Александр Плотников - Коридор
– В этом нет ничего странного, – прервала его Мелен, – ведь она и сама немного того.
– Мне тоже сначала так показалось, но она очень напомнила мне одного человека. Да и меня она вроде узнала, – Карл опять не знал, что говорить. Сказать правду казалось таким абсурдом, который мог только все усугубить.
– В общем, это она рассказала о Жоме.
– Что именно она тебе рассказала?
– Собственно говоря, ничего определенного. Она только сказала, что он единственный, кто может помочь мне, а когда узнала, куда я иду, добавила, что ты нас можешь свести, потому как вы знакомы.
– Вот старая корова… В чем? В чем он тебе может помочь?
– Поговори сперва с ней, тогда мне проще будет все объяснить. Я ведь могу только догадываться, что случилось на самом деле… Но все это так абсурдно, что, боюсь, ты мне не поверишь и сочтешь полоумным.
– Ничего страшного, от этого твоей репутации не убудет. Давай рассказывай, или я пошла.
– Я настаиваю, чтобы ты сперва поговорила с Марией.
– Ты не в том положении, чтобы настаивать. Я уже говорила, что.
– Да, я знаю, жить мне осталось до вечера, – Карл перешел почти на крик. – Но ты можешь мне хоть раз поверить?! Если я, зная о своем будущем, только и прошу, что поговорить с одним-единственным человеком, от слов которого зависит моя жизнь. Я точно знаю, что ты причастна к тому, что произошло со мной месяц назад. Так что, как бы ты там не относилась к Карлу Маеру, ты просто обязана… слышишь, обязана поговорить с Марией.
Мелен сейчас чем-то напоминала посетителя «бродячего цирка уродцев», который, попав в него за символическую плату, увидел свинью с крыльями. Вот она бегает, довольно виляя хвостиком, потом порхает под куполом гигантского шатра. При желании можно подойти поближе, чтобы, почесав за ушком, услышать счастливое хрюканье. Но даже и сейчас вы не можете поверить своим глазам, несмотря на то, что это «чудовище», продолжая довольно сопеть, потирается о вашу ногу, словно домашняя кошка. Нет, это не может убедить вас в том, что все это происходит на самом деле. Потому что «СВИНЬИ НЕ ЛЕТАЮТ».
– Нет, этого не может быть. Все это полный бред.
Мелен повернулась и решительно пошла в сторону лестницы. Ее взгляд стал сосредоточенным и каким-то отрешенным – будто она мысленно улетела далеко-далеко из этого грязного, вонючего подвала. – «Неужели Жоме был прав, и КОРИДОР действительно существует!?»
– Так ты поговоришь с ней? – с последней надеждой прокричал Карл.
– Я подумаю.
– У меня нет времени ждать, пока ты будешь думать.
– Прекрати устраивать истерики. Если я сказала, что подумаю, значит, подумаю. А своими воплями ты ничего не изменишь.
На самом деле Карл мог отдать руку на отсечение, что в своих суждениях Мелен была менее категорична, нежели пыталась показать на деле. Но ее умение скрывать эмоции заставляло сомневаться в собственной убежденности.
– Это все равно ничего не значит. Я никогда не поверю ни единому твоему слову, и Мария тебе не поможет,– Мелен остановилась, еще раз что-то обдумывая. – А как ты в таком случае объяснишь свою болтовню за столом по поводу англичан?
– Я очень, очень давно не пил, к тому же это лечение. – Он перевел дух, пытаясь собраться с мыслями. – А вчера я признаюсь. Да, напился как сапожник и всю вторую половину вечера помню с трудом. Из чего допускаю, что мог нести какую-то чушь. Но это было не нарочно. Да и вряд ли кто-то воспринял мои слова всерьез. Остальные ведь тоже были не лучше.
– Почему все мужики, когда приходит время отвечать за свои грязные проступки, всегда ссылаются на то, что слишком много выпили? Девушка забеременела. А ее суженый заявляет, что он был пьян и ничего не помнит. При этом обвиняя ее в измене и обрекая жить одну на пособие, – Мелен все так убедительно говорила, что Карл почувствовал себя в шкуре того негодяя, которого непонятно зачем привела она в пример. – Пришел муж пьяный домой, – не унималась она, – избил жену ни за что, а потом кается: «Извини, котик, я был пьян и ничего не помню». Каждый раз одно и то же. У вас, что, не хватает фантазии придумать что-то умнее?
– Но я действительно был сильно пьян.
Мелен застыла в какой-то странной позе прямо на пороге двери. В ее глазах снова читалась ненависть.
– Ладно, «дон Жуан», отсыпайся, чтобы потом не говорил, будто и сейчас пьяный и не отдаешь отчета в том, что говоришь. А я потом еще загляну.
Дверь хлопнула, и тут же погас свет, погрузив погреб в кромешную темноту. После недавних событий окружающая обстановка казалась очень зловещей, но заботило его другое. Мелен отсюда ушла разгневанной, и теперь в любой момент мог последовать приказ пустить его на удобрение местных виноградников. Тогда-то он, точно как в песне поется, «скоро станет молодым вином».
– «Что хотел, то и получил». – Карл вспомнил то, о чем думал, когда лежал в госпитале. – «Хорошие я связи наладил с местным Сопротивлением. Лучше и не придумаешь».
Тело потяжелело, и он почувствовал, как проваливается в небытие. Обычно человеку трудно ощутить грань между сном и явью, сейчас же все было иначе. Гипнотическая усталость, словно парализовав тело, не давала пошевелиться. Впрочем, ему и не особо хотелось, ведь за той гранью, что уже можно было ощутить, находилось спокойствие, тишина и, самое главное, избавление от жуткой головной боли, становившейся просто невыносимой.
* * *Он сидел в раскладном кресле под старой яблоней, что росла на их дачном участке под Выборгом, и наблюдал за тем, что происходит на улице. Там соседский пацан, которому было не больше шести лет, сидя на корточках, колотил по трупу задавленной на дороге кошки. Судя по всему, бедное животное совсем недавно отдало богу душу, потому как из ран продолжала сочиться кровь, увеличивая бурое пятно на пыльной поверхности дороги. – «Интересно, а почему я не заметил, как это произошло? Ведь уже давно здесь сижу. Странно…».
Между тем, малыш с усердием дятла продолжал долбить по голове мертвой твари, превращая ее содержимое в алое месиво. Наконец не выдержав, Андрей окликнул его, решив остановить это кровавое безумие.
– Что ты делаешь?
– Орехи колю, – малыш, довольно улыбнувшись, поднял вверх окровавленную палку. – На, попробуй. Они вкусные…
Запустив руку в раскуроченое чрево, он извлек кусок печени.
– Нет, спасибо, – поспешил отказаться Андрей.
– Ну и зря.
Малыш еще раз кивнул, угощая «деликатесом», после чего отправил содержимое руки себе в рот. К горлу подкатил ком. Андрей отвернулся в сторону, чтобы его не стошнило, и, к своему удивлению, вместо привычного пруда за оградой увидел открывшуюся панораму Лиговского проспекта. Ошибки быть не могло.
– «Вон и Мос-бан виднеется вдали».
– «Может, сбегать прогуляться, пока не проснулся? Ведь время есть». – Не торопясь поднявшись, он направился к забору. Но осуществить задуманное не удалось. Впереди возникла вспышка всепоглощающего белого света, который, двигаясь на него, пожирал все на своем пути. Пытаясь предотвратить неизбежное, он откинулся назад, но было уже слишком поздно.
* * *Слабый свет лампочки, развесив по стенам силуэты винных бочек, вырвал из приятного забвенья «прошлой жизни». Факт появления света свидетельствовал, что в скором времени предстояла встреча, которая ввиду последних событий вряд ли сулила ему что-то хорошее.
За дверью послышался шорох, и через несколько мгновений с тихим скрежетом открылось зарешеченное окно мышеловки. Данный пережиток прошлого был этаким средневековым глазком, продолжавшим служить по прямому назначению по сей день.
– Эй, кто там? Может, вы меня развяжете, а то рук совсем не чувствую.
«Гости» проигнорировали слова Карла, продолжая соблюдать тишину, нарушаемую лишь легким перешептыванием на непонятном для него французском. Они предусмотрительно не включили в коридоре свет, оставаясь неразличимыми, серыми тенями на темном фоне, так что все его попытки разглядеть что-либо так и остались тщетными.
– Принесите хотя бы воды, ужасно пить хочется.
Ответом на просьбу был скрежет закрывающегося окошка и выключение света. Голоса в коридоре сначала перешли на крик, а после того, как что-то разбилось, и вовсе cтихли.
– Спасибо за свет, он мне как раз сильно мешал. И за воду тоже спасибо. Чтоб вы там все сдохли! Сколько можно надо мной издеваться?
Карл дернулся, но от этого стало только хуже. Тупая боль ударила по рукам, впившись свербящим зудом в те места, где они были туго перевязаны веревкой. Неожиданно вместе с болью пришло спокойствие, которого он так ненадолго лишился. Благо, через несколько минут она отступила, растворившись где-то в свинцовой отечности рук.
– «Вот так гульнул. Такого застолья удалого у меня еще ни разу не было. И вряд ли когда-то будет. Впрочем, у меня теперь много чего не будет…».
