Кирилл Еськов - Америkа reload game (с редакционными примечаниями)
– Сейчас мы с вами двинемся к посту…
– Но Устав караульной службы запрещает приближаться…
– Не оборачиваться! Спокойно идите себе вперед, я рядом… А теперь скажите им что-нибудь.
Полковник молчал. Не от героизма, а от полного мозгового паралича.
– Ну скажите же им хоть что-нибудь, сэр! Ну хотя бы: «Прощайте ребята!»
– Прощайте, ребята!
Дистанция была – больше не сократишь, увы: часовые прокричали уже всё положенное насчет «Стой, кто идет?» – так что О’Хара просто сместился на шаг вправо, оказавшись точно за спиной полковника и, прикрываясь им как щитом, открыл по караулу огонь из двух револьверов, своего и трофейного. Со стрельбой у спецназовца дело обстояло не хуже, чем с рукопашным боем, так что «Прощайте, ребята!» оказалось вполне к месту. Не хуже обращались с оружием и его бойцы-тлинкиты, мгновенно очистившие из «калашниковых» площадь перед арсеналом от двух примерно десятков случившихся на ней англичан, по большей части даже и не вооруженных; не ушел никто. Лишь один из захваченных врасплох караульных успел перед смертью сделать ответный выстрел; пуля та угодила точнехонько в сердце полковника Сеймура, что было сейчас для него (и уж тем более для всего его аристократического семейства) как бы не наилучшим выходом из довольно-таки паскудной ситуации: «погиб в бою» – и дело с концом…
Выстрелы на арсенальной площади немедля отозвались винтовочным залпом у Водных ворот (оставленные там О’Харой два десятка спецназовцев – лучшие снайперы, из тех, что попадают навскидку в подброшенный камень – сняли всех, кто в этот момент маячил на стенах ближних бастионов) и беглым огнем внутри форта (это вторая колонна, под командой майора Злотникова, начала продвижение к главному офису Ост-Индской компании, методично зачищая всех, кто попался на глаза). Пока англичане приходили в себя и пытались разобраться, что к чему – а даже такой дисциплинированной армии, как британская, нужно на это некоторое время, – оба ключевых здания были захвачены: ворота арсенала аккуратно взорвали флегмитом, а вход в офис разворотили напрочь ракетой Константинова, пущенной в упор, метров с двадцати, с переносного станка, который спецназовцы смонтировали за считанные минуты под беспорядочным револьверным огнем из офисных окон (ракеты со станками и составляли содержимое тех загадочных ящиков). Отсутствие пушечной стрельбы ясно говорило о том, что батареи приречных бастионов если еще и не захвачены, то во всяком случае всецело заняты боем с атакующей их с тыла калифорнийской морской пехотой, так что Максудов приступил к ракетному обстрелу форта (по квадратам, не ожидая целеуказания со стен), одновременно начав частичную высадку экипажей – прежде всего канониров для захваченных орудий. Словом, все цели первого этапа штурма, прописанные в первоначальном плане, были вроде как уже достигнуты, и наличествовал уже тот самый «эндшпиль при лишней фигуре» (а то и двух)…Только вот война – это не совсем шахматы. В шахматах вы не рискуете, например, обнаружить, что у противника на доске вдвое больше фигур, чем было на предыдущем записанном ходу, в том числе – три ладьи… А именно это и случилось в то сентябрьское утро с генералом Евдокимовым: водрузив над главным офисом Ост-Индской компании Андреевский флаг, он вдруг осознал себя тем самым мужиком из сказки, что успешно «поймал медведя». По собственным его словам, «Предпринятый нами захват крепости Форт-Уильям оказалась на поверку не авантюрой, как полагали многие, а – совершенным безумием. И вот как Бог свят: знай я правду о составе тамошнего гарнизона, количественном и качественном, я в тот же миг свернул бы операцию и скомандовал отход – на любой стадии, хоть бы и с самого уже Калькуттского рейда!» – а такое признание постфактум из уст «Генерала-берсерка» дорогого стоит… (Кстати, то прилипшее к Евдокимову прозвище имеет не местное, а импортное происхождение: его пустила в ход, описывая Калькуттское сражение, одна из парижских газет: «Какой чин следует в армии Русской Америки за генерал-майором? – Генерал-берсерк!»)Евдокимов пишет далее, что когда он осознал – во чтО они вляпались (численность гарнизона оказалась едва ли не вдвое больше, а доля англичан в нем – почти вдвое выше, чем значилось в предвоенной разведсводке), первой пришедшей ему в голову мыслью было: британская разведка просто-напросто заманила их в ловушку, подкинув через службу Володихиных дезу о слабой защищенности Калькутты – после чего добавляет пару-тройку крепких солдатских выражений по адресу компанейских разведслужб… Справедливость требует, однако, признать, что в этих своих претензиях калькуттский герой неправ: разведка Володихиных работала вполне качественно – просто ситуация в Бенгалии менялась слишком быстро (опасность мятежа стремительно росла – откуда и усиление столичного гарнизона), а собранные разведданные – как обычно, увы – доходили до адресата с опозданием.На принятие решения генералу были отпущены минуты. Можно было, пользуясь ошеломлением противника, немедля уносить ноги – сделав вид, будто тот Андреевский флаг над Калькуттой и есть достигнутая цель похода; при посадке на корабли наверняка начался бы нарастающий бардак с мясорубкой, пришлось бы отрядить невозвратимый заслон, прикрывающий отход основных сил, etcetera – но бОльшую часть десанта, вероятно, все же удалось бы спасти. Или – опять же, пользуясь ошеломлением противника – блефовать: продолжать наступать, не давая британцам ни минуты передышки и не позволяя им осознать толком, насколько, в сущности, слабы атакующие; Евдокимов выбрал второе – и попал в итоге как образец для подражания на страницы сочинений об искусстве войны и в курсы военных академий.Заметим, что амплуа, в коем Евдокимов фигурирует в тех сочинениях и курсах, вряд ли пришлось бы по вкусу ему самому. Он действительно был атакующий, агрессивный генерал, стремительный в решениях и действиях – но главной, фирменной, чертой боевого почерка этого несравненного мастера маневренной войны была общеизвестная его неприязнь к лобовым атакам. В войсках всем была памятна история времен Никарагуанской кампании, когда некий юный лейтенант проявил инициативу и героически захватил важную высоту, невзирая на собственное ранение и потерю бОльшей части личного состава, и услыхал вместо благодарности: «В следующий раз за такой штурм я вас расстреляю за сараем. Зарубите себе на носу, лейтенант: пехоту нельзя гнать в лоб, без артподдержки, на укрепленные позиции – она от этого портится!» В Калькуттском же сражении генерал, будучи лишен свободы маневра (как в переносном, так и в прямом смысле) принужден был добывать победу именно в непрерывных фронтальных атаках со столь ненавистными ему разменами фигур. Тот умиляющий публику эпизод, когда в критический момент сражения Евдокимов лично водил своих морпехов в штыковые (не получив при этом ни единой царапины – что, впрочем, неудивительно, ведь берсерков не берет железо …) сам он оценивает совершенно иначе: «Не генеральское это дело – в чужих солдат штыком тыкать! Профнепригодность, вообще-то…»Главные события развернулись вокруг захваченного спецназом здания арсенала. Принявший командование гарнизоном майор Хейтон приказал «отбить арсенал немедля, любой ценой» – и приказ этот, похоже, стал для англичан роковым: начатый второпях, без должной подготовки, безрезультатный штурм, в котором полегло почти две сотни солдат и полтора десятка офицеров, подорвал общий боевой дух настолько, что идти на повторный приступ отказались не только сипаи Компании, но и Йоркширский полк Королевских вооруженных сил. Пытаясь вдохнуть в йоркширцев утраченную отвагу, Хейтон сам пошел в атаку в первых рядах – и был буквально разорван на куски одной из флегмитовых ручных гранат, которыми щедро осыпали врага обороняющиеся. (В ближнем бою гранаты те оказались поистине ужасающим оружием. То же можно сказать и о револьверах – ими у калифорнийцев, в отличие от англичан, был вооружен не только офицерский, но и рядовой состав: пятизарядные «калашниковы» со съемным барабаном и 220-миллиметровым стволом обеспечивали на пятидесятиметровой дистанции небывалую интенсивность огня при вполне приемлемой точности – а бОльшая дальность в уличном бою и не требуется…) Именно в этот момент и последовала отчаянная контратака прорвавшихся на выручку к спецназовцам О’Хары морпехов под командой самогО Евдокимова; не выдержав штыковой, лишившиеся командира британцы дрогнули и начали беспорядочный отход в направлении казарм.Тщетно пытаясь прикрыть то отступление, возглавивший оборону (да-да, именно – оборону!..) капитан Кроуфорд выложил на стол свой туз-из-рукава: батальон гуркхов. Маленькие неустрашимые горцы пошли вперед со своим кличем «Jai Mahakali, Ayo Gorkhali!» («Слава Великой Кали, гуркхи идут!») – но путь им заступил тлинкитский батальон капитана Риттельмейера. Бог его знает, каким нюхом они почуяли друг друга, но что почуяли – факт. Огнестрельным оружием не воспользовались ни те ни другие (вроде как – неспортивно …), и сразу сошлись в рукопашной. Европейского образца мундиры никого не могли тут ввести в заблуждение: это бой между древними племенами, по правилам вполне палеолитическим, когда войны велись на уничтожение – и никак иначе… Гуркхи полегли там все до единого, не отступив ни на шаг; тлинкитов уцелела горстка – они сейчас громкими криками «Gwi! Gwi!» благодарили за дарованную победу своего божественного прародителя, Ворона Йэла.Почему-то именно поражение гуркхов в том поединке психологически добило англичан. Плюс к тому – из-за потери арсенала начал уже сказываться вполне реальный недостаток боеприпасов, а продолжающие падать на расположение бриттов ракеты, запускаемые с переносных станков, тоже не добавляли бодрости. Когда же блефующий напропалую Евдокимов бросил в бой последний-распоследний свой резерв (три десятка выклянченных у Максудова морячков, которые, просочившись вдоль крепостной стены, обозначили атаку на дальние от реки, находящиеся в тылу у англичан, ворота Святого Георга), и кто-то там, как водится в таких случаях, в панике заорал «Отрезали!! Окружают!!!», у Кроуфорда вдруг сдали нервы и он отдал вполне абсурдный приказ: идти на прорыв, пробиваясь из крепости – «этой мышеловки» – наружу. Сие и было им успешно исполнено – ибо никому, конечно, и в голову не пришло ему в том препятствовать…А если кто скажет «бегство с поля боя» – никак нет: это действительно был «прорыв из окружения»! Во всяком случае, британский трибунал, разбиравшийся позже в причинах того калькуттского позорища, конкретно Кроуфорда счел именно дураком, а не трусом или изменником – и, надо думать, имел к тому основания.
16«Тогда считать мы стали раны» – а посчитать там было чего…Евдокимов лишь зубами скрипнул, получив сводку: полегла треть десанта – 167 убитых, 312 раненых, почти сотня из них безнадежны; то, что англичане, даже обороняясь, умудрились потерять почти вдвое больше, служило довольно слабым утешением. Ни в одной из прошлых своих операций (и, добавим, ни в одной из будущих) он и близко не допускал такого процента потерь личного состава; если бы ему сейчас сказали, что вот, «По достоверной информации, извлеченной из хрустального шара, в войсках его отныне станут величать исключительно “Калькуттским мясником” » – воспринял бы как должное. Всё-таки партизанские командиры и офицеры коммандос (как он начинал в Никарагуа – таким по сути и остался) органически не способны относиться к своим бойцам как к расходному материалу – и это, при любых их талантах, напрочь закрывает им путь к вершинам военной карьеры…Генерал находился сейчас в здании арсенала, где на ложе из сдвинутых оружейных ящиков умирал его любимец Шон О’Хара. Удержавший арсенал Второй Тлинкитский понес чудовищные потери (младший комсостав был выбит практически весь), но майор оставался невредим почти до самого конца сражения, когда его нашла-таки пуля английского снайпера – вошла под правую ключицу, вышла из-под лопатки. Ирландец был в сознании и даже пытался шутить («Вы, никак, опять остались без нашивки за ранение, мой генерал? Экая незадача…»), но доктор Вернер в ответ на немой вопрос Евдокимова весьма выразительно показал глазами ввысь. А тут еще объявился сержант-тлинкит Вушкитаан, бесцеремонно влекущий за собой печального человечка в сутане и широкополой шляпе: он, вишь ты, сумел отыскать среди пленных настоящего католического шамана, Патер-Брауна – чтобы тот должным образом проводил великого воина Шона в Страну песчаных холмов; индеец был до того горд своей находкой, что у Евдокимова не хватило духа его выбранить… Генерал саморучно прикрепил к окровавленному мундиру О’Хары «Николу с мечами» – свой собственный, со свежей вмятиной от пули – и осторожно передвинул руку умирающего так, чтобы тот смог сам ощутить под пальцами колкий металл орденской звезды: «Спасибо тебе, Шон! Кабы не ты, нас бы тут точно всех прикопали…» – «Это… хорошая смерть… мой генерал… правильная…»Всю эту мужественную скорбь вполголоса разом развеял победительно-бестактный майор Злотников – шкафчик семь-на-восемь, помавающий трофейной бутылкой темного стекла: «Глянь, чего я в ихней конторе надыбал, Шон! Ты не гляди, что початая – зато из личных запасов вице-короля Индии, или как его там!» – и, воспользовавшись общим замешательством, склонился над умирающим и дал тому отхлебнуть, снисходительно пояснив: «Единственное, что может спасти смертельно раненого ирландца – это хар-роший глоток вискаря!» Доктор дернулся было вмешаться, но лишь рукой махнул – а, чего там, хуже уже не будет… По прошествии же пары секунд О’Хара с чувством выдохнул: «Божественно!», сделал попытку приподняться на локте и, обведя взглядом скорбящих, постановил: «Вы чего, решили – я так и отчалю, не допивши Это? Не дождетесь!»Последовала немая сцена. Патер Браун со свойственной ему проницательностью заметил, что его услуги тут, похоже, пока не требуются, и молиться следует не за упокой, а за здравие. Генерал вновь вопросительно глянул на доктора, тот вновь возвел очи горе и глубокомысленно заключил, что «мобилизация сил организма дает иногда удивительные результаты», а вообще всё в руце Господней… «Что-то я в толк не возьму, – раздраженно наморщился Евдокимов, – вы, доктор, что – сан принимать собрались, и тренируетесь?.. А коли нет – так оставьте “руку Господню” профессионалам, – (кивок в сторону патера), – а сами извольте заниматься своим прямым делом! А не стоять перед раненым, разглядывая потолок – вам на том потолке, что ль, Господь пишет послания: безнадежен, нет?»Тут как раз генерала кликнули наружу по делу, не терпящему отлагательства: среди клерков, захваченных в здании штаб-квартиры Ост-Индской компании, обнаружился Джеймс Рамсей, маркиз Далхаузи – генерал-губернатор Индии, собственной персоной… Маркиз, похоже, надеялся сойти за рядового столоначальника, но был узнан людьми из разведслужбы, потрошащими сейчас тот офис.
– …И как результаты?
