Сергей Артюхин - На прорыв времени! Российский спецназ против гитлеровцев
Бои становились все ожесточенней, но Леониду пока везло оставаться в живых. Сильно везло. В последний раз от его роты осталось хорошо если полтора взвода. Правда, последняя пара дней выдалась удивительно тихой, что не могло не радовать.
Как назло, солдат с гитарой начал напевать какую-то песню. С окончательно испорченным настроением, Васильев зашел в штаб.
— Товарищи командиры, можете садиться, — привычно начал зашедший в комнату полковник Гнатюк, окинув тяжелым взглядом окружающих. Леонид сел на облезлый табурет. — Согласно данным разведки немец собирается ударить вот здесь и вот здесь. — Гнатюк ткнул ручкой в карту.
Вообще-то это были совсем не немцы, а сборная Румынии и Венгрии, но кого волнуют такие мелочи?
— А что у нас здесь? Здесь у нас мы! Поэтому нас ждет очередной жаркий денек. «Язык», притащенный одной из РДГ, утверждает, что наступление начнется послезавтра. Но не удивлюсь, если эта скотина врет. Или просто не знает всей картины. Так что к обороне мы должны быть готовы сегодня. Я надеюсь, все это понимают? — Офицеры согласно закивали.
— Хорошо. Значит, план такой. Леонтьев и Васильев занимают позиции на вот этом холмике. Колевский прикрывает слева. Батальон Шимазина — справа. Сам распределишь, какая рота где. — Гнатюк посмотрел на комбата. Тот кивнул.
Васильев слушал продолжающееся совещание с какой-то отстраненностью. Дождавшись его окончания, он отправился к своей роте. Некоторое время спустя сидел в своем блиндаже, перечитывая письмо от сестры. Та писала, что у них в Рязани все хорошо. Спрашивала, как он тут, не ранило ли его. А Леонид почему-то никак не мог отогнать из мыслей образ бросающегося под немецкий танк солдатика с окровавленной головой.
Ровно двенадцать часов спустя капитан стрелял по венграм, лезущим со всех сторон. Правдами и неправдами раздобыв несколько запасных дисков к ППШ, Васильев был сейчас очень рад, что потратил на это столько времени и сил.
Начавшийся с артиллерийской подготовки бой то затихал, то разгорался с новой силой вот уже несколько часов. Позиции переходили из рук в руки по нескольку раз каждые полчаса.
— Капитан, спра… — Услышав резко оборвавшийся крик, Васильев упал. Развернувшись, он понял, почему крик оборвался. Кричавший солдат был насажен на штык. Сделавший это венгр уже пробирался по траншее дальше. За ним в траншею прыгало еще что-то около десятка солдат. Леонид чертыхнулся и, вскинув автомат, нажал на курок. Прозвучал щелчок и ничего больше. Последующие несколько нажатий привели к тому же результату. Выстрела не произошло. Матюгнувшись, капитан, пополз по траншее к трупу красноармейца, держащего в мертвых руках подсумок с гранатами. Свои капитан использовал еще в начале боя.
Аккуратно достав две гранаты, Васильев выглянул за поворот траншеи. Прямиком в его сторону направлялось несколько солдат. Одну за другой бросив в их сторону «лимонки» и дождавшись взрывов, Леонид подобрал винтовку и со штыком наперевес кинулся к месту прорыва. Один из солдат еще шевелился. Проткнув его штыком, капитан подобрал еще пару гранат. Осторожно приподнявшись, капитан увидел пробирающихся ко второй линии обороны венгерских солдат. Тщательно прицелившись, он выстрелил в ближайшего к себе противника, после чего упал на дно и приготовил гранату. Васильев уже собирался метнуть ее в венгров, когда к нему прилетела граната — точная копия той, что он держал в руках.
Время словно остановилось.
«Не успею». Капитану казалось, что он наклоняется к гранате невероятно медленно. Схватившись за ручку, он швырнул ее из траншеи. Взрыв произошел почти сразу же, убив набегающих солдат. Но капитан этого уже не видел. Последнее, что он помнил, был близкий взрыв гранаты. Потом сильный удар по голове, и наступила тьма. Сознание милосердно покинуло Леонида.
23 марта 1942 года, утро. Москва, Кремль.— Итак, наша дальняя авиация готова к удару?
— Да, товарищ Сталин, — главком ВВС Новиков ответил уверенно.
— И как ви оцэниваете возможную эффэктивност данной операции? — Акцент вождя проявился несколько сильнее, чем обычно.
— Очень высоко. И с точки зрения нанесения материального ущерба, и с точки зрения морального воздействия как на врага, так и на наши войска.
— Но ми все же рискуэм таким большим количеством самолетов. — Любовь Сталина к летчикам была общеизвестна.
— Ночных истребителей у Люфтваффе практически нет. А те, что есть, защищают Берлин. И благодаря этому большое количество самолетов является положительным фактором. К тому же эффект от такого массированного применения стратегической авиации будет гораздо большим, чем если ее применять разрозненно.
— Хорошо. Осталось выбрать из двух целей, да?
Новиков кивнул:
— Да, товарищ Сталин.
— Тогда, я полагаю, это будет вот это. — Сталин показал на карте. Новиков кивнул. — Подготовитэ приказ нашим доблестным авиаторам.
23 марта 1942 года, поздний вечер.Ночью с разных аэродромов начали подниматься многочисленные бомбардировщики Ил-4. Восемь месяцев чудовищного напряжения на авиастроительных заводах и не менее серьезных усилий по подготовке летчиков сделали этот вылет возможным. Ровно триста сорок девять самолетов держали курс на Пенемюнде. Каждый из них нес несколько бомб. Как фугасных, так и зажигательных — с фосфором и напалмом. Это будет воистину адская ночка для обитателей главного полигона Третьего рейха.
Майор Сергей Терентьев уверенно вел свой самолет сквозь тяжелые дождевые облака. Благодаря новому оборудованию это было не так уж и сложно. Как оно работало, Сергей так и не понял. Инструктировавший летчиков военинженер быстро пробарабанил что-то про очень короткие волны, зато долго и тщательно тренировал под приглядом особиста обращаться с самоликвидаторами, встроенными во все блоки. Главное — теперь пилот и штурман могли видеть и в темноте, и сквозь тучи соседние самолеты в строю, и очертания рек и озер на земле. Так что майор был уверен — через два часа восемь крупнокалиберных бомб, дремлющих за его спиной в бомбоотсеке, обрушатся точно на немецкие головы.
Все члены экипажа были напряжены. Их Пе-8 был одним из двадцати своих собратьев, несущих новый тип бомб. Что это за тип — а это были боеприпасы объемного взрыва, — майор представлял себе довольно смутно, все, что он знал, — что их очень сложно делать и что их пока очень мало. И что они значительно мощнее обычных.
Недалеко от цели идущие строем «пешки» и «ильюшины» обогнали еще одну большую группу тяжелых самолетов. Три сотни старых добрых ТБ-3 должны были сбросить свой бомбовой груз по целям, обозначенным первыми волнами.
Огромная армада шла на максимальной высоте и пока, судя по всему, замечена не была.
Адольф Штехер стоял в карауле. Его клонило в сон, но он мужественно держался. Потому как все знали: если заснешь на посту, а тебя поймают — отправят на фронт. А там идет такая мясорубка, выжить в которой представляется маловероятным исходом. Поэтому — не спать!
Но ничего не помогало. Выпитый перед дежурством шнапс сказался на солдате вермахта не слишком хорошим образом — Адольф уже начал дремать, когда ночную тишину разорвал вой сирен воздушной тревоги. Это помогло — желание поспать мгновенно исчезло. Штехер начал вглядываться в небо, по которому уже сновали лучи зенитных прожекторов. Естественно, советские самолеты он не увидел. Но жуткий звук падающих бомб узнал. И залег в небольшую ямку у дороги. На всякий случай, а то мало ли.
Последующий кошмар запомнился тезке Гитлера на всю оставшуюся жизнь. Даже много лет спустя он часто просыпался в холодном поту, видя во сне кошмарные картины Пенемюнде.
Первая волна самолетов сбросила вперемешку зажигательные и фугасные бомбы. Вторая волна — фугасные и объемного взрыва. Третья — снова зажигательные и фугасные.
Чудовищные взрывы и огромные пожары сливались в нечто, весьма похожее на филиал ада. И хотя «Огненного шторма» не получилось, ракетного центра Третьего рейха больше не существовало.
24 марта 1942 года. «Орлиное гнездо», Германия.— Мой фюрер, это было абсолютно невозможно предсказать! Канарис не сообщал нам о наличии у Советов такого количества тяжелых бомбардировщиков! — Геринг со злостью посмотрел на адмирала.
— Я не виноват, что вы неспособны обеспечить воздушную защиту Германии! — Канарис не собирался вот так просто брать на себя ответственность за уничтожение одной из главных надежд фюрера. После неудачи летней кампании тому показалось, что исправить ситуацию могут ракеты.
— Они атаковали более чем тысячью бомбардировщиков! — Рейхсмаршал, конечно, знал, что их было значительно меньше, но так это звучало гораздо убедительнее.