Сергей Лобанов - Диверсанты

— Я командиру полка доложу, — заявил он как можно твёрже.

— Ах ты, гусь лапчатый! — поняв, что повар дозрел, подключился к обработке Негатив, применив тактику психологического давления. — Да я таких как ты! — он натурально закатил глаза, рванув на себе не застёгнутый бушлат. И без того недоброе лицо его исказила гримаса бешенства.

При этом из запазухи предательски выпала чашка. Парни сделали вид, что ничего не заметили, но шеф-повар обратил на упавший предмет внимание. Номер с «бешенством» угрожал бездарно провалиться.

— Как вот эту чашку гну! — нашёлся Негатив, подобрав посуду и сильными руками согнув её вдвое. — Ты со мной пойдёшь на следующую операцию! Нет, впереди меня! Побежишь, закрывая от пуль!

— Мужики, уведите его! — «забеспокоился» Куба.

— Не трогайте меня!!! — «прорываясь» сквозь захваты товарищей к шеф-повару, бешено шипел Седых, намеренно не повышая голоса, чтобы на эту комедию никто со стороны не обратил внимания.

— Пойдёмте, Эммануил Гедеонович, — Ринат подхватил под пухлую руку бывшего шеф-повара. — Ну его, этого психа. А вы в каком ресторане работали?

Потрясённый повар, увлекаемый Кубой в сторону полевой кухни, поначалу не мог вымолвить ни слова, но потом немного пришёл в себя.

— Нет, вы видели? Видели? — спросил он, задыхаясь от возмущения.

— Это страшные люди, Эммануил Гедеонович. Страшные. Но вы не переживайте. Я, если что, всегда помогу.

— Так вы же вместе с ними, — подозрительно вымолвил шеф-повар.

— Это на войне, а в другое время я страдаю от их грубости и жестокосердия.

— Правда? — вскинулся повар, тронутый таким откровением человека от которого он ожидал чего угодно, только не этого.

— Конечно, правда.

— А как же вы тогда?

— Приходится, Эммануил Гедеонович. Приходится. Но это я говорю только вам. Вы же меня не выдадите?

— Вы плохо обо мне думаете, молодой человек! — с достоинством произнёс повар. — У меня обедали очень известные люди!

— Как вас угораздило на фронт-то, Эммануил Гедеонович?

— О, молодой человек! Что вы! Для меня это такая же великая трагедия, как трагедия всего избранного народа! — воскликнул шеф-повар, заламывая пухлые руки.

— Так в каком ресторане вы работали? — снова спросил Куба, ненавязчиво увлекая шеф-повара в сторону полевой кухни…

В блиндаж он вернулся с пятью банками говяжьей тушёнки и выставил из объёмных карманов бушлата на стол. Туда же последовала килограммовая пачка сахара-песка, палка варёной колбасы, три пачки чёрного чая и две пол-литровые бутылки водки. Это всё он извлёк из чёрного пакета с каким-то стёршимся рисунком.

Парни обрадовано загалдели, засуетились, готовясь к пиршеству.

— Не прокатит больше такой номер, — с сожалением высказался Негатив.

— А больше и не надо, — ответил Ринат довольно. — Я наладил связи.

— Как это ты? — поинтересовался Мамба.

— Пообещал защитить от вас, если что.

— Так это не связи, это «крыша», — возразил Бек.

— Можно называть это как угодно. Главное, повар теперь мой хороший друг.

— Оба-на! — воскликнул Седых. — А с тобой выгодно дружить!

— А то! — улыбнулся Куба. — Командир, а ты чего молчишь?

— Слюной захлёбываюсь, — признался Янычар.

— И не ты один, командир! — поддержал его Мамба. — Давайте, по маленькой накатим, чтобы потом пошло хорошо.

Никто возражать не стал.

День начался не так плохо, как предполагал Негатив.

Ближе к обеду Куба остановил какого-то солдата, шедшего мимо блиндажа.

— Военный, сходи к полевой кухне, скажи повару, Ринат поклон шлёт, возьмёшь у него каши на пятерых. Давай пулей туда-назад.

— Ага, так он мне и дал на пятерых, — засомневался солдат.

— Ты скажи, Ринат просит. Понял?

— Понял.

— Давай. Посуду там возьмёшь. Скажешь, вернём.

Вскоре солдат пришёл с полной кастрюлей парящей гречневой каши, ароматно пахнущей тушёнкой.

— Благодарю за службу, боец, — сказал Куба. — Свободен.

Солдат ушёл.

— М-м-м! — протянул блаженно Ринат, поведя носом над кастрюлей. — Это на вечер, дайте бушлат, замотаю, чтобы быстро не остывала.

— Толку-то, всё равно до вечера остынет, — сказал Бек, протягивая бушлат.

— На буржуйке согреем, долго ли?

— Это уже не то, смак весь выйдет и подгореть может, — не унимался Шахов.

— Ну, давайте щас всё сожрём, пузо до колен отвиснет, а вечером будем лапы сосать, — ответил Кубаев.

— Ладно, не выступай, благодетель ты наш, — проворчал Негатив. — Давайте хоть поспим, пока всё спокойно, пока никто не припёрся, не заставил всякой военно-прикладной хернёй заниматься. — Он смачно зевнул, растягиваясь на сбитых из досок, накрытых спальником нарах. — Надо ещё к старшине сходить, посмотреть у него вещей тёплых.

— Старшину ты так не раскрутишь, — сказал Мамба.

— Не забывай, он наш с Беком земляк: тоже из Новосибирска. А не тебе ли, сыну гор, знать, что такое земляк, — ответил Негатив. — Всё, я сплю. Меня не кантовать, при пожаре выносить первым. При уборке пыль смахивать осторожно.

— Новосиб-то где сейчас? — спросил Мамбеталиев, имея в виду, что та территория находится под контролем федеральных войск.

— Вот чё ты начал?! — взвился Седых. — Тебе наливать вообще нельзя! Где сейчас Дагестан твой? А где Татарстан Кубы?

— Всё, Негатив, завязывай. Тебе самому наливать нельзя, — оборвал его Туркалёв.

— А чё он, командир! Ему скажи!

— Хорош, я сказал! Мамба, ты был неправ.

— Да понял я, командир. Сам не пойму, как вырвалось. Извини, Негатив.

— То-то, — удовлетворённо проворчал Седых, накрываясь с головой бушлатом.

— Кто в нарды сыграть хочет? — спросил Янычар.

— Давай, сыграем, — согласился Бек.

Туркалёв раскрыл потёртую доску для игры.

— Опять, — проворчал Негатив, отворачиваясь к бревенчатой стене. — Что за игра… Никогда не понимал и не пойму…

— Вот и спи, раз не понимаешь, — ответил Бек. — Бросай, командир.

Янычар бросил кости, дробно покатившиеся по доске.

Куба и Мамба устроились рядом, наблюдая за игрой, рассчитывая по очереди сменить проигравшего.

— Подбросьте дров, — попросил Седых. — Прохладно, что-то.

— Да, холодать стало, скоро вообще морозы ударят, — согласился Мамбеталиев, подбрасывая в тлеющие угли буржуйки пару поленьев, закрывая взвизгнувшую заслонку. — Как вы тут в своей Сибири живёте?

— Запомни, горячий парень, — подал голос из-под бушлата Негатив, — сибиряк не тот, кто морозов не боится, а тот, кто тепло одевается. И вообще, привыкай к морозам, лето у нас хоть и жаркое, но короткое. Хорошо, если на выходные выпадет. Да-же командир?

— Да-же, да-же, — покладисто ответил Туркалёв, в очередной раз бросая кости.

— Блин… Не кидайте вы так, спать не даёте, — заворчал Седых.

— Смотрите на него, нежный какой, — съязвил Янычар. — Небось, когда спать хочешь, то даже канонада не мешает.

— Во-во, дайте поспать. Вдруг война, а я уставший.

— Сплюнь, — посоветовал Шахов.

— Да хоть заплюйся весь.

— Чё ты всё ворчишь? — удивился Янычар.

— Чё-чё… Водки мало было… Бабу хочу…

— Опять… — почти застонал Шахов.

— Молчи, плебей! — огрызнулся из-под бушлата Седых.

— Да пошёл ты! — применил привычную тактику Бек.

— Не пойду!

— О! Это что-то новенькое, — выразил Мамба всеобщее удивление ответом.

— Отвалите, — опять заворчал Негатив.

Янычар вяло махнул рукой, улыбнувшись.

Игра продолжилась.

Вскоре Седых захрапел.

— Тоже поспать, что ли? — высказался Куба, зевнув.

— Поспи, когда ещё придётся, — согласился Туркалёв. — Мы сейчас доиграем, да тоже завалимся. Ты как, Бек, насчёт «на массу давануть»?

— Можно, — согласился Шахов.

— А я уже не поиграю, что ли? — обиженно спросил Мамбеталиев.

— Не судьба, брат, — ответил Янычар.

— Тогда в следующий раз я первый играю.

— Как скажешь, — согласился майор.

Через час блиндаж уже сотрясался от храпа и сопения простуженных глоток и носов.

Огонь в печке весело трещал, пожирая дрова, наполняя блиндаж сырым теплом. Это Янычар побеспокоился и подкинул поленьев, перед тем, как лечь спать.

Этот день, как и несколько предыдущих, протекал тихо и спокойно. Жизнь в расположении шла своим чередом: менялись часовые, куда-то, ревя двигателями, перемешивая остатки утреннего снега, ездила техника, строем под командованием офицеров ходили солдаты, кто-то что-то носил, в общем, царила обычная суета.

Разведчиков никто не трогал, командование полка прекрасно знало об их неофициальном статусе, поэтому без толку группу не дёргали, чем диверсанты и пользовались беззастенчиво, не задаваясь, впрочем, поддерживая нормальные отношения с офицерами части и с разведротой, как прикомандированные после выполнения задания.