля.
Через полчаса обсуждение посадки с отказом двигателя закончилось. Переодевшись и немного успокоившись после необычного окончания лётной смены, мы направились в класс.
Было кое-что более важное, что следовало обсудить.
Как только я вошёл в класс, Граблин тут же подал команду всем встать. Столь неожиданное проявление уважения поставило меня в ступор.
— Эм… вольно, товарищи! Спасибо! — ответил я.
Лётчики авиагруппы поаплодировали мне, а затем сели на свои места. Ребров пригласил меня на середину, чтобы я рассказал подробности инцидента. Здесь же были и Апакидзе, и товарищ Бурченко.
— Рад, что вы в порядке, Сергей Сергеевич, — улыбнулся Андрей Викторович.
— Спасибо. Следует понять, что же произошло сегодня. Начать бы надо с того момента, когда всё у нас завертелось над заливом Сидра, — ответил я.
— Не возражаю. Тоже хочу послушать.
В классе воцарилась тишина. Я подошёл к карте и показал, где мы оказались на пути массированной атаки американцев.
Совместными усилиями всей моей группы, мы составили общую картину налёта.
Основной ударной силой были штурмовики А-6 и А-7, а прикрывали их Ф/А-18. Как подсказали представители флота, ливийцы потеряли несколько кораблей.
— В итоге, совместный удар палубных штурмовиков и истребителей привёл к тому, что мы оказались под обстрелом. Либо нас приняли за ливийцев, либо американцы атаковали не взирая, что мы там находимся.
— Могло быть и то и другое, — предположил Морозов.
— Верно. Теперь, что скажет руководство, — обратился я к рядом сидящим Граблину и Бурченко.
Начальники переглянулись. Андрей Викторович развёл руками и не стал первым выступать, предоставив на это право Граблину.
Дмитрий Александрович медленно поднялся и вышел на середину.
— Пока решения вышестоящего руководства нет, мы с вами продолжаем нести боевую службу согласно наших задач. На провокации не вестись. Это приказ. Вопросы?
Естественно, какие тут могут быть вопросы. Ситуация неоднозначная. Вступать в конфронтацию с американцами нужно грамотно. А поскольку их в Средиземном море больше, то и осторожно.
После совещания, Бурченко оставил нас. Что-то хочет важное сказать.
— Как я понимаю, весь объём испытаний после сегодняшнего дня выполнен?
— Не совсем. Сегодняшние полёты не в зачёт, — ответил ему Печка.
— Ну, не стоит торопиться. После сегодняшнего инцидента, думаю, будут пересмотрены наши задачи, — начал Бурченко.
— В каком смысле? — уточнил я.
— Не думаю, что мы с вами в скором времени отправимся домой. Пожалуй, руководство страны потребует от всей 5й эскадры «ответного слова». И от нас тоже.
Глава 16
Бурченко замолчал. В тишине было слышно недовольное сопение коллег. Андрей Викторовича достал из кармана мягкую пачку «Родопи» и медленно вытащил сигарету. Он не спускал глаз с собравшихся и настойчиво ожидал ответной реакции.
— Никто ничего не спросит? — задал вопрос Бурченко, делая паузы между словами.
— У матросов нет вопросов, — быстро ответил Морозов.
Андрей Викторович натянуто улыбнулся и убрал сигарету в пачку. Сто процентов, и не собирался он курить.
— Странно. Сергей Сергеевич, когда поговорите с группой, зайдите ко мне, — повернулся Бурченко в мою сторону.
Ещё бы! После всего что произошло, поговорить с глазу на глаз не помешает. Да и знает Андрей Викторович, что между собой мы однозначно обсудим «продление» командировки.
Как только Бурченко покинул класс, порыв моих товарищей сдержать уже было невозможно.
— Твою мать!
— Сколько можно⁈
— Я не для этого сюда у начальства напросился!
Дальше началась уж слишком ненормативная лексика. Мне было известно, что на флоте матом не ругаются, на нём разговаривают. Но даже сравнение всей ситуации с половыми органами и промежностями различных животных было уже лишним.
— Хорош орать, как триперные зайцы у венеролога! — громко сказал я на понятном для всех языке.
Оказывается, манера и оригинальность фразочек Реброва работает в любой ситуации. В классе тут же стало тихо.
— Теперь по порядку. Ничего ещё не ясно. Наверху решения об ответных действиях не приняли.
