Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
Мировые войны, как известно, начинались по гораздо более безобидным поводам.
Так что смех смехом, а ситуация действительно серьезная, несмотря на свою анекдотичность. Так он и сказал председателю и сообщил ему те же факты, но в иной трактовке. У него получилась история в духе Дюма: прекрасная инопланетянка, страстная любовь, наметившееся счастливое будущее, внезапное появление зловещих контролеров-ревизоров, верный рыцарь вступает в сражение за честь и жизнь своей дамы, мастерски разыгранная интрига, враги посрамлены и спасаются бегством…
– Как частное лицо я готов заплакать от умиления, – ответил председатель, когда Антон замолчал. – Но как лицо, облеченное властью и ответственностью, я обязан руководствоваться более прозаическими чувствами. Имеете еще что-нибудь добавить?
– Познакомьте меня с «доказательствами» нашей причастности, – попросил Антон.
– Не думаю, что тебе это поможет. Но документы я представлю. У меня сейчас время вечерней медитации, встретимся под первой луной. Кабинет и все необходимое в твоем распоряжении.
…Антон включил проектор. В глубине трехмерного экрана возникло изображение глухого, ограниченного высокими бетонными заборами переулка. На переднем плане, заложив руки за спину, стоит высокий широкоплечий парень в белых джинсах и белой нейлоновой ветровке. Презрительно кривя губы, он говорит, глядя прямо в объектив:
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Что вы хотите?
Голос из-за кадра отвечает:
– Молодец. Дошло, кажется. Мы хотим немногого. Покажите, где Седова, и свободны. Еще и подзаработаете. Тысяч по пять на нос вас устроит? Если снова дурака валять не начнете…
Антон знает этого парня. Тот самый Новиков, который и затеял безнадежную операцию по спасению инопланетянки. Седова – это ее земной псевдоним. А то, что он видит на экране, – запись, которую вели потерпевшие.
Позади Новикова, не в фокусе, можно различить большой кроссовый мотоцикл и еще одну фигуру, напарника Новикова по фамилии Шульгин.
– И что дальше. Что вы с ней сделаете? – продолжается диалог на экране.
– Ну, это вас совсем не касается. Понятно?
– Не все. У нас свои принципы. Только не вздумай баловаться, не знаю, что там у тебя за игрушка. Послушай теперь меня. Без нашей помощи вы ее не найдете. Так что не перестарайся невзначай.
– У нас есть и другие способы… – Голос за кадром звучит. Антон знает, что способы заставить разговориться любого у них действительно есть. И только неосведомленность Новикова позволяет ему сохранять независимость и даже некоторую наглость.
– Возможно. Только и нас за мальчиков не держи. Ты что думаешь, мы сюда сдуру приехали? Не знаем, где тупик, где дорога? Место тут больно хорошее, присмотрись… Если с оптикой, метров с пятисот в вас дырок больше, чем в Кеннеди, наделать можно. И скрыться вам негде… Если так вопрос станет.
Объектив камеры заметался по сторонам и уперся в ряд стандартных шестиэтажек вдали. Ряды их окон отсвечивали закатным солнцем и выглядели действительно многозначительно и тревожно.
– Так что, коллеги, нам нужно поговорить вежливо.
Прозвучало несколько коротких фраз на языке, который Антон знал, но разобрал он только общий смысл, нечто вроде: «Если даже туземец блефует, лучше не рисковать. Послушаем его условия, а там видно будет».
– Ну и что же вы предлагаете? – Голос за кадром вновь перешел на русский.
– Я предлагаю поехать в надежное место, где можно беседовать спокойно, обсудить все на равных, а потом уже принимать решения. У нас есть свои интересы в этом мире, у вас тоже, вот и подумаем вместе…
Теперь ревизор с контролером совещались дольше. Говорили они по-прежнему на профессиональном сленге. Антон понял, что после слов Новикова они действительно приняли его за форзейля. Это было смешно, но тем не менее… И решили не обострять отношений. Перевеса в силах у них пока не было.
После нескольких уточняющих фраз Новиков с приятелем вновь оседлали свой мотоцикл. Агенты в плоском синем «Мерседесе» поехали следом.
Антон пропустил получасовую запись монотонной езды по московским улицам, потом по загородному шоссе. Белая фигура Новикова, как привязанная, маячила впереди, а разговоры аггров между собой если и велись, то записи были стерты. События начались неожиданно и развивались стремительно.
Глазами сидящих в автомобиле Антон увидел, как мотоцикл на узкой лесной дороге вдруг резко прибавил скорость и стал уходить вперед, в перспективу смыкающегося у закатной полоски леса.
Слева мелькнул высокий песчаный откос, узловатый и раскидистый дуб наверху, и внезапно мотоцикл исчез, а на его месте распахнулся на всю ширину дороги сияющий квадрат, в нем, как в экране стереокино, – освещенный полуденным солнцем в зените изумрудный луг, заросли высокой сочной травы и широкая медленная река вдали.
От резкого торможения автомобиль сел носом, изображение дернулось и перекосилось, начало переворачиваться, все поле зрения заслонила ставшая вертикально зеленая стена – и дальше темнота. Запись кончилась.
Вот, значит, как оно было все. Пожалуй, что и сам Антон недооценил решительность и остроумие этих ребят. Такого поворота он просто не мог себе представить. Какое вдохновение подсказало Новикову экспромт насчет «общих интересов в этом мире»? Если бы не эта фраза, его враги никогда не согласились бы на предложение о переговорах, а обезвредили бы Новикова с его приятелем там же, на месте. Вывернулись сами и одновременно сильно осложнили жизнь всему Департаменту активной дипломатии и лично ему, Антону.
Но при здравом размышлении из данной ситуации можно извлечь определенную пользу. Только надо все как следует проработать…
Перейдя к пульту ситуационного вычислителя, шеф-атташе ввел в операционный блок всю имевшуюся на текущий момент информацию – и ту, что он собрал на Земле, и ту, что имелась в анналах Департамента. Главную трудность представлял выбор подходящего алгоритма. Все остальное – чисто техническая работа – вариационный анализ на основе знания психологии противника, всех имевшихся в ходе войны прецедентов, данных о технических возможностях сторон, стратегических и тактических концепций и приемов. Неопределенной переменной оставались психологические характеристики землян. Но на первом этапе их можно было смело вынести за скобки, все равно достоверность любых прогнозов здесь не превышала тридцати процентов. Последний раз Антон убедился в этом на примере Воронцова.
Отождествляя себя с обобщенным образом вражеского командования, он должен был определить наиболее возможное развитие событий и наметить допустимые контрмеры с учетом граничных условий. Их тоже следовало определить и смоделировать. Затем представить первый вариант плана действий на утверждение председателя, получить его санкции, после чего внести в план коррективы и приступить к реализации. При условии, что санкции будут получены. Если нет – придется подать в отставку, а на его место придет другой, лучше его способный руководить активной дипломатией на такой сложной планете.
А вот этого Антон как раз и не хотел. Ему нравилось работать на Земле. По многим причинам. И он считал, что лучше его, тем более сейчас, с работой там не справится никто. Не видел он таких специалистов в своем департаменте. Да если бы таковой и нашелся – с какой стати из-за анекдотического происшествия уходить в отставку, подвергаться скучной и утомительной процедуре переквалификации по усмотрению Департамента интеллектуальных ресурсов, в один не такой уж прекрасный день узнать, что тебя сочли оптимально подходящим на роль инспектора-попечителя Управления тупиковых квазицивилизаций. А то и того хуже – адъюнктом на кафедру самого Бандар-Бегавана… Веселенькие перспективы тебя ждут, товарищ шеф-атташе, если не придумаешь сейчас же чего-нибудь этакого…
Последнюю фразу Антон произнес вслух, после чего попросту, по-человечески, выругался, кстати вспомнив плавание с Воронцовым и тамошний палубный лексикон.
Подстегнутое воображение заработало живее, путаница многоразрядных альтернатив на дисплеях начала приобретать некую осмысленность в первом приближении, и дело если не пошло, то, по крайней мере, сдвинулось с мертвой точки, обещая вольным и невольным участникам этой истории много новых и волнующих впечатлений…
– Профессор, – сказал Антон Бандар-Бегавану, входя в его кабинет, когда первая луна поднялась над зубчатой линией горного хребта. – Если вы готовы меня выслушать, я могу изложить соображения по своей дальнейшей деятельности, как я ее представляю в свете последних событий…
Бандар-Бегаван на этот раз принимал его в гораздо более неофициальном виде, а именно – одетым в многослойное кимоно из полупрозрачных натуральных тканей, лежа на свежих циновках. Похоже, что медитации повлияли на него в лучшую сторону. Теперь он выглядел не строгим начальником, недовольным нерадивостью своего подчиненного, а скорее, пожилым сибаритом, настроившимся провести время в нескучной беседе.
