Валерий Елманов - Царская невеста
Хотя напакостить ему перед самым уходом мне удалось — уж больно не хотелось, чтобы он, пускай даже косвенно, оказался победителем. Первой мыслью было рассказать его биографию Воротынскому. Не всю, конечно, откуда мне знать, но достаточно для того, чтобы князь как минимум прогнал его.
Однако, немного подумав, я пришел к выводу, что получится только хуже. Михайла Иванович сейчас настолько на меня зол, что, скорее всего, поступит с точностью до наоборот, лишь бы продемонстрировать, как мало ценит он мое мнение. Ага, наоборот… Ну тогда и мы схитрим.
Я повернулся к князю, который продолжал стоять на крыльце, как и положено хозяину, и чуть ли не повелительно заметил ему, кивнув в сторону Осьмушки:
— А этого ты береги да приблизить не забудь — из башковитых. В сотники его назначь, он годится. Из ратных холопов для тебя все соки выдавит, чтоб угодить. Я б его с собой прихватил, но потом решил — пусть хоть одна голова у тебя останется. Чай, подсобит, если что.
Ответа от Воротынского не ждал — и без того понятно, каким именно он будет. Вместо этого, чтобы усугубить впечатление, шагнул к оторопевшему Осьмушке и дружески приобнял обалдевшего от эдакой нежности остроносого. Да чтоб он не скалил на радостях зубы, засунув довольную улыбку себе… куда подальше, шепнул на ухо:
— А ларец ты мне вернешь, сукин сын. Ныне скоро грязник настанет, тяжко до Костромы добираться, потому я по доброте душевной срок тебе даю до весны. Ну а коль вернусь и ты мне его не вручишь — да чтоб до единой полушки, — пеняй на себя. Сдается, не все ты князю Воротынскому об себе рассказал, но оно поправимо, а уж тогда… Была бы голова, а петля для нее сыщется. — И, умиленно похлопав его напоследок по плечу, ласково осведомился: — Все ли понял, Софрон-душегубец, али повторить?
— Все! — зло выдохнул он.
— Тогда бывай… до весны. — Я улыбнулся еще шире, краем глаза подметив неодобрительное выражение на лице Воротынского, и с чувством сделанного на совесть доброго дела бодро потопал к своему коню.
Как мне впоследствии удалось узнать, князь спустя всего день после моего отъезда понизил Осьмушку, разжаловав его в рядовые. Жаль, что вообще не выгнал. Очень жаль. Я-то рассчитывал именно на это, но увы.
Словом, так мне государь «помог», что дальше некуда. В гробу я его медвежью услугу видел! А деваться некуда — после эдакой пакости мне же пришлось еще и благодарить царя. Дескать, спасибо, Иоанн Васильевич, что заступился за меня — сирого да убогого, не дал изобидеть, не дозволил посрамить. А куда деваться, коли царь именно этого от меня и ждал? Не разочаровывать же дурака, который от усердия, прямо как в поговорке, весь лоб расшиб. Только я его богу молиться не заставлял, и, в отличие от народной мудрости, лоб этот расшибленный был не его, а мой собственный.
Потому и не взял Иоанн в Новгород князя Воротынского, дав понять тем самым свое недовольство. Но не буду же я рассказывать обо всем этом Анастасии Владимировне. Пусть теща не тревожится — в Багдаде все спокойно.
И с Машей не все получилось ладно — так и не сумел я с ней встретиться. Всего разок, пять — десять минуток, одним глазком и поглядел на нее, как она стояла возле матери в церкви на воскресной обедне. Вид у нее и впрямь был бледный. Я даже встревожился — неужто и впрямь приболела, как заявил старый князь?
Однако дворовые девки сказали иное — здорова княжна. Через них я узнал и о судьбе ее бывшей наперсницы Даши. Оказывается, выгнал ее Долгорукий. Совсем выгнал, как зловредную потатчицу. Случилось это не так уж давно — всего пару месяцев назад, причем по наущению новой дворовой девки, некой Светозары, которая ныне у старого князя в большом почете, хотя и появилась она в Бирючах всего ничего — нынешней весной.
Ну-ну. Понятно, откуда ветер дует. От таких новостей меня сразу серным запашком овеяло — и тут ведьма сработала, больше некому. Меньше всего хотел бы я ее видеть, но куда тут денешься — надо. Иначе и с Машей может чего-нибудь учудить, с нее станется. Пришлось, улучив момент, выловить ее и назначить встречу — не разговаривать же в тереме о таких вещах.
Глава 10
СИЛА ИЗ ТУМАНА
В тот же вечер она и примчалась на встречу со мной. Не знаю уж, что она там себе возомнила, но появилась из-за угла конюшни, где я ее поджидал, как невеста под венец — нарядно одетая, со счастливой улыбкой и распростертыми объятиями.
Неужели решила, что я и впрямь переключился на нее? Или она успела перед своим исчезновением травки мне подсунуть с наговором, как ее там, присуху, кажется, и теперь посчитала, что все сработало? Трудно сказать.
Вообще-то очень даже может быть. Не зря она в первые минуты нашего свидания так удивленно таращилась на меня, словно глазам не верила — мол, правильно же зелье сварила, так почему не действует?! Да и мой ледяной тон был для нее как ушат воды — очевидное, но невероятное.
При всем том вел я себя достаточно вежливо — уж больно отчаянная девка. Такую оскорби и невесть чего получишь в отместку. За себя я не боялся — руки коротки, а вот за княжну опасения брали. Ладно там всякие присухи с отворотами, но она может сыпануть ей в чашку и кой-чего похуже. Нет уж. Однако строгость проявил:
— Если что с Машенькой приключится — хворь какая нападет или болезнь тяжкая, я тебя из-под земли сыщу и опять туда же закопаю. Навсегда. Поняла меня?
Это я сразу выпалил, первым же делом, вместо приветствия. Опешила Светозара. Стоит руки опустив, но глаз своих зеленых с меня не сводит. Так и впилась ими. Они даже светились у нее в темноте. Ей-ей, не лгу. Горели как у кошки.
— А с чего ты взял, княже, что у нее все беды токмо по моей вине случиться могут? — выдавила она.
— А мне неважно по чьей. Спрос я все одно с тебя учиню! — прорычал я. — За тобой и так должок немалый — это я твои рассказы обо мне имею в виду. Но я тебя, так и быть, прощу, если только пообещаешь впредь ничего обо мне не говорить и худого княжне не делать.
— Взаправду простишь? — усмехнулась она.
— Ты когда-нибудь слышала, чтобы я дал слово и не сдержал? — строго спросил я вместо ответа.
— Стало быть, взаправду… — задумчиво протянула она и впервые оторвала от моего липа глаза, уставившись куда-то мне за спину.
Взгляд был пристальный и… вопрошающий, будто там действительно кто-то стоял. Или… Я резко обернулся — никого. Только какая-то скрюченная темная тень скользнула по бревенчатой стене конюшни.
«Наверное, показалось, — решил я. — Лунный свет обманчив, вот и мерещится… всякое».
— Быть посему, — кивнула она, и губы ее отчего-то растянулись в улыбке, причем эдакой победоносно-торжествующей.
Странно. С чего бы? Или опять что-то придумала? Но дальнейшие ее слова заставили меня отказаться от подозрений. Подняв вверх левую руку с двумя пальцами, козлиными рожками устремленными в ночное небо, она четко поклялась ни в чем и никак не причинять княжне Марии телесной скорби.
Более того, она еще по собственной инициативе дала слово в том, что приложит все силы и умения, буде таковая хворь приключится от иных причин, излечить ее. Слушал я Светозару и ушам не верил — с чего ж ты такая покладистая? Смерти испугалась? Не то. Тогда не иначе как что-то задумала. Но тут она сама развеяла мои сомнения:
— Но и ты взамен словцо свое верное дай.
— Какое еще словцо? — недовольно пробурчал я.
— Что в услужение меня возьмешь. Тебе в твоем терему много холопок занадобится, так вот одна из них ныне пред тобой стоит. Токмо не в портомои али на поварню — в ключницы хочу.
Ну ничего себе! Слыхал я, что в Индии в иных домах кобры живут прямо в доме, а сердобольные хозяева им каждый вечер наливают в блюдце молока. И ничего. Сосуществуют, причем довольно-таки мирно. Только у нас не Индия, а Русь, да и ты, зеленоглазая, больше не на кобру — на гадюку подколодную смахиваешь. Нет уж, не видать тебе молока в блюдце, а если и видать, то не в моем доме.
К тому же поместья у меня нет, только подворье на Тверской, да и то необустроенное. Опять же куда ее брать, коль там бразды правления вручены Глафире. Не знаю, как будет дальше, но пока что я ее хозяйничаньем доволен, особенно пирогами, которые она продолжала печь по старой памяти для внутреннего пользования. Да и вообще, может, она и станет запускать свою крепкую загребущую руку в хозяйский карман, но с умом, то есть в меру, а остальным за мое добро глотку перегрызет.
Погодь отказывать, — заторопилась она, заметив на моем лице ироничную ухмылку. — Это я токмо в том случае, ежели княжна твоя замуж за кого иного выйдет. А коль за тебя — навязываться не стану. Ты ж уверен, что женишься на ней, так?
— Ну-у, так, — подтвердил я.
— Князя Воротынского поди-ка в сваты возьмешь? Хотя о чем это я — ты ж сам мне о нем сказывал. Такому и вправду тяжко отказать. Опять же родич. И впрямь все может выгореть удачно… — задумчиво протянула она и подытожила: — И чего тебе бояться? Сказала ж — навязываться не стану. Мне и самой на ваше счастьице тошнехонько смотреть станет. Тогда я и сама куда подале убегну.
