Алексей Волков - Русский фронтир
– Эх, – пренебрежительно заметил Григорий, оставшись таким образом в полном одиночестве.
Он осторожно потормошил монаха за плечо. Потом проделал то же самое, но более энергично. Никакой реакции не последовало.
– Эх, как разморило человека! – вздохнул отец Григорий. – И с чего бы?
Последнее прозвучало на редкость простодушно. Сам-то Григорий чувствовал себя весьма бодро и действительно не мог понять: почему вдруг ослаб собеседник?
В углу стола стояла наполовину опорожненная четверть, и сохранившаяся часть ее содержимого звала к продолжению беседы. Только беседовать было не с кем.
Григорий посмотрел за окно. Нет ли кого проходящего мимо?
За окном царила такая плотная тьма, что разглядеть хоть что-нибудь оказалось невозможным. Да и кому там ходить, когда все вокруг ложатся с заходом солнца?
– Грехи наши тяжкие! – пробормотал батюшка, плавно соскальзывая в сон.
7
Тьма была не настолько непроглядной, если смотреть не через затянутое слюдой окно. Небо было безоблачным, помимо звезд светила половинка растущей луны, и в ее сиянии степь казалась отнюдь не сплошным черным пятном. Отдельные места скрывались в тени, зато другие казались обманчиво видимыми. Именно обманчиво, ибо даже простое колебание травы порою казалось чем-то иным, зловещим.
Станица спала, как заснул наконец и отец Григорий. Здесь же, почти на вершине холма, возвышающегося над окрестностями, продолжалась жизнь. Она была предельно тихой, практически не проявляла себя в движениях и все-таки не имела ничего общего с сонным царством. Скорее она была подобна жизни хищника, притаившегося в засаде. Вроде бы стоят неподвижно кусты, неподвижно тело, однако стоит появиться добыче – и мгновенно следует стремительный бросок.
Тут была не засада, однако общий смысл действа был таков же. Просто дежуривший в данный момент Петр Семилетов неподвижно лежал чуть пониже гребня холма и всматривался в бескрайнюю степь, пытаясь заметить, не идет ли по ней кто нежелательный.
Ночь была гораздо ближе к утру, чем к вечеру, и иногда казак ловил себя на том, что глаза пытаются закрыться, сознание исподволь хочет покинуть тело, скользнуть в крепкие объятия сна. Тогда приходилось тереть веки рукой, изредка – щипать себя, пытаясь взбодриться. Лучше было бы хоть ненадолго подняться и энергичными движениями прогнать сонливость прочь, но только тогда получится, будто и не в секрете находится казак, а так, отдыхает ночной порой.
По ощущениям время вплотную двигалось к смене. Петр перевел взгляд на небо, оценил положение луны и убедился: осталось совсем немного. Даже меньше часа. А там – разбудить Луку, спящего на другой стороне холма, самому же спокойно завалиться на его место – уже до рассвета.
Глаза не лучший союзник ночью. Даже такой, когда им помогает луна. Намного раньше, чем Петр что-то заметил, он услышал отдаленное ржание лошади.
Или померещилось?
Казак приложил ухо к земле. Похоже, кто-то двигался по степи, причем количество едущих было не столь малым.
А вот и они.
Вдалеке на освещенном участке темными точками показались всадники. Сосчитать точно было невозможно, однако их действительно было довольно много. А сотня или две-три – уже не играло столь большой разницы по сравнению с самим фактом появления.
Петр бесшумно, так что невозможно было бы расслышать, даже оказавшись вплотную, отполз заранее намеченной тропой туда, где в небольшом распадке на противоположном склоне спали товарищи по заставе. Еще ниже паслись стреноженные кони.
Сон казака чуток. Иначе с легкостью проспишь свою смерть.
– Пора?
Младший урядник Трезубов спросил тихо, но остальные приоткрыли глаза.
– Степан Григорьевич, там гости, – так же тихо отозвался Семилетов.
Никто не стал вскакивать на ноги и хвататься за оружие. Просто казаки бесшумно сдвинулись ближе к дозорному и замерли в ожидании.
– Большой отряд конных. Идут чуть правее нас, – прошептал Семилетов.
– Давай за мной.
Трезубов ловко пополз той же дорогой, которой перед этим полз Петр. Только в другую сторону. Старший заставы желал сам убедиться в правдивости полученных данных.
Оценка не заняла много времени. Все было ясно с первого взгляда. Масса конных стала ближе. Кроме того, она разделилась, направляясь уже не только вправо от необнаруженного секрета, но и влево.
– Петька со мной, остальные наметом по хуторам, – коротко распорядился Трезубов. – Поднимайте казаков. Я еще здесь понаблюдаю.
Трое из пяти дозорных исчезли у подножия холма. Вряд ли ночные налетчики смогли расслышать стук копыт, когда трое коней с места рванули в галоп. Движение большого отряда само по себе производит достаточно шума, чтобы расслышать происходящее на стороне.
Может, и проще было бы развести сигнальный костер, однако в этом случае налетчики бы немедленно поняли, что их обнаружили, и трудно сказать, какую тактику предпочел бы командир отряда. Если отход – еще куда ни шло, но он вполне мог бы ускорить движение в последней попытке успеть к станице раньше, чем казаки подготовятся к бою.
– Давай-ка и ты к коням. Будь готов, – шепнул Трезубов, вновь отправляясь на наблюдательный пункт.
Небо меж тем потихоньку начало сереть, предвещая короткий южный рассвет.
Только утро на этот раз не несло ничего доброго. Так частенько бывает по утрам…
8
– Сполох!
Протяжный громкий крик вывел отца Григория из забытья.
Батюшка помотал головой, пытаясь понять, не померещилось ли ему, не является ли голос отзвуком какого-нибудь кошмара?
Крик повторился, и почти сразу где-то неподалеку скрипнула дверь, и с улицы послышался тревожный ответный голос.
На продолжение сна это явно не походило.
– Доминик! Сполох! – Григорий потряс оппонента, мирно расположившего голову на столе.
– А? – На этот раз монах выпрямился и открыл глаза.
Вид у него был помятый, даже толком протрезветь Доминик не успел, однако то, что он сумел вырваться из объятий сна, уже говорило о многом.
– Сполох! – Священник поднялся, прислушиваясь к происходящему снаружи.
Судя по звукам, там уже кипела жизнь. Отовсюду выскакивали казаки, старались уточнить причину, а кое-кто уже несся к конюшням, чтобы скорее оседлать скакуна.
– Что есть сполох? – вопросил на этом фоне Доминик.
– Ну, тревога, – пояснил Григорий.
– Почему тревога? – очумело переспросил монах.
– Пока не знаю. Но, может, нападение?
Батюшка не являлся казаком, однако долгая жизнь в станицах приучила его к самым разным оборотам жизни.
Станичная церковь еще не имела колоколов, и вместо их протяжного набата теперь звучало било от правления.
– Ох! – Доминик попытался встать и схватился за голову.
Но подобная болезнь была легко излечима.
Отец Григорий щедро плеснул в глиняные стаканы жидкости из заветной бутыли.
– Я не могу! – простонал Доминик.
– Надо, – сурово ответил Григорий.
– Но…
– Выпей, и все как рукой снимет!
Священник показал пример, опрокинув содержимое своего стакана в рот и нашаривая на столе какую-нибудь закуску.
Монах страдальчески сморщился, понюхал, а потом заткнул нос и все же выпил лекарство.
Дыхание у него перехватило, на глазах выступили слезы, но заботливая крепкая рука Григория уже протягивала конкуренту полную ложку квашеной капусты. И не столь важно было, что капуста явно была подпорченной, главное – она могла на какое-то время перебить суровый дух самогона, а там уже организм как-нибудь сам справится с двойной напастью. До тех пор, пока клин не будет вышиблен клином и не подействует суровое лекарство.
– Пошли.
Дожидаться излечения отец Григорий не стал. Он потянул Доминика на улицу, и последний не стал сопротивляться.
Сразу за плетнем священнослужители едва не поплатились за проявленное любопытство. Мимо них наметом промчался куда-то в степь казачий разъезд, и было чудом, что двое извечных спорщиков как-то сумели разминуться с конями. А вот окликнуть и спросить, в чем причина тревоги, не получилось.
Станица кипела. Вряд ли процесс улучшения самочувствия занял много времени. Просто казаки привыкли к беспокойной жизни настолько, что она давно стала их сущностью. Теперь все они с конями и при оружии спокойно ждали повелений атамана. Раз до нападения осталось какое-то время, лучше воспользоваться случаем и встретить врага организованно.
Подошедших священников немедленно ввели в курс дела. Ровно настолько, насколько знали сами. Иными словами, на уровне известия о неведомом отряде. Любому было понятно: ночью конные с добром не ходят, и оставалось лишь уточнить, желают неизвестные просочиться мимо, чтобы затем погулять по всей территории, или же избрали целью казачью станицу?
Каждый казак понимал: они здорово успели насолить обосновавшемуся в Североамериканских Штатах разнообразному ворью, привыкшему повсюду грабить как у себя дома, и те вполне могут попробовать отомстить за свой прерванный беспредел. Об этом же недавно предупреждал Сысоев. В той степени, в какой его подчиненные нуждались в предупреждениях.
