Без Отечества… - Василий Сергеевич Панфилов
В двери повернулся ключ, и в гостиную вошла Анна.
— Внизу почтальона встретила, — пояснила она, положив на журнальный столик кипу газет, — тебе письмо из России пришло. Всё, котик… до вечера!
— До вечера, — отзываюсь вяло, не вставая с пола. Сколько я так лежал, не знаю, но наконец, собравшись с силами, поднялся и дошёл до столика, взяв письмо.
— Севастополь?
Взяв со столика костяной нож для бумаг, вскрываю письмо и небрежно бросаю конверт на столик, наскоро пробегая глазами первые строки, продираясь сквозь обязательную словесную шелуху приветствия, благопожеланий и прочих наслоений этикета, которые в настоящее время кажутся исключительно глупыми.
«— … милый Алёшенька», — пропускаю несколько строк, морщась от раздражения. В таком состоянии я циник и мизантроп, все благие пожелания кажутся фальшивыми и неуместными.
Позже, разумеется, я неоднократно перечитаю письмо и разберу его на составляющие, проанализировав все мелочи. Это у меня уже профессиональный перекос, какой часто бывает у букинистов. В руки попадают не только книги, но и дневники, письма, которые порой представляют немалую ценность.
Нужно разбираться в сортах бумаги и чернил, в графологии[30] и истории, ну и разумеется — уметь провести лингвистический анализ. Порой достаточно посмотреть на бумагу, чтобы определить фальшивку, потому как в то время этого сорта просто не выпускали!
Да и графология, которую я не считаю наукой, всё ж таки имеет определённую ценность. Характер по почерку определить сложно, но если письмо написано мелким бисерным почерком, притом каллиграфически и якобы собственноручно, то можно насторожиться, зная, что писавший его служил, к примеру, кирасиром.
У тяжёлой кавалерии с мелкой моторикой традиционно неважно…
Ну а сестёр я знаю достаточно хорошо, и могу делать какие-то выводы об их настроении судя по наклону букв, давлению пера на бумагу и прочим мелочам. Но это потом, а пока…
«— … вчера мы, после долгого перерыва, вновь появились в свете, на ужине у графини…»
— Однако… — с этих строк начинаю читать внимательней, несмотря давящую головную боль и проблемы с сосредоточенностью. Описание ужина и присутствующих там гостей вызвало новый прилив головной боли и дурноты.
Наверное, в этом описании человек, более сведущий в светской жизни, мог бы почерпнуть что-нибудь важное… или нет…
Наблюдательностью и тонким умом мои сёстры не могут похвастаться, так что сделать на основе их наблюдений хоть сколько-нибудь серьёзные выводы я не возьмусь. Детали, разумеется, имеют свою цену, но очень уж всё разрозненно и поверхностно, да всё это через призму оценочного суждения не умных и не слишком наблюдательных людей.
Дважды пробежав глазами светскую часть и не найдя там решительно ничего полезного, вздыхаю и читаю дальше…
«— … Глафира ныне, претерпев немалые злоключения, нынче у нас…»
— Да что за чёрт!? — невольно вырывается у меня возмущённое, — Когда я предлагал им забрать служанку и даже оплатить её переезд в Севастополь, они смотрели на меня, как на идиота. А нынче я, оказывается, виновен в злоключениях бедной женщины!
С трудом давлю яростное желание скомкать письмо в тугой комок и вышвырнуть его из окна как можно дальше, пытаюсь читать дальше…
… но получается плохо. Настроение… хорошо, что Анна ушла, а Валери сегодня ночевала у себя. Наговорил бы всякого, а потом жалел. В такие минуты у меня просыпается женоненавистник, и все, решительно все женщины вокруг видятся исключительно через чёрную пелену!
Я, оказывается, подлец… Нет, не такими словами, а мягенько этак, исподволь, окольно. Но между строк читать умею…
А кто предлагал сёстрам забрать Глафиру и оплатить не только переезд в Севастополь, но и её услуги в дальнейшем?
В Москве тогда стало жарко, а я, вовлечённый в политику и странные игры с якобы имеющимися у меня сокровищами, всерьёз опасался как-нибудь придти домой и застать Глашу умученной до смерти. Почему-то был уверен, что не просто убьют, а живот вспорют… Аж перед глазами эта картина стояла.
А в Севастополе спокойней, и за папенькой, опять же, присмотр. Да и девочкам, как мне казалось, иметь возле себя привычное лицо лишним не будет. Но нет…
В итоге, по осени пришлось сложными путями эвакуировать Глафиру со всем её скарбом в родную деревню. Сколько мне это стоило трудов…
… но разумеется, я подлец. Как там… должен был настоять? Ну да, ну да…
— Так-так-так… — бормочу я, пробегая глазами вниз по строчкам и стараясь не обращать внимания на головную боль, что получалось откровенно плохо, — Севастополь… ага! Есть… теперь ужин у графини понятней стал…
В марте власть в Севастополе взяли левые под предводительством большевиков, и здесь именно что «взяли», а не «захватили». Севастополь управлялся Флотом, а господа флотские офицеры, традиционно далёкие от политики, просто отстранились в те дни от принятия решений, умыв руки.
Вакуум власти заполнили матросские и солдатские комитеты, и общем-то, передача власти прошла бескровно. Были отдельные инциденты, но без особой жесточи…
… а вот идиотизма хватило. Особенно памятна установленная матросскими комитетами корабельная демократия, согласно которой офицеры, наравне со всеми, прибирались в трюмах, мыли палубы и дежурили на камбузе. Наверное, весело было… матросам.
Потом, как можно понять из газет, власть в Крыму и Севастополе от большевиков перешла к левым эсерам и анархистам, а это та ещё… публика. Начались разного рода эксцессы, и реквизиции, прежде точечные и аккуратные, сперва стали массовыми, а потом чем дальше, тем больше походить на откровенные грабежи.
По мнению моих сестёр, именно это морально разложило «пролетарское быдло».
— Х-ха… — от накатившей злой иронии даже головная боль почти прошла, — а кто ещё недавно обвинял меня в «Недостаточной революционности?» Не понравилось единение с народом? Не тот народ, наверное… неправильный.
Оборвав себя, принялся читать дальше… Власть левых, и без того державшаяся на молчаливом непротивлении офицеров и значительной части аморфных лоялистов, перешла к центристам, а чуть погодя, всё так же без особых эксцессов, к правым центристам.
Господам офицерам не понравилось мыть палубы и получать такой же паёк, как и все моряки, без учёта званий и должности. Да и рядовые моряки из тех, кто вырос хоть чуточку выше палубного матроса, от уравниловки, я так понимаю, не в восторге…
— Ага, вот… — отмечаю момент, который Люба упомянула вскользь, не понимая его важности, — мобилизация краснофлотского актива.
— За каким чёртом? — искренне удивляюсь я, не улавливая логики, — Впрочем, красным вождям видней… Решили, что нужно формировать флотские отряды для защиты Петрограда, так и чёрт с ними!
— Хотя… — я задумываюсь, — с точки зрения красных вождей, важнее всего защита Революции, а Флот, по разумению многих из них,
