Борис Батыршин - Дорога за горизонт
– Отец сейчас в Александрии. Там у него знакомый, немецкий археолог – смотритель собрания тамошнего правителя.
– Хедива? – лениво осведомился Игнациус. – Это которому англичашки в запрошлый год помогли раздолбить мятежников? Вроде, «Сьюперб» с «Инвисиблем» по берегу главным калибром садили? Представляю, что осталось от этого «собрания» – после таких-то бомб…
– Да всё там цело. – отозвался Иван. – Видел я Александрию – ни одного разрушенного дома. А собрание вообще в подземелье дворца, я сам там был.
В подземелье? Настоящем? – завистливо ахнул Воленька. – А мумии видел? Высушенные, про которые в учебнике?
– А я слышал забавную историю о мумиях. – встрял в разговор Георгий. Второй сын Государя Императора Всероссийского валялся на песке полуголый, подстелив под себя голландку, и наслаждался жарким июньским деньком.
– Один генерал-адъютант рара, князь… в общем, один генерал, как раз тогда побывал в Египте – состоял, во время кампании при штабе адмирала Сеймура. И когда всё закончилось, поднялся с группой англичан по Нилу, до самого Асуана – и купил там голову самой настоящей мумии. Ему наплели, что это голова немыслимой красавицы принцессы, фараоновой дочери, которая, будто бы, жила четыре с половиной тысячи лет назад. Генерал поверил и выложил за ссохшуюся дрянь триста пятьдесят рублей серебром.
– Так много? – поразился Воленька. – За вяленую голову? Это же…
– А что вы хотели? Все же четыре с половиной десятка веков, это вам не жук чихнул. – рассудительно заметил Георгий. Молодой человек был неизменно вежлив с однокашниками, обращаясь ко всем, исключительно на «вы». Ваня подозревал, что делает он это для того, чтобы избавить товарищей от неловкости; не могли же те «тыкать» царскому сыну?
– Так вот, – слегка кашлянув продолжал Георгий. – Генерал вернулся в Россию на коммерческом пароходе, как обычный пассажир. И представьте, имел по поводу своего приобретения немалые хлопоты с одесской таможней. Там никак не могли взять в толк, под какую статью тарифа «сию часть мертвого тела» подвести. Дальше – больше; вмешалась одесская полиция, и у генерала потребовали разъяснений, откуда он «сию мертвую голову» получил и не кроется ли тут убийства? Так бы и терзали его, если бы рара… пока из Петербурга не пришёл приказ оставить генерала в покое. И что бы вы думали? Пока тянулось всё это крючкотворство, голову, хранившуюся в таможенной конторе, сожрали крысы!
Мальчишки засмеялись, да так заливисто, что их немедленно окликнули со шлюпки:
– Эй, на берегу! Игнациус, Семёнов! Хватит ржать, давайте сюда, и извольте поторопиться! А то наш графочка уже посинел от холода!
Иван тяжко вздохнул, поднялся с песка и принялся стаскивать штаны.
* * *Житья нет от угольной пыли! Она вездесуща: палубы и надстройки покрыты отвратной смесью сырости и чёрного налёта; она облипала лицо, набивалась в волосы, хрустела на зубах. Пыль сводила Воленьку с ума – а погрузка только началась!
Машинная команда «Дождя» закончила перебирать холодильники к вечеру, когда мальчики уже вернулись с берега. Никонов объявил, что назавтра отряд покидает рейд, и лейтенант Константинов велел дополнительно принять с «Вайткуле» уголь. И на следующий день, с утра, между судами засновали шлюпки: полуголые матросы, выстроившись в цепочку, подавали мешки с углём, опорожняя их в коффердамы. Канонерка стремительно теряла нарядный вид; Воленька подозревал, что разгром на палубе продлится, самое меньшее, до вечера. А за погрузкой неизбежно последует приборка. Юноша тоскливо озирался, прикидывая, куда бы спрятаться – иначе боцман и для него отыщет занятие по вкусу. По своему, боцманскому вкусу, разумеется.
Гардемарины, выполнявшие задачи связистов, обычно бывали избавлены от прелестей угольной погрузки. Никонов, оценивший преимущества радиосвязи, разогнал мальчиков по судам отряда, и теперь сигнальщики махали флажками лишь для виду – переговоры шли в эфире. Георгий обеспечивал связью «Дождь»; Воленька, не успевший освоить премудрости каналов и частот, валял дурака, а Николка отправился на миноноску. Ивану достался «Вайткуле» – гардемарин Семёнов только что передал, что на транспорте готовы принять на борт очередную партию мин.
Никонов не хотел перевозить мины на палубе канонерки. Ещё меньше к этому приспособлена бывшая «Коноплянка»; конечно, мины не несли положенных десятипудовых пироксилиновых зарядов, замененных по случаю испытаний песком по весу, но размах качки вполне мог сорвать деликатный груз со стопоров. Так что мины было велено сдать обратно на транспорт. Миноноске оказалось проще – она шустро подбежала к «Вайткуле», отшвартовалась у борта, и грузовая стрела быстро перекидала железные конусы на палубу транспорта. На «Дожде» всё ещё возились с холодильниками; канонерка не могла дать ход, и пришлось, проклиная всё на свете, перегружать мины сначала на барказ, а уже с него передавать на пароход.
Как раз этим сейчас и занимались; Никонов с озабоченным видом ходил вдоль ряда мин Герца на деревянных поддонах; те, как пасхальные яйца на подставке, сидели на выпуклом чугунном основании – якоре. Чтобы передать мину на барказ, нужно зацепить её талью[47], поднять, аккуратно перенести и поставить на настил.
Барказ, вставший у левой раковины[48] канонерки, являл собой довольно нелепое сооружение: большая гребная шлюпка и паровой катер, сцепленные на манер катамарана. Из тонкой, закопченной трубы катера вьется лёгкий дымок; возле масляно отсвечивающего кожуха машины возятся двое полуголых, в саже и жирной смазке, механиков. Поперёк барказа поперечные брусья – бимсы, скрепляющие всю конструкцию; на брусья уложен дощатый настил. На корме высится грузовая стрела в форме буквы «Л» с талью и ручной лебёдкой. С этой стрелы и ставят подводные снаряды – она выдерживает мину Герца вместе с чугунным якорем. Это судёнышко было построено специально для постановки мин; иногда оно использовалось для водолазных работ.
Увидав Никонова, прохаживающегося по дощатому кормовому слипу, Воленька приблизился. Он был взят в Особый отряд за знание фотографии, но здесь увлёкся минным делом – и теперь пользовался случаем, чтобы набраться практического опыта. Гардемарин надеялся остаться на «Дожде» на всю практику – живое, интересное дело, а не нудное сидение на обсервационной барже!
Старший брат Воленьки, лейтенант Василий Васильевич Игнациус[49], служивший на Тихом Океане, на клипере «Вестник», тоже был минёром, и даже успел покомандовать миноносками «Курица» и Ястреб». Воленька, обожавший старшего брата, собирался идти по его стопам.
Дело не ладилось. У минного барказа обнаружились неполадки с машиной, и он уже добрых полтора часа болтался рядом с канонеркой. Помочь им ничем не могли – инженер-механик «Дождя» уже сутки не вылезал из кочегарки, а командовавший передачей мин лейтенант Шамов, как назло, сильно поранил руку. Мины надо было перегружать, уголь – принимать; рабочих рук отчаянно не хватало, но Никонов не стал пристраивать бездельничающего гардемарина Игнациуса к полезному делу, а принялся рассказывать о своих драгоценных минах.
На корме «Дождя», на временном дощатом слипе, выстроились три мины; остальные уже были на барказе или на «Вайткуле». Никонов провёл пальцем по тросовому плетению стопора, подёргал сосновый брусок-подпорку, и выжидающе глянул на Воленьку. Тот понял намёк – подошёл, проверил узлы, убедился, что мина крепко держится поверх якорного «блина». Дело было важное – якорь мины должен быть надёжно принайтовлен; стоит ему слететь при подъёме, и многопудовый чугунный блин, рухнув в воду, сорвёт с петель вьюшку, закреплённую в нижней части мины.
– В мине системы Герца, как и в системе Нобеля, длину минрепа устанавливают вручную. А в новой конструкции… – Никонов говорил тихо, будто не объяснял, а отвечал урок:
– … в новой конструкции применён штерто-грузовой метод. Вы, надеюсь, уже знаете, что это такое?
Конструкции гальваноударных мин в училище еще не проходили; ни принятых на флоте системах Герца и Нобеля, ни более ранней, времён турецкой войны, мины Якоби. Но за время пребывания на «Особом отряде», Воленька успел поинтересоваться и старыми системами, и новинками – и теперь спешил блеснуть знаниями.
– Так точно, господин капитан второго ранга! При использовании этого ме… простите, метода лейтенанта Азарова[50], вьюшка с минрепом крепится не на корпусе мины, а на якоре, и оснащается стопором, состоящим из щеколды и штерта с грузом. Когда мину сбрасывают за борт, она остаётся на плаву. Штерт под действием груза оттягивает щеколду, позволяя минрепу сматываться с вьюшки. Якорь тонет, разматывая минреп; груз на штерте касается дна раньше его, – тогда натяжение ослабевает, и щеколда стопорит вьюшку. Якорь тем временем продолжает тонуть, увлекая мину на глубину, которая соответствует длине штерта с грузом. А её можно установить заранее, на палубе – и никакие промеры не нужны!
