Во имя справедливости (СИ) - Большаков Алексей Владимирович

— Да, моя красота — она пока со мной. Но когда я буду старой, красота увянет, мой облезший и обрюзгший дворец тела станет отвратительным. Старость хуже смерти, она уродует людей, а ты помогаешь воинам уходить в лучший мир молодыми.

Меня речь красавицы успокоила не сильно. Бой все больше походил на истребление, я даже стал жалеть, что Шогу оказался простаком по моим понятиям.

Хотя атака неприятеля явно захлебывалась, они не смогли прорвать даже первую линию обороны, однако отступить для правительственного войска означало проиграть повстанцам не только это сражение, но и в перспективе всю войну, а биться до последнего — погибнуть в бою, но иметь хоть какой-то шанс.

Я был готов в любой момент отдать приказ перейти в атаку. Не хотел долго держать в засаде лучшую свою дивизию. Но всему свое время!

Вспомнилась история родного мира. Куликовская битва. Тогда превосходящие силы татар будто бы уже одолевали русских, но в засаде находилась лучшая треть нашего войска. Эти воины мощным ударом в тыл решили исход той легендарной битвы. Древняя тактика, часто приносившая успех. Я планировал совершить что-то подобное.

А вот Шогу вообще не следовало назначать командовать войском. Тактик никакой! Воинов было не меньше, чем у нас, в коннице перевес, а все у него идет на убой.

Я хладнокровно выжидал, когда неприятель окончательно выдохнется. Мои бойцы продолжали успешно бить воинов Шогу. И не было смысла пока торопить события.

Я уже предчувствовал победу, собираясь покончить с заносчивым соперником в самый удобный для себя момент. Был уверен, что Шогу попытается изменить ход сражения и не остановится, пока не перебьет всех своих солдат. И он бросил в бой последний резерв — элитный конный батальон. Нарядная конница вошла в ворота и попала в место соприкосновения повстанческой армии с разбитыми пехотными полками войска Шогу. Командующий правительственными силами находился позади своих бойцов. Он отчаянно ревел:

— Принесите мне победу! Любой ценой!

Но что толку — крик командира при последнем издыхании армии? Тем более, военные боги в очередной раз были на стороне повстанцев.

Конный батальон также оказался обречен бездарно умереть в отчаянной бойне.

Поначалу лошади испугано шарахались, пытаясь перескочить через горы кровавых тел возле ворот крепости. Их гнали вперед. Но и дальше кавалеристов ожидал сюрприз: во второй линии обороны вырытый, замаскированный и укрытый сверху ветвями ров с остро заточенными копьями. За рвом — шеренга стрельцов.

До второй линии обороны не сумели добраться их предшественники, и сейчас узкое пространство внутри крепости возле рва не дало элитным конникам возможности развернуться и объехать ловушку. А наши стрельцы были готовы к бою. Когда кавалеристы оказались на расстоянии выстрела, по ним ударили мощными залпами.

Я успел скомандовать:

— Беспрерывный огонь!

Тех редких всадников, которые все же умудрялись прорваться сквозь ров и огневой заслон, встречали ударами длинных копий, рогатин и кос мужики народного ополчения. Представители простонародья вновь бились отчаянно, хотя и сами несли потери. Но враг остановлен! Кавалеристам прорваться в центр города не удавалось.

Стрелы летели, наши мушкеты стреляли, враги гибли…

Цунами войска режима ушастых разбился о скалы обороны героической повстанческой армии. И не было никаких шансов у Шогу взять Новгород.

Я рвался помахать мечом, но сдерживал себя, однако, когда увидел прорвавшегося командира кавалеристов, не выдержал, выбежал из укрытия, вскочил в седло своего любимого коня и бросился на встречу упитанному господину.

Он принял бой. Взмах сабли неприятеля, я увернулся, сократил расстояние и вонзил свой меч в уязвимое место между шеей и массивными наплечниками офицера. Тяжелый воин с грохотом повалился на землю.

Гибель командира внесла еще больше растерянности в ряды конников. Попавшая под смертоносные залпы и потерявшая командира кавалерия противника повернула назад, врезалась и смешалась с остатками пехоты правительственного войска, которое все еще гнал вперед Шогу.

Но и пехотинцы, вслед за остатками кавалерии, бросились бежать из крепости.

Похоже, момент настал, я приказал:

— Атакуем противника!

Теперь уже повстанцы устремились за неприятелем. Словно тигры за раненным кабаном, мои ребята кинулись преследовать вражеских бойцов, которые отчаянно пытались скрыться. Наши воины были неумолимы. Удирающих защитников режима Нитупа рубили, кромсали. Жестоко, но это — азарт охоты. Война оправдывает подобное поведение.

Я скакал на своем боевом коне и командовал:

— За свободу и равенство! Добиваем врагов! Пешие бьют пехотинцев, кавалеристы догоняют и уничтожают кавалерию.

Войско Шогу окончательно утратило боевую готовность. Лишь некоторые отдельные отряды еще сражались. В одном месте возле холма несколько десятков всадников сбились в кучу и отчаянно рубились с нашими кавалеристами. Я встревать не стал. В суматохе боя вспомнил о Шогу. Надо бы пленить бездарного полководца.

Он понял, что бой проигран, и решил бежать с несколькими кавалеристами вернувшегося с позором элитного батальона и своей охраной.

Я увидел удирающего Шогу и бросился за его отрядом. Но на дороге, ведущей из Новгорода на юг, меня атаковал неприятельский пеший офицер с мушкетом. Он пальнул практический в упор и прострелил мне ногу. Я слетел с коня, в ярости дал офицеру кулаком по виску и, когда тот упал, добил ударом меча. Тут же сцепился с еще одним бойцом, оказавшимся на пути бегства Шогу. Ранение отражалось сильнейшей болью и мешало мне двигаться, что давало неприятелю весомую фору.

Если бы он принял на вооружение тактику обороны и встречных выпадов, у него был бы шанс. Но боец бросился на, казалось, раненого калеку в надежде срубить меня мечом. Я с трудом ушел от взмаха, но успел достать атакующего своим мечом ниже подбородка. Противник охнул, получив скользящее неглубокое рассечение аорты. Но все же умудрился ударить меня по груди кулаком в железной перчатке. Удар опрокинул на спину, громила подскочил и едва не пригвоздил меня мечом к земле, я чудом успел повернуться на бок. Лезвие, правда, чуть царапнуло по телу, но зато в ответ острие моего меча попало в лицо врага, наклонившегося в результате его движения.

Боец в предсмертной судороге успел опять двинуть стальным кулаком меня в бок, затем повалился на землю и затих.

Я приподнялся, ощущая сильное головокружение от потери крови и балансируя на одной ноге. Конь мой в страхе убежал, но навстречу спешили наши кавалеристы.

— Алексей, ты ранен?! — спросил один из них.

— Ничего, не страшно, — ответил я. — Как там дела?

— Добиваем гадов.

— Последний бой, он трудный самый! — устало сказал я. — Жаль только, что Шогу ушел. Теперь не догнать его будет уже…

Еще несколько минут заключительной рубки и наступила непривычная тишина. Те, кто не был добит, стояли на коленях и просили пощады. Их больше не добивали.

Новая громкая победа! Крупнейшее сражение, которое войдет в историю параллельного мира как ключевая битва гражданской войны, закончившаяся безоговорочной победой революционной армии Алексея Освободителя.

Но пока меня шатало от ран. Пришлось идти, опираясь об услужливо протянутое воином копье. Подогнали коня, помогли сесть в седло, раненый, я вернулся в крепость Новгорода. И сразу потерял сознание. Не помню, как добрался до кровати.

Долго ли я находился в бессознательном небытии, сказать не могу. Когда очнулся, вернулась боль. Казалось, меня разобрали по частям. Голова гуляет само по себе, а конечности оторваны, по ним ползают противные букашки, они волокут левую ногу вправо, а правую крутят по спирали.

Открыть глаза оказалось не самым легким делом: ресницы прочно слиплись. Во рту очень сухо и пылает, словно от перца.

Я ранен в ногу и бок, получил легкий ожог лица, обуглились и мои красивые волосы, довольно длинные с волнами канареечного руна. Волосы были пышные, словно у девушки. Сейчас же шевелюра из светло-золотистой стала серой, укороченной. Хорошо еще, что корни волос не пострадали. Но я даже не помнил, где получил ожог.