Хамелеон (СИ) - Константин Николаевич Буланов
— А ты-то, товарищ Геркан, откуда про эти бронебойные пули знаешь? — скептически хмыкнув и переглянувшись со своим замом, поинтересовался Халепский.
— Так еще в 20-ом году, когда с белыми бились, попали в руки интересные такие патроны с составными пулями. Вот один из сослуживцев и пояснил, что, то были щитобойные пули, специально предназначенные для уничтожения расчетов пулеметов и орудий. А после мне вовсе довелось увидеть огромную винтовку, которая оказалась германским противотанковым ружьем под крупнокалиберный патрон. — Откровенно врал Александр, сохраняя при этом честное выражение лица, поскольку данные познания достались ему из будущего. Проверить же его слова уже не представлялось возможным вовсе. Десять лет прошло как-никак. — Потому, сложив знакомые мне факты вместе, решил, что не имею никакого морального права смолчать.
— И вот что ты теперь будешь с ним делать? — повернувшись к Калиновскому, задал очень непростой вопрос начальник УММ, отнюдь не пропустивший мимо ушей приведенные докладчиком доводы.
Глава 12
Что идет за черной полосой?
Ох, как орал, стучал ногами и грозился всеми возможными карами товарищ Дыренков, когда узнал, что финансирование постройки его, как он сам полагал, величайшего и уникальнейшего танка Д-4 оказалось полностью приостановлено. Правда, делал он это отнюдь не в кабинете начальника УММ, от которого и пришло письмо соответствующего содержания, а у себя дома. Причем все срывающиеся с его уст проклятия адресовались отнюдь не Халепскому Иннокентию Андреевичу, а своему же собственному заместителю — Геркану, действия которого поставили жирный крест на главном из его проектов. Впрочем, в этом плане пострадал далеко не он один. А дело обстояло в том, что кто-то очень шустро успел донести нынешнему командующему Ленинградского военного округа — Михаилу Николаевичу Тухачевскому, что именно Александр оказался истинным виновником срыва начала массового производства столь приглянувшихся самому будущему маршалу танкеток. В результате чего комвзвода вскоре оказался вызван на ковер, где сперва был отчихвощен, и в хвост, и в гриву, а только после выслушан. Может Тухачевский и являлся донельзя самовлюбленным человеком, не терпящим конкурентов, всякое новое вооружение завсегда вызывало у него неподдельный интерес. Распекаемый же им краском выложил в свое оправдание почти те же тезисы, которые он прежде доносил до ушей всего прочего начальства — уже существующее противотанковое оружие, независимо от их желания, ставило жирный крест на всех слабобронированных машинах. И, о чудо, был услышан! Не прощен! Вовсе нет! Но услышан! Результатом же той беседы стали, так сказать, натурные испытания, должные продемонстрировать наяву, чья концепция имеет право на существование. Благо возможности бывшего начальника штаба РККА и нынешнего командующего ЛенВО являлись весьма обширными.
Над куцей линией обороны, сооруженной на скорую руку силами всего одного стрелкового взвода, стоял не прерывающийся ни на миг грохот ружейных выстрелов. Всего каких-то два часа подарил красноармейцам противник на то, чтобы зарыться как можно глубже в землю, прежде чем на позицию бойцов РККА пошел в атаку танковый взвод, поддерживаемый редким артиллерийским огнем. Увидь кто посторонний эту картину, непременно подумал бы, что вернулись времена Гражданской войны. А как могло быть иначе, если над бруствером неглубокого окопа или же из индивидуальных ячеек то и дело приподнимались характерные «пики» советских буденовок, обладатели которых вели прицельный, но абсолютно нерезультативный огонь в сторону тройки накатывающих на их позиции боевых машин, возглавляемых стареньким Рено? Ведь именно подобный танк, среди прочих, в свое время стоял на вооружении белогвардейских формирований.
Покрывающаяся всполохами от впустую разбивающихся о броню пуль, гусеничная машина успела сблизиться с оборонявшимися почти на две сотни метров, прежде чем резко дернуться в сторону и застыть на поле боя, более не выказывая признаков жизни. Предшествовало же столь странному поведению танка стаккато особо громких хлопков, что изредка перебивало своим рыком отрывистое тявканье винтовок Мосина и короткие постукивания ручных пулеметов Дегтярева. Это дало о себе знать противотанковое ружье.
Застывший, словно мраморное изваяние, боец, посильнее уперев в плечо приклад своего монструозного оружия, задержал дыхание и принялся выбирать свободный ход спускового крючка. Это в первые два десятка раз он, не имея должного понимания, как следует вести огонь из крупнокалиберной винтовки, слишком сильно «рвал спуск» на себя, что способствовало исключительно сбиванию прицела и ухода пули куда-то в сторону цели. Нынче же последняя