Екатерина Тильман - Что снится вампирам?
А ведь графу есть в чем их обвинить: нападение на управляющего, порча личной собственности, угон автомобиля! А вдруг Антон пострадал серьезно?..
Нет, хватит об этом думать! Так недолго и до полной паники, а ведь надо еще срочно решать, что делать с Юлей! Конечно, лучше всего было бы вызвать врача, но... Нет, чем меньше посторонних глаз и любопытных расспросов, тем лучше!
Тем более, что у Юли, скорее всего, обычный нервный шок, потрясение, и ей бы сейчас не лежать с открытыми глазами, как живой укор совести, а расслабиться и заснуть — и завтра к утру все будет в порядке!
Ну а способ расслабиться — он во все времена один... Уже не сомневаясь, Евгений плеснул в стакан коньяку, подумав немного, разбавил водой, всыпал ложки четыре сахару и растворил таблетку снотворного. Юля вяло и покорно все это сглотала и заснула, действительно, очень быстро...
Даже остывший обед показался Евгению райским наслаждением. Он снова почувствовал себя в силах сопротивляться обстоятельствам, и в первый раз подумал о Горвиче без панического страха. Да конечно, графу не составит труда разыскать их в этой гостинице. Но если разобраться — нужен ли ему шум или скандал? Конечно нет! Пока гости были в замке в его власти, он еще мог на что-то рассчитывать, а теперь он будет бояться огласки, как боялся все эти годы...
Значит, можно не опасаться полиции, ареста и прочих шумных неприятностей. Но неужели Горвич не попытается хоть что-то предпринять? Ведь он по-прежнему хочет выяснить истинную причину визита Юли и Евгения в свой замок — и, надо признать, имеет на это полное право!
Так может, удовлетворить его любопытство? Рассказать, что можно — не все, конечно... Ведь Горвич ничего не знает даже о смерти Тонечки...
Евгений замер: да как же ему сразу не пришло в голову! Ведь именно эта неизвестность и мешает графу успокоиться, перестать бояться неизвестно чего — и устроить наконец личную жизнь!
Но тогда у них в руках сильный козырь, который надо только с умом использовать. Горвич обязательно будет их искать, и сегодня-завтра наверняка появится здесь...
И пусть! Пусть появляется, пусть задает свои вопросы. На них можно отвечать, что угодно — главное, чтобы граф понял, как важно для него получить свидетельство о смерти своей первой жены! Так, чтобы остальное по сравнению с этим потеряло всякую значимость!
Вот только что можно потребовать в обмен на эту информацию? Тоже начать расспросы? Рискованно: общение с Горвичем, да еще на такую болезненную для него тему, лучше вообще свести к минимуму!
...Решение пришло не сразу, но явилось озарением — Евгений даже удивился, как он до сих пор не подумал об этом... Дневник! Он был почти уверен, что таковой существует: привычка вести дневник приобретается не вдруг, а Тонечка вела его практически постоянно. Но искалеченный Виллерсом дневник начинался незадолго до «Лотоса», а где то, что было раньше? Конечно, Тонечка могла уничтожить записи, но Евгений был почти уверен, что она этого не сделала — а вот оставить дома, намереваясь поначалу туда вернуться, могла вполне! И все странные приключения, произошедшие с ней, должны быть там описаны...
Ну, что же... Решение принято, теперь остается только ждать — и надеяться на удачу!
* * *...Ночью Евгений несколько раз подходил к Юле. Она спокойно спала, и он понадеялся, что утром все будет нормально.
И действительно, утром Юля была обычной, даже веселой, ничуть не похожей на вчерашнюю. Она посмеялась над своим испугом, высказала все, что думала по поводу католиков вообще и Антона в частности, а почувствовав виноватую эманацию Евгения, успокоила его, заверив, что ничуть не обижается на вынужденную грубость. Потом он начал было рассказывать про последнюю встречу с Тонечкой, но не успел: в дверь номера постучали...
В принципе, это мог быть кто-то из служащих гостиницы, но Евгений почему-то не сомневался, что это Горвич. Ну, что же... Начинается последняя партия!
— Входите, господин граф! — Евгений распахнул дверь. — Я искренне рад вас видеть...
Горвич вошел в номер, оглянулся, поклонился Юле. Воспитание и опыт поколений помогали ему выглядеть непринужденно, но эманация его была просто калейдоскопом из разных оттенков растерянности.
— Приношу вам свои извинения, — сказал Горвич. — Я очень сожалею об этом инциденте, поверьте...
— Не поверим, — прервала Юля, — потому что вы врете!
Горвич опешил. Похоже, он не ожидал такого тона.
— Не надо так на меня смотреть! — продолжала Юля. — Или вы будете утверждать, что Антон не рассказал вам того, что видел накануне ночью? И не поделился своими соображениями? И вы не знали, как он поступит?! Вот смотрите мне в глаза и говорите: нет, не знал, он не рассказывал — тогда поверю!
Горвич посмотрел Юле в глаза... спокойно, даже печально.
— Вы проницательны, милая Юля. Но согласитесь, что это вы проникли в мой дом обманом и с неизвестной мне целью, разве не так? Разве не так? — он повернулся к Евгению. — Смотрите мне в глаза и говорите: нет, вы ошибаетесь... Или все же не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, граф, не будем больше друг друга обманывать. Мы действительно должны были узнать кое-что о вашей жене...
— Ночные бдения у портрета — странный способ что-то узнать!
— Не будем говорить о способах: это личное дело каждого. Вы тоже выбрали несколько странный способ расставания с нами, разве не так? Вообще, я вас не понимаю: неужели вам не жаль было своего верного слугу. Кстати, как он себя чувствует?
— Благодарю вас, удовлетворительно...
— Да, твердые убеждения обычно хранятся в крепких головах! Впрочем, он может считать, что ему тоже повезло: ведь, удайся его план, его осудили бы за убийство!
— Думаю, я смог бы ему помочь...
Евгений пришел в бешенство: планировалось хладнокровное безнаказанное преступление!
— А мою жену, — спросил он, медленно и таким голосом, что Горвич отодвинулся, — вы убили бы сами? Или попросили бы кого-то еще?
Горвич, казалось, удивился:
— Ее никто не тронул бы! Даже Антон...
— Да-да, — перебил Евгений, — Антон претендует быть благородным, это точно. Но как, скажите пожалуйста, вы заставили бы ее молчать? Если бы меня убили на ее глазах?
— Да никак, — Горвич пожал плечами. — Она не смогла бы ничего доказать. Для этого нужно больше знаний и выдержки, чем у нее есть. Странно: я думал, вы это поймете...
Евгений окончательно потерял дар речи, а Юля неожиданно засмеялась:
— Ну надо же, как полезно иногда производить впечатление глупой и слабой! Глядишь, и жива останешься... Черт бы вас взял, граф, вы это еще так спокойно говорите...
— Интересно узнать, — снова вмешался Евгений, — были ли вы так же спокойны, когда поручали своему психу-управляющему убить меня?! А?
— Нет, вы меня не поняли, господин Миллер. Я никому ничего не поручал. Когда я понял, что вы не те, за кого себя выдаете, что вы проникли в мой дом обманом... я оскорбился!
— И когда же именно вы это поняли?
— Позавчера. После первой вашей... гм... беседы с портретом. Антон, который видел вас, пришел ко мне ночью и все рассказал. Он был в жутком беспокойстве. Он суеверен, иногда даже слишком. Между прочим, он очень хорошо относился к То... к Антонине, но только до того... до одного происшествия, вам ни к чему это знать... После него он был убежден, что она уже не она, а нечисть в ее обличье.
— Сам он нечисть в обличье! — не выдержала Юля.
— Так вот, я просто позволил событиям развиваться... Не мешал... У меня не было никаких дел в эти два дня, признаюсь вам честно. Но оставшись, я вынужден был бы защитить вас, а мне не хотелось этого делать: я не люблю тех, кто меня обманывает...
— Плохо же приходится тем, кого вы не любите... какой вы все-таки... — Евгений запнулся, подбирая выражение покрепче.
— Давайте обойдемся без взаимных резкостей, прошу вас! — остановил его Горвич. — Тем более, что вы опять не правы: я знал, что Антон будет следить за вами, это так. Но я знал также, что пока вы не проявите свой грязный замысел еще раз, он будет только следить, не более. Убить он вас мог только на месте преступления...
— «Убить», «грязный замысел», «преступление»... Черт бы вас подрал, граф. Если вы утверждаете, что не верите в сверхъестественное — в чем заключается мое преступление? Ради чего вы готовы были убить меня? Из-за мистического подозрения? Что предосудительного вы нашли в моих «беседах с портретом», как вы выразились? Что?! Согласен, это может выглядеть как блажь или ненормальность — но никак не повод для убийства!
— Я же уже сказал вам: я был оскорблен вашим обманом...
— Если вы были оскорблены, то могли бы сказать мне об этом прямо, привести как доказательство мое странное поведение и вышвырнуть нас обоих из дома. Это было бы естественно! Но не трусливо убегать, предоставляя суеверному слуге действовать согласно его разумению! Ведь вы разделяете его суеверия, хотя стыдитесь и боитесь в этом признаться! — Евгений повернулся к Юле: — Как ты там говоришь по этому поводу?