Влад Савин - Днепровский вал
Пошел третий год войны. Два по календарю, а сколько по жизни?
И много лет спустя, вспоминая что-то у нас будут говорить, «это было до войны», или «после войны». Но ведь и сейчас мне кажется бесконечно далеким, весна сорок первого, второй курс универа, прогулки по набережной в белую ночь. С Аркашей Манюниным, гордостью нашего курса, будущим академиком и без всякого сомнения, светилом советской науки. В него были влюблены все наши девчонки, но так вышло, что он жил на Чкаловском, рядом со мной, и часто меня провожал. Хотя мы даже не целовались ни разу, только вели разговоры на всякие умные темы. И если бы не было войны… впрочем, кто знает, что было бы «если»?
И ведь я встретилась с Аркашей сейчас, в Москве. Он все такой же, сутулый, волосы всклокочены, те же круглые очечки, его из-за близорукости в армию не взяли, он проездом из эвакуации в Ленинград возвращался — столкнулись на улице, бывает такое не только в романах. Пять минут поговорили, и такое ощущение, он таким же мальчишкой остался, а я старше его лет на десять. Он умный, хороший — вот только теперь у нас не могло бы быть совсем ничего. Потому, что он в тылу, в эвакуации — а я в белорусских лесах с СВТ бегала, а до того в Минске должна была немцам улыбаться, чего изволите, герр?
Жизнь тогда казалась безоблачной, а будущее светлым, можно заниматься чистой наукой, и жить как все. А сейчас думаю, а может меня судьба жить оставила, а не погибнуть как в ином мире — затем, что другая война впереди? Нет, не та, которая там так и не случилась, с атомным апокалипсисом, а незаметная, за умы и души наших людей? Чтобы через полвека те девчонки мечтали выйти замуж за ученых и инженеров, а не за «деловых»?
Ну вот, компьютер загрузился. Ввожу пароль, выбираю и запускаю программу, которую лейтенант Мамаев специально для меня на Делфи написал. Как он мое умение назвал, продвинутый юзер? Пользоваться умею, чем показали, а вот самой что-то изменить не получается — Мамаев сказал, ты в редактор лезть и не пытайся, и в конфиг тоже, настройки собьешь. Ну и ладно, мне хватает…
Чем занимаюсь? В общем, тем же что в минском подполье, только наоборот. Там по крупицам информации надо было восстанавливать картину — ну а здесь подсовывать искаженную вражеским шпионам. И если тот американский клоун здесь один, и до сих пор в госпитале валяется, Ленка его подкармливает, Женечкой называет, а попутно впаривает дезу, в виде сплетен и слухов, то британцев несколько десятков, копают не так нагло, но упорно, по капле, по зернышку, собирают те же слухи, а после кто-то наверное пытается свести все вместе, как вазу из осколков склеить, полностью не получится, но хоть форму представить. И делают это они в основном через наших девчонок, кто-то по дурости бескорыстно, «ай лайв ю», а кто-то за барахло, и если первых я еще понять могу, то вторых, предтеч будущих «интердевочек» придавим после без всякой жалости, все они вот здесь сидят, на карандаше. Вернее, в компьютере — учил меня дядя Саша схемы чертить, кружок с именем, и стрелки, кто с кем связан, в каком отношении, какая информация по какой цепочке идет, так много ли на бумаге поместится, а на компьютере без ограничений, очень легко отследить, чужая информация откуда впервые пошла, а своя чтобы из разных источников друг другу не противоречила, а вроде бы и подтверждала. Хотя как дядя Саша повторял, «это им надо осколки непротиворечиво складывать, пусть у них голова о том болит». Ну и если что-то правдивое утечет, то утонет в этом море дезы, как в дымовой завесе. Я не знаю, как бы у меня получалось в Минске работать, если бы в гестапо кто-то этим целенаправленно занимался, да еще с компьютером. Помню у Якова Исидоровича Перельмана была картотека, такая хитрая система из карточек с отверстиями и спиц, которая позволяла мгновенно извлекать из ящика нужное по ключевым признакам, так в компьютере это делается запросто, лишь задать отбор и кнопку нажать.
Наши Николаев освободили, и Одессу. И в Белоруссии наступление, скоро ли Минск возьмут? Год еще, и кончится эта война, какая жизнь дальше будет? И чего этим «союзникам» надо, не могут в мире жить? Даже сейчас, не только слухи собирают, но и распространяют свои, вредоносные, например что Архангельск и земли вокруг будут после сданы англичанам в концессию, в уплату за ленд-лиз? Вот победим, и придется к новой войне готовиться — или такими сильными стать, чтобы никто напасть не решился? На завод пленных французов прислали, так их с немцами в одну бригаду ставить нельзя, до драки доходит. За то, что оказывается, во Франции Виши до недавнего времени жить было и веселее, и сытнее, чем в Германии — что раньше на армию тратилось, теперь на развлечения и роскошь. Хорош же праздник, под чужим сапогом! А Михаил Петрович говорил что-то, один поход К-25 по деньгам, это как все население СССР твердокопченой колбасой три дня кормить, ну а построить такой корабль, так вообще — и пусть, без колбасы проживем, зато никогда не будет так, как в сорок первом!
Хотя жизнь довоенная сейчас как сладкий сон вспоминается. Вот отчего мне «Сердца четырех» так понравились, даже больше чем фильмы с Орловой? Год выпуска, лето сорок первого, как раз перед — а на экраны вышла лишь сейчас. Нельзя жить все время как в бою, не выдержать. Как мы с Михаил Петровичем тогда от дождя бежали! Вот серьезный человек, адмирал — а так нравится мне, в нем что-то совсем мальчишеское разбудить! Гроза, ветер, молния сверкнула, а мне хорошо так, и он улыбается, смотрим друг на друга, с меня шляпу сорвало, и даже бежать за ней не захотелось, затем дождь пошел, я зонтик открыла, его сразу ветром вывернуло, пришлось в какой-то беседке спрятаться, вокруг ливень стеной, а мы по-прежнему за руки держимся, и целоваться хочется, вот отчего не решилась, дура? А после дождь кончился, летние грозы долгими не бывают.
Вот повезло мне с родителями, что папа с мамой и друг друга любили по-настоящему, и меня тоже. Оттого жду я что буду для кого-то самой-самой, единственной и лучшей, и он для меня тоже — и на меньшее не согласна! Ну а те, кто сошлись-разбежались, это просто люди несчастные, кому не повезло свою половинку встретить. Или кто не любя живут вместе, как жизнью не своей. А вот как мои папа с мамой… за что их убили, фашисты проклятые? Надеюсь что и от меня полсотни фрау овдовели и столько же киндеров осиротели, а хоть бы и вдесятеро больше, они родителей моих не стоят! Чтобы не было в этой истории, в отличие от той, живых фашистов, а любой, кто высунулся бы, «ветеран СС», заранее писал бы завещание. Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается — ну может, и я с этим соглашусь, когда наши Берлин возьмут. Мы после по улице шли, я Михаил Петровичу про Белоруссию рассказывала, он до моего плеча дотронулся, я сначала не поняла. Да нет, не болит, у СВТ отдача слабее, чем у мосинки, бой правда хуже, но за триста-четыреста метров в голову попадаю уверенно. Слышала, что даже у мужиков бывает отходняк, после первого убитого, а у меня не было, наверное потому, что в Минске я на фашистов вблизи насмотрелась, не люди они для меня. Найти бы так же тех, кто виноват, что там все рухнуло через пятьдесят лет, и здесь может, если мы ничего не изменим?
Разговор вспоминаю, еще давно, когда на К-25 книги привезли для библиотеки, взамен тех что «из будущего», которые сейчас в Москве изучают. Одна классика, старье — да нет, товарищи офицеры, читать надо уметь, вопросы-то те же остались, по правде жизни. Товарищ Сирый сказал, вот возьмем первую попавшуюся, что это — Тургенев, «Накануне»? Был бы я гениальным режиссером в далеком и непрекрасном будущем, экранизовал бы, отбросив антураж девятнадцатого века, и перенеся действие в эпоху позднего застоя. Отец Елены, какой-нибудь начальник средневысшего звена, парт или хозноменклатура. Шубин с Берсеневым, обычные совслужащие, кто на работу с девяти до шести. Зоя, обычная студентка, мечтающая чтобы замуж, дом, дети. Курнатовский, это молодой перспективный второй секретарь, обещающий со временем стать Первым. Инсаров, это какой-нибудь пламенный и твердокаменный революционер из Латинской Америки, слышишь чеканный шаг, это идут барбудос — временно учится в Союзе, но мечтает вернуться и сбросить какого-то диктатора или хунту. Ну а Елена просто опоздала родиться, в войну была бы еще одной Ульяной Громовой или Любовью Шевцовой, ну а в позднем Союзе куда податься пассионарной натуре? И вот они встречаются, и в отличие от всяких там лайв стори, только увидели друг друга и ах! — там, если помните, она сначала цель полюбила, «эти слова даже выговорить страшно, так велики», а уже после человека. Ну а дальше все по сюжету, и ведь никто не сказал бы, а при чем тут Тургенев, ну что, вышел бы из меня микита нахалков? Или вот его же «Отцы и дети» возьмем — нет, тут пожалуй уже время перестройки, а не застоя, тогда как раз такие типажи полезли. А слабо взять так же любой роман, и на иное время повернуть?
А я тот роман Тургенева тоже хорошо помню, как там героиня в конце говорит, а что мне делать в России? И по жизни, если то восстание, 1853 год, турки подавили со страшной жестокостью, не написал Тургенев, как Елена погибла, попавшись озверевшим янычарам — это мне в лесу страшно не было, пока СВТ со мной, и гранаты, убить меня могли бы, но вот поймать, нет! Так каким же болотом должна быть та Россия, чтобы тихой и спокойной жизни там предпочесть такое? И если так, то что же было в «застой»?
