Выбор Пути (СИ) - Щепетнёв Василий

Однако! Дачу Андрея Николаевича, оказывается, прослушивают! Интересно, кто именно? Враги? Интервенты?

Я включил телевизор, и вышел из дому. С приемником в руках. Нет, свой телевизор через приёмник я не слышал, как ни крутил настройку. А разговоры Лисы и Пантеры слышал. Значит, что? Значит, то. Кому я нужен — меня подслушивать? Со мной, если что, разговор короткий. Другое дело — первый секретарь обкома партии города Черноземска, член ЦК КПСС.

Хотя…

Ну что такого интересного может сказать Андрей Николаевич на своей даче? Насколько я знаю — а я ближайший сосед, как не знать, — заседаний на даче Стельбов не проводит, да и бывает нечасто. С другой стороны, заходят к нему и гости, обкомовцы, исполкомовцы, руководители серьезных организаций… Есть что подслушать, есть!

Ещё идея пришла в голову. Вернулся домой, выключил телевизор, а включил стоявшую в спальни «Спидолу», настроенную на «Маяк». И опять кружил вокруг дома, пытаясь обнаружить присутствие моей спальни на FM.

Нет.

Ну, спасибо и на этом.

И что мне делать с обретённым знанием?

Сказать Андрею Николаевичу? Человек, дошедший до больших чинов, знает, что делать в подобных случаях. Но как сказать? Позвонить? При встрече? Или передать через Ольгу?

Решил, что — при встрече. Он, Андрей Николаевич, по воскресеньям приезжает на дачу. И отдохнуть, и посмотреть, как дочка живёт. Вот приедет, тогда и скажу. А пока никому ни слова.

Нет, Ольга с Надеждой кое-что могут и наболтать, но что с того? Мало ли что болтают девушки? И потом, что сказано, то уже сказано. Назад не отмотаешь.

Смотрел я как-то фильм с шахматным названием. «Рокировка в длинную сторону». В фильме нашего простодушного гражданина склоняют к измене, в качестве рычага используя кинозапись интимной встречи с девушкой. Ага, разогнались. С чего бы это вдруг? Ну, засняли, подглядывальщики, и что? В крайнем случае — развод с женой, ну, так ни герой фильма, ни я не женаты. Сообщат в местком? Напугали… Ещё Козьма Прутков говорил, что если изменила жена, радуйся, что изменила тебе, а не Отечеству. И потом, я уверен, что слухи о нас с Лисой и Пантерой ходят давно и упорно, и никаких подтверждений те слухи не требуют. Фантазия — она лучше всякой магнитофонной записи. Мы с девочками это обсуждали и решили — наплевать! Пусть завидуют! А кто вякнет — получит по сусалам!

Но никто не вякал. По углам, конечно, шептались, но вслух, явно — ни-ни. Помнят Игнатьева. Был такой студент, попробовал вольничать с Ольгой. Теперь служит срочную на Чукотке. Отчислен за неуспеваемость, призван в ряды Вооруженных Сил. Как-то так получилось. Совершенно случайно, да. О случайности, полагаю, тоже шепчутся, ну, да и ладно. Мы не толстовцы. Ударят по щеке — выбьем зубы. Столько зубов, сколько сможем. Никаких сомнений ни у кого быть не должно.

С такими воинственными мыслями я и вернулся в дом.

До «Огонька» оставалось десять минут.

Глава 16

14 января 1974 года

ОТВЕТСВТЕННОЕ ЗАДАНИЕ

Обновка с виду была неказиста, но очень полезна. Я на это надеялся. Халат, черный, сатиновый, куплен в «Рабочей одежде» сегодня утром за три рубля шестьдесят копеек.

Дело в том, что сегодня должна была быть консультация перед экзаменом по диамату. А вместо неё, консультации, нашей группе устроили субботник, да-да, эстафетный субботник, спасибо Лисе, Наде Бочаровой. Сказали — очень нужно.

Нужно, так нужно. Никто не возражал. Потому что пообещали всем плюс два балла к экзамену. То есть в самом худшем случае — «хорошо», а так и «отлично».

На самом деле мы бы и без этого заслуживали «хорошо» и «отлично», группа наша крепкая, но уверенность, она дорогого стоит. Потому призыв пойти поработать — часа полтора, не больше, — группа встретила не то, что согласием — ликованием.

Ну, кроме меня. Нет, я не боюсь физического труда, если нетяжелый и в меру. А вот подвалов опасаюсь. Не самих подвалов, крыс. С некоторых пор. С такого же вот субботника во втором лабораторном корпусе. Дома у меня крыс можно бы и не опасаться: пищевая кладовка после ремонта переоборудована, поставлены специальные крысоустойчивые лари и короба для всякого рода продуктов — обшитые крашеным оцинкованным железом. А где нет еды, там крысам делать, в общем-то, нечего. Да их и прежде не было, крыс. Ну, разве случайно забежит, в порядке исследования территории. На таких разведчиков поставлены крысоловки. Но они пустуют. Равно как и крысиную отраву, которую Вера Борисовна раздобыла в СЭС и разложила в баночки из-под венгерского горошка «глобус», никто не трогает.

Так что дома я спокоен.

Но здесь-то не дома. Здесь и общежитие студенческое рядом, со столовой, и в самом институте есть буфет. Да мало ли…

Но обычных крыс я не боюсь, и даже не особенно брезгаю. Я других боюсь. Но не говорить же об этом.

И я вместе со всеми пошел в подвальный этаж. Но прежде съездил в «рабочую одежду», купил халат, чтобы не пачкать костюм. Перчатки у меня всегда в «ЗИМе», плотные текстильные перчатки, на непредвиденные случаи. А на голову надел треуголку из газеты. Теперь готов.

Наши уже спустились, я нашел их по голосам. Распевали песню. «Пусть бегут неуклюже…».

С чего бы это?

Когда я пришел на поле работы, то и сам чуть не запел. Начхоз открыл комнату и распорядился: всё вынести к неприметному служебному выходу института.

Всё — это множество бюстов и бюстиков Иосифа Виссарионовича Сталина, множество его портретов, картин, где он с Лениным проникновенно беседует в Горках, лозунгов с его изречениями, а также книги, книги, книги…

Тут запоёшь.

— Видно, срок подошёл, — сказал Суслик.

— Какой срок? — спросил я.

— Завершения ответственного хранения. Двадцать лет невостребованности. Ну, и решили освободить помещение.

— А куда всё это?

— Чугунные бюстики — в металлолом, бронзовые — в «цветметалл», а гипсовые на свалку, куда ж ещё. Книги в макулатуру. Нам так и сказали, поднимать и раскладывать по отдельности. Бронза к бронзе, гипс к гипсу.

Лампочка в помещении не горела. Ну, если его, помещение, двадцать лет не открывали, никакая лампочка не выдержит. Кроме, возможно, специальных, военных. Но специальных лампочек не было.

Выручила смекалка: вывинтили в коридоре лампочку и ввернули сюда, взамен старой. Я же и ввернул: перчатки, хоть и текстильные, защищали и от тепла вывернутой лампочки, и от возможного удара током. Потому что плотные, трёхслойные.

Проводка уцелела, и лампочка засветила.

Крыс я не увидел, и на радостях ухватил гипсовый бюст. Однако! Килограммов на сорок!

— Не так, — скомандовал Женя Конопатьев, и показал на носилки.

На носилках, конечно, удобнее. Особенно вчетвером.

И да, за полтора часа мы вытащили наружу все артефакты прошлой эпохи.

Грузить нам не доверили. АХЧ, мол, справится сама, всем спасибо, идите, учитесь, или отдыхайте. Я думаю, не от щедрости души, а просто нацелились на бронзовые бюстики, и чужие глаза им были ни к чему.

Я подошел к хозяйственнику:

— Я бы хотел взять…

— Что?

— Книги.

Начхоз посмотрел на меня:

— Зачем?

— Читать. А то всё Сталин, Сталин, а знаю я о нём мало. Да почти ничего. И с чужих слов.

— Ладно, бери, — разрешил начхоз. Даже обрадовался, мне кажется. Ну, правда, и убыток не велик. Тонна макулатуры стоит двадцать рублей, а книг — по весу, взял я копеек на двадцать. Уж как-нибудь.

Книги, перчатки и халат я оставил в машине, а сам вернулся в институт. Узнать и уточнить насчет экзамена.

Собрались в учебной комнате, ждём. Должен прийти доцент Кулешов, заведующий кафедры. Говорят, собирается докторскую защитить, а там, глядишь, и до профессора недалеко, но меня это не интересует.

Пришел вовремя, как и обещал. Уже хорошо.

— Товарищи! Я вот зачем вас собрал. Сегодняшнее задание вы выполнили хорошо, молодцы. Только прошу об одном: не нужно об этом рассказывать. Сделали дело, и сделали. А то пойдут разговоры, что экзамен вы сдали неправильно, придёт комиссия на пересдачу, оно нам нужно?