Александр Михайловский - Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник)
По моей спине потекли струйки холодного пота. «А может, и в самом деле – так оно и есть? – подумал я. – Боже мой, какой же высокий пост в правительстве Франции или Британии должен занимать информатор русских, чтобы ему удалось познакомиться с проектом будущего соглашения?!»
Царь между тем продолжил:
– Господин посол, ваше министерство иностранных дел сознательно дезинформировало моего посла в Париже князя Льва Павловича Урусова и советника посольства Кирилла Михайловича Нарышкина, заявляя им о том, что «ведущимся между правительствами Франции и Британии консультациям не стоит придавать большого практического значения». Господин посол, разве можно так себя вести со своими союзниками?!
Я почувствовал, что мое лицо пылает от стыда. Действительно, в данной ситуации политика моего руководства была, мягко говоря, не совсем порядочной.
А царь между тем продолжал:
– Господин посол, согласно готовящемуся к подписанию соглашению, которое получит название «Entente cordiale» – «Сердечное соглашение», Россия, союзная Франции, станет союзной и Британии. Стране, которая в то же время союзна Японии, ведущей войну с Россией. Вам не кажется странной такая дипломатическая конфигурация?
Пот потек у меня теперь не только по спине, но и по лицу. Такого унижения я еще никогда не испытывал за все мои пятьдесят лет жизни. Я чувствовал себя как карманный воришка, которого поймали за руку ажаны на Елисейских полях. Этот проклятый восточный властелин знал всё. И кое в чем даже много больше меня! Господи, откуда?!
А Николай II все с тем же невозмутимым выражением лица продолжал тыкать меня лицом в дерьмо:
– Господин посол, – ровным голосом сказал он, держа перед собой листок бумаги, за который наше министерство не пожалело бы и миллиона золотых франков, – нам стало известно, что в Париже на совете министров министр иностранных дел Французской республики Делькассе заявил, что франко-русский союз не распространяется на Дальневосточные районы, за исключением чрезвычайных обстоятельств. И в число данных чрезвычайных обстоятельств не вошло нападение Японии на союзницу Франции Российскую империю. Я хочу спросить у вас – если ваша страна таким образом оказывает помощь своему союзнику, то нужен ли вообще Российской империи подобный союз?
Я попытался что-то пролепетать про ту финансовую помощь, которую Франция всегда оказывала России, но царь был неумолим…
– Господин посол, я хотел сказать и об этом. Тот же господин Делькассе заявил, что Франция не может оказать России никакой материальной помощи без согласия парламента. А там, как вы помните, подобную помощь всегда увязывали с требованием внесения изменений в законодательство Российской империи, что расценивается мною, да и не только мною, как вмешательство в наши внутренние дела.
После короткой паузы, которая была наполнена тягостным молчанием, Николай II продолжил:
– Господин посол, мне так же стало известно, что правительство Французской республики готовится выступить с демаршем по поводу наших намерений перебросить на Дальний Восток часть дивизий, расквартированных в европейской части России. А их там без малого около ста тысяч прекрасно обученных солдат и офицеров. Но, если мы их оставим на местах дислокации, то нам придется призывать на службу резервистов, которые уже изрядно подзабыли то, чему их научили во время срочной службы, и которые незнакомы с новым оружием и новой тактикой ведения боя. А это лишние потери и предпосылки неудач в сражениях с прекрасно обученным и вооруженным противником. Господин посол, что вы скажете на это?
Я прокашлялся и, смахнув со лба пот, пообещал царю немедленно довести услышанное мною до моего правительства. Русский царь добавил:
– Господин посол, не забудьте сообщить правительству Франции, что мы очень серьезно задумались над тем – так ли нам необходим союз с вашей страной. И не стоит ли поискать новых союзников, которые, кстати, не клянутся в вечной дружбе, а без красивых слов оказывают нам вполне реальную помощь.
У меня потемнело в глазах. Я понял довольно прозрачный намек царя. Тем более что до меня доходили слухи о планах кайзера предложить Николаю II проект договора о союзе. А что это означало для Франции, я прекрасно понимал. Перед моими глазами встали воспоминания о позоре Седана и о пруссаках, пирующих в Версале и марширующих под Триумфальной аркой.
Отвернувшись к окну, царь дал мне понять, что аудиенция окончена. Стоя спиной ко мне, он с интересом наблюдал за дворцовым гренадером в высокой меховой шапке, который браво разгуливал вдоль дворцовой ограды с ружьем на плече. Я сделал поклон императору и на ватных ногах вышел из его кабинета.
Тогда же и там жеИмператор Николай II
Французский посол покинул кабинет, а царь все так же задумчиво продолжал смотреть в окно. Не обманул, ой не обманул его наместник Алексеев в своей телеграмме. Информация, полученная им от чужаков, оказалась точной и своевременной.
Царь вспомнил, как на аудиенции французский посол краснел и бледнел от задаваемых ему вопросов, словно гимназистка, застигнутая классной дамой в объятиях гусара. А ведь присланный ему Алексеевым текст готовящегося к подписанию англо-французского соглашения был именно таким, каким он сейчас лежал в сейфах британского и французского министерств иностранных дел. То, что это именно так, царь прочитал в бегающих испуганных глазках месье Бомпара.
Император подошел к столу и достал из папки еще один лист бумаги. Как сообщил в пояснительной записке наместник, это было письмо, написанное одним из высокопоставленных российских чиновников. Правда, фамилию его Алексеев почему-то не указал. В нем были, в частности, такие строки: «Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств… Что касается немецкого засилья в области нашей экономической жизни… Россия слишком бедна капиталами и промышленной предприимчивостью, чтобы могла обойтись без широкого притока иностранных капиталов. Поэтому известная зависимость от того или другого иностранного капитала неизбежна для нас до тех пор, пока промышленная предприимчивость и материальные средства русского народонаселения не разовьются настолько, что дадут возможность совершенно отказаться от услуг иностранных предпринимателей… но пока мы в них нуждаемся, немецкий капитал выгоднее для нас, чем любой другой. Прежде всего этот капитал из всех наиболее дешевый, как довольствующийся наименьшим процентом предпринимательской прибыли, мало того, значительная доля прибылей, получаемых на вложенную в русскую промышленность германские капиталы, и вовсе от нас не уходит; в отличие от английских и французских капиталистов, германские капиталисты и сами со своими капиталами переезжают в Россию. Англичане и французы сидят себе за границей, до последней копейки выбирая из России вырабатываемые их предприятиями барыши. Напротив того, немцы-предприниматели подолгу проживают в России и быстро русеют. Кто не видел, например, французов и англичан, чуть ли не всю жизнь проживающих в России и ни слова по-русски не говорящих. Напротив того, много ли видно в России немцев, которые хотя бы с акцентом, ломаным языком, но все же не объяснялись бы по-русски?»
Царь отложил бумагу, достал из серебряной портсигарницы, стоявшей на столе, папиросу, прикурил, и задумался. «А ведь верно все написал этот неизвестный, но весьма и весьма умный человек. Не откажешь ему в меткости наблюдений и знании того, о чем он пишет. Да, но как тогда быть с Францией? Рвать с ней военную конвенцию, подписанную в 1894 году? Или погодить? Или после разрыва заключить союз с Германией? Комбинация и в том и в другом случае может получиться прелукавейшая, поскольку Германия союзна Австро-Венгрии, которая враждебна России. Не от хорошей же жизни его покойный отец вынужден был заключить союз с этими потомками якобинцев?
К тому же союз союзу рознь. Ведь умную вещь сказал нынешний министр иностранных дел граф Ламсдорф: “Дружба с Францией подобна мышьяку – в умеренной дозе она даже полезна, а при малейшем преувеличении она становится ядом”.
Эта комбинация с Францией, а теперь – и с Англией – тоже малоприятна. Как Франция соблюдает свои союзнические обязательства, царь уже убедился. Ну а насчет Британии у него вообще не было никаких иллюзий. Ведь у нее “нет постоянных союзников, а есть постоянные интересы”. К тому же Британия сейчас находится в союзе с Японией, воюющей с Россией. И бритты активно помогают японцам в войне. Хороши союзнички! Нет, прав, прав был отец, заявивший, что “у России есть только два союзника – это ее армия и флот”».
Царь вспомнил, что в конце своей последней шифротелеграммы наместник намекал на полученную от чужаков информацию об угрозе какой-то «Великой Войны», по сравнению с которой все войны прошлого – не более чем парад на Марсовом поле. «Великая Война» начнется при подстрекательстве Британии и на радость ей. В этой войне сойдутся в смертельной схватке Россия и Германия. Представить такое царю было жутко, ему просто не хотелось верить в это.