Андрей Посняков - Щит на вратах

— Постоялый двор Филофея Мамоны? — блеющим козлиным голоском переспросил нищий — неприятного вида старик, беззубый, тощий и грязный, с волосами, сбившимися в плотный колтун. — А за-че-е-ем вам туда-а-а? Вы, ве-е-ерно, приезжие?

— Да, сугдейцы.

— О, Сугдея, Сугдея. — Старик мечтательно закатил глаза. — Там, наве-е-ерное, много хорошеньких славянских девок? Таких бе-е-еленьких, пухлозадых…

Старик подобрался, в ужасе взглянув на ворота, откуда вдруг показался небольшой хорошо вооруженный отряд воинов, направившийся в гавань быстрым, решительным шагом.

— Ой, нехорошо, — убегая, проблеял нищий. — Видно, опять облава.

Троица «компаньонов» озадаченно застыла на середине дороги.

— Не слушайте вы его, — подойдя, сказала красивая молодая девка, смуглявая, с напомаженным ртом и выбеленными, тщательно завитыми локонами, картинно падающими на лоб. Из одежды на ней был лишь короткий хитон до колен, почти не закрывающий грудь. Впрочем, груди-то как раз и не было!

— Так ты парень? — удивился князь.

— Ну да. — Незнакомец усмехнулся.

— Ты что-то сказал про старика?

— Про какого старика? А, Андромидис. Трус, каких мало. — Юноша проводил взглядом прошагавших мимо воинов и понизил голос: — Вы интересовались заведением Феофила Мамоны? Думаете, вам скажут?

— А ты, я вижу, знаешь, где это? — внезапно рассердился Ирландец, крепко схватив парня за плечо. — А ну, веди!

— Эй, полегче! Полегче, — вырвался незнакомец.

— Пусти его, Конх, — приказал князь и вытащил золотой солид с портретом императора Михаила Исавра. — Так ты и в самом деле знаешь, где тот постоялый двор?

— Ну, у него не совсем постоялый двор… но что-то вроде. — Солид исчез в складках туники. — Сейчас за воротами увидите улицу — на ней свернете налево, затем направо, увидите где — там большая площадь, форум Быка. От него все прямо и прямо, через форум Аркадия, до самой стены Константина. Потом по дороге к воротам Силиври. И там около статуи Афродиты Танаисской будет узкая дорожка, через сад и помойку… Ну, а как пройдете помойку, увидите трехэтажный дом за глухим забором. В заборе калитка с рисунком — синим сердечком, не перепутаете.

— Смотри, коли соврал…

— Ага, уже испугался… Найдете вы меня, как же! Пока, провинция! — Нагловато рассмеявшись, парень смешался с толпой грузчиков и матросов.

— Запомнил, Никифор? — оглянулся Хельги.

— Да запомнил, — пожал плечами тот. — Чего ту запоминать-то? Две площади, стена Константина, статуя… Я ж в этом городе жил целый год! Ну, что стоим-то? Идем.

У ворот пришлось сунуть стражникам по серебряному денарию — а как же, — и вскоре «компаньоны» оказались на просторной площади, щедро украшенной статуями из разноцветного мрамора. Галдящий народишко, почти весь, несмотря на жару, в плотных туниках и надетых поверх них талерах — накидках с широкими рукавами, с крайне деловым видом шатался от портика к портику.

— Мелкие чиновники, писцы, — кивнул в их сторону Никифор. — Здесь у них нечто вроде места для найма на службу.

— Ишь, шантрапа, а вырядились, будто бояре. — Ирландец презрительно усмехнулся. — И не жарко же им!

Путники миновали старинную стену Константина и, немного пройдя по прямой улице, свернули на запах помоев. Там уже начинались окраины, те еще райончики, напрочь лишенные респектабельности и блеска центральных или прилегавших ко дворцу базилевса кварталов. Да и народ попадался все реже — какие-то забулдыги, подмастерья, слуги. Дальше улица и вовсе стала безлюдной, постепенно превратившись в неухоженную аллею, по обеим сторонам которой буйно росли олеандры и колючие кусты акации.

— Дом! — Ирландец первым увидел прятавшийся за деревьями трехэтажный особняк за глухим забором. На небольшой ведущей во двор калитке было нарисовано синее сердце. — Смотри-ка, не обманул парень.

Пройдя вперед, Хельги постучал в дверь.

— Кто? — нелюбезно осведомились со двора.

— Из Сугдеи, с письмом к господину Филофею Мамоне.

— С письмом?! — Дверь отворилась, высунувшийся оттуда верзила в узкой темно-синей тунике посторонился, пропуская гостей.

— Что там такое, Наврис? — По мраморным ступенькам крыльца спускался вальяжный господин с черной окладистой бородою и благородной сединой на висках, одетый в изысканно расшитый талар, длинный, до самой земли.

— Говорят, что из Сугдеи, с письмом, — доложил верзила.

— Из Сугдеи? — Хозяин постоялого двора — а это, по всей видимости, был именно он — бросил на гостей быстрый пронзительный взгляд, очень-очень неприятный, так смотрят наемные убийцы, примериваясь нанести смертельный удар. — Давайте мне письмо…

Он недоверчиво развернул протянутый Никифором список, вчитался. Лицо его неожиданно подобрело.

— А, Евстафий Догорол… Слышал про такого, но не знаком лично. Однако слышал от хорошего человека, а его друзья — это и мои друзья. Что же вы стоите? Проходите в дом, сейчас все организуем.

Вслед за подобревшим хозяином гости поднялись по крыльцу в дом и оказались в небольшой полутемной зале, откуда вели лестницы вверх.

— Вам, господин, туда, в «золотые» покои. — Неожиданно обернувшись, Филофей Мамона улыбнулся Хельги. Потом взял за руку Никифора. — А вам — туда, в «розовые», ну а вам, мой господин, — он повернулся к Ирландцу, — в «голубые»…

«Компаньоны» переглянулись.

— А нельзя ли нам остаться вместе? — попросил осторожный Никифор.

— Вместе? — Хозяин удивленно вздернул левую бровь. — Никогда с таким не встречался. Ну что ж, желание гостей — закон. Ждите, мои господа. Думаю, ваше ожидание не будет слишком уж долгим.

С какой-то неприятной, чересчур уж сладкой, улыбкой хозяин постоялого двора поклонился в пояс и тихо исчез за портьерой. И почти сразу же где-то совсем рядом заиграла тихая музыка, появились, вплыли танцующие фигуры в просторных хламидах. Три — по числу гостей. Подняв тонкие руки кверху, закружились в хороводе, постепенно освобождаясь от одежд… Блеснули голые плечи… Одна из фигур вдруг уселась на колени Ирландца. Тот с довольной улыбкой обнял незнакомку, погладил… И вдруг возопил, вскакивая:

— Парень! Чтоб я провалился, это же парень!

— Похоже, среди них вообще нет ни одной девушки! — с возмущением поддержал его Хельги. — Где этот гад корчмарь?!

— Что за шум, что? — Хозяин постоялого двора выглянул из-за портьеры. — Что случилось?

— Он еще спрашивает! Да тут же одни содомиты!

— Содомиты? — ФилофёЙ Озадаченно заморгал глазами. — А вам что, не нравятся мальчики?

— Нет!!!

— Так чего же тогда вы сюда пришли?!

Они бросились из проклятого дома бегом, стараясь успеть в порт до наступления ночи. Ну, Евстафий, ну надо же так подставить! «Вам что, не нравятся мальчики?» Конечно, не нравятся, еще бы! Нам почему-то больше нравятся девочки. Такие вот извращенцы… Ну, пес с ним, с этим Мамоной и его притоном. Успеть бы до закрытия ворот — переночевать можно и на корабле, а уж завтра придумается что-нибудь…

Вот и форум Быка. «Компаньоны» рванули наперерез. Сейчас куда — направо, налево? Кажется, налево… Точно, налево… Вон оно, море! Гавань, склады, куртизанки, готовые отдаться за медный обол… Нет, мы не нуждаемся в твоей любви, милая, больно уж ты страшна, да и вообще, мы уважаем старость.

Вот и последний причал. Прогнившие, скрипящие под ногами доски. Темная дышащая громадина — море, алчные кричащие чайки. «Гонец Гнева», пузатый. Уютный, родной… Надо же, еще не убрали сходни! Однако где же все?

— Вот они! Все трое! Попались!

Хельги оглянулся и вздрогнул: палуба была окружена вооруженными воинами. Многие целились в вернувшихся «компаньонов» из луков. Влипли!

Глава 9

СВИДАНИЕ

Осень 873 г . Константинополь

Она не казалась застенчивой, холодной и далекой. Так чудесно было обнимать ее, и она была такая ласковая и чудесная…

Хельги положил руку на меч, искоса взглянул на своих — Никифор с Ирландцем держались спокойно. Эх, жаль, не видать воинов во главе с Твором. Что с ними? Может быть, бились, не щадя живота своего, и все пали смертью героев? Да, но где тогда кровь? И вообще, даже при свете луны на палубе не было заметно никаких повреждений. Наоборот—доски сияли чистотой, словно их не так давно выскоблили. Да и не походило все это на захват, слишком уж важно держался среди воинов высокий худой человек в дорогой мантии с вышитым изображением сцен из Священного Писания. Он был немолод, густобров, с бритым, словно у скопца, лицом и быстрым взглядом. Однако нет, не скопец, просто до синевы выбрит. Лицо надменное, строгое. Вовсе не такое, как у тех, кто немедленно жаждет крови. Да и воины не предпринимали никаких попыток напасть, просто встали полукругом.