Секретная командировка - Евгений Васильевич Шалашов
Не выдержав, Тимохин опять захохотал. Ну еще бы. Парфеновская трудовая коммуна возникла на основе женского монастыря, упраздненного после революции.
Глава 14. Чекист без определенного места жительства
Мои парни говорили, что я педант и зануда, что вместо революционного чутья на потенциальную контру требую от них конкретных фактов или, по крайней мере, дельных соображений. Ворчали, но потихонечку привыкали и уже не «гнали» мне сказочки об офицерах, только и ждущих, чтобы шмальнуть нам в спину, а приносили в клювике конкретные данные – где оный офицер служит, есть ли оружие, каковы политические предпочтения, замечен ли в нелояльных высказываниях против Советской власти.
Врать не стану, что все было так уж гладко. Мои оперативники – парни из бедных семей, во время обысков во все глаза глядели на то добро, что мы изымали. Бывало, что к ручонкам «прилипали» кое-какие вещички: золотые часики, серебряные портсигары, не говоря уже о колечках или цепочках. По нашим законам мне положено сдавать нечистоплотных чекистов в ревтрибунал, а у того решение по таким преступлениям одно – расстрел. Я же на первый раз ограничивался превентивной беседой в своем кабинете, после чего мой подчиненный, если и видел блестючую штуковину, просящуюся в руки, начинал испытывать рвотный рефлекс и легкое головокружение. То же самое было с любителями «попить чайку». Нет, я ничего не имел против, если кто-нибудь из парней вечером накатит соточку с устатка, но если утром видел шаткую походку и «выхлоп» подчиненного, то проводил «воспитательную работу». В мое время такого начальника, как я, выгнали бы с работы – а могли бы и посадить, да и в восемнадцатом, узнай руководство управления или губисполком о моих «методах», по головке бы не погладили, но здесь все шито-крыто. Ни у кого из парней даже не возникло мысли сходить и нажаловаться Есину или Тимохину, напротив, слышал на стороне, что опера из отдела по борьбе с контрреволюцией своего начальника уважают, потому что «Аксенов, он тебя вы…т и высушит, но начальству не сдаст, паек не отберет, а еще и свой отдаст!» Приятно, елки-палки.
Опять-таки руководство ухватилось руками и ногами за мою идею создать при губчека собственную столовую, чтобы холостые ребята могли есть горячее по три раза в день. Я же исходил из того, что если мы будем скидывать свои пайки в общий котел, то выйдет нажористей. Теперь мои ребята выглядели поприличней, а не падали в голодные обмороки, как уже бывало, потому что в одиночку ты стрескаешь свой паек в один присест всухомятку а если сварить, то это совсем другой коленкор! Сытый чекист, он и работает лучше, да и дурные мысли приходят реже.
Я замечал за собой, что частенько говорю слово «шамать» вместо поесть, перловую кашу называю «шрапнелью», а вместо пошли говорю «поперли». То есть начал использовать в своей речи сленг двадцатых годов. Но это не страшно. Хуже, что мои парни поднахватались от меня разных слов-паразитов, прихваченных из двадцать первого века. Разумеется, я пытался говорить в соответствии с реальностью, но куда девать лексикон? Мог вдруг ляпнуть – «сходи погугли», вместо того чтобы сказать «наведи справки», «фильтруй базар» – вместо «следи за своей речью», а как-то обозвал Есина «генералом». К счастью, генерала пропустили мимо ушей, а вот остальное приходилось объяснять. Гугль стал у меня словарем-справочником, типа Гранат, а вот «фильтруй базар» неожиданно прижился. Еще стала популярна фраза «Попутного ветра в горбатую спину», «Наградить орденом сутулого с закруткой на спине!», «Порвать как Бобик грелку!».
А недавно я вдруг услышал, как один из ребят мурлыкает себе под нос «Песню про зайцев».
А нам все равно, А нам все равно, Пусть боимся мы Волка и сову. Дело есть у нас – В самый жуткий час Мы волшебную Косим трын-траву!А ведь кажется, что я эту песню ни разу не пел вслух. Вот поди же ты! Хуже только, если бы я стал исполнять Владимира Семеновича!
Хорошо быть начальником и иметь свой собственный кабинет. По крайней мере, есть где переночевать, если задержишься на службе. А коли ты лишился собственного угла, то кабинет становится твоим домом.
Возможно, кто-то уже догадался, что моя тетушка выставила любимого племянника из квартиры.
– Вовка, забирай свои манатки, – сообщила тетушка Стеша, когда я поздним вечером приполз домой, – и вали на все четыре стороны.
– С чего вдруг? – удивился я, мечтавший добраться до постели и упасть.
– Не хочу, чтобы меня соседи попрекали, что у меня чекист живет. Ты хоть и племянник мой, но не сын, не внук. Так что уматывай.
Вообще-то тетка употребила другое слово, но из цензурных соображений я его не использую.
Я вздохнул, спорить не стал и пошел в комнату собирать вещи, благо, что их у меня не много. Кроме сундучка, была шинель, да кожаная куртка, полученная мной в качестве премии. И не за мои умелые действия по поимке контрреволюционеров или разоружение мятежного эшелона (это работа, за которую дают жалованье и паек), а за мою, так сказать, «хозяйственную деятельность». Впрочем, это как посмотреть и с какой стороны повернуть. Народное хозяйство, как известно, не может функционировать без средств связи, но за ними нужен контроль со стороны соответствующих органов.
Мне не давал покоя телефонный аппарат в квартире венеролога. Понятное дело частнопрактикующему врачу аппарат нужен. Другой вопрос – а как клиенты станут звонить, если все телефоны расписаны по учреждениям? Так себе и представил, как в губвоенкомат или губчека приходит посторонний гражданин, снимает трубку и просит «барышню» соединить его с квартирой доктора. Нет, тут что-то не так. А телефон для нашего брата важнейший источник информации, тем более что сегодня не обязательно подключаться к линии (и не факт,
