Тайна покрытая временем (СИ) - Филатов Валерий

Император русичей, открыв книгу и прочитав руны, способен возродить Мастеров войны, а с ними никто соперничать не может. Даже Вселенское зло. Но оно может меняться, быть неопознанным и прятаться за благими намерениями. И при этом вести скрытую агрессию.

— И как её опознать-то?! — вскочил с кресла император.

— В этом я вам не помощник, Ваше Величество, — Величинский поставил пустую бутылку на пол. — Это вопрос сугубо политический. Но, раз пытались спрятать реликвию, то готовят для Руси что-то очень нехорошее. Чтобы, вы, Николай Александрович, не смогли призвать Мастеров войны… А те уж, любое зло распознают, под какой личиной оно бы не пряталось.

Гардемарин замолчал, потом встал и выпятил грудь. Заговорил медленно…

— Книга Света — это реликвия, дающая право главенствующего решения. И с этим правом надо быть очень аккуратным. Кто-то не приемлет, что Русь обладает таким свойством, и хочет это изменить. Отнять это право у русичей, и загнать их в рабов чужой воли. Сделать Русь непотребными изгоями.

Николай Александрович потихоньку наполнялся гневом. Кто посмел даже думать о том, что русичи будут рабами?! У какого кретина родилась такая мысль?!

С другой стороны, если посмотреть на происходящее, то не та уже Русь. Предатели обвили её в кокон потреблядства, навязывая чужую систему ценностей, где звонкая монета есть единственный смысл в жизни. Где ради денег даже знатный граф может предать Отчизну, и не задумываться над последствиями, нежась в богатстве и роскоши. А что потом будет с Русью — ему всё равно.

А некоторые вельможи на Руси прямо таки лезут сами в сети, ругая предков императора. Мол, они такие тираны и душегубы, не давали свободы и жира накопить. Народ в страхе держали, в голоде, а сами ананасы жрали. И вельможи распространяют навет этот злобный по миру, чтобы угодить хозяевам заморским. Чтобы те за своих этих вельмож считали, да привечали. Кого деньгами, кого девками распутными, а кого и дурман-травой, чтобы мозги не соображали.

Николай Александрович скрипнул зубами, стараясь унять нарастающий гнев.

— Граф Разумовский, — твердо молвил император. — Собирай Государственный Совет. Говорить на нём буду. А кто ослушается моего призыва — доложи Скокову. Надоела вся эта возня в демократию. Хватит! И пригласи на совет патриарха с Епифанием, ежели он ещё не уехал в лавру.

Государственный Совет на Руси состоял из главных министров, членов Академии Наук и представителей Генерального штаба. Пока у Разумовского не было сотрудников для своей службы, он попросил Скокова отправить жандармов с оповещением на сбор Совета.

На Совет собирались долго, чему император был шибко недоволен.

— Это как надо понимать? — возмущался Николай Александрович. — Я должен ждать чиновника, которого сам же и назначил на пост! Начнём совещание, а ты, Гриша, опоздавших отправляй… В общем, опроси для начала про причину их опоздания. Потом разберёмся…

Длинный стол, за которым собрался Совет, слегка заходил ходуном. Император стал резко «забирать» себе полномочия, и министры с чиновниками заволновались. В последнее время Скоков стал скор на расправу, и головы своей никто лишиться не хотел.

— А где распорядитель государственной казны? — вопрошал сурово император, поглядывая на министров. — Я с месяц как его не видел.

После минутного молчания поднялся министр промышленности — граф Вознесенский. Плотный невысокий мужчина с норковым воротником на кителе.

— Он на отдыхе, Ваше Величество, — тихо сказал граф и упал задом на стул.

— Да иди ты?! — закипал Николай Александрович. — А кто его отпускал на отдых-то? И куда?!

Вознесенский вжался грудью в стол и испуганно мотал головой по сторонам.

— Гриша! — вскрикнул в гневе император. — Пошли жандармов на розыск казначея! И его заместителя приволоки сюда с отчётными книгами. Я покажу им отдых!

Николай Александрович, слегка выпустив гнев, соизволил присесть во главе стола и медленно взглянул на каждого из сидевших за ним.

— Господа, с сегодняшнего дня руководить министерствами будет граф Пётр Разумовский, — громко сказал он. — Я назначаю его премьер-министром империи.

Над столом пронёсся легкий гул. Явно, что никто из чиновников не ожидал такого назначения. И только старец Епифаний со вздохом удовлетворённо прикрыл глаза и прошептал:

— Наконец-то! Да возродится величие Руси…

Григорий Скоков улыбнулся. Он понимал, что император этим указом только укрепляет свою власть, и Разумовский не будет миндальничать с высокопоставленными предателями империи — ему неведом тот «элитный сговор», когда влияние сословных ценностей отражается на делах империи. Когда между графами и князьями существует отречение от существующей реальности в пользу той реальности, что они придумали только для себя. Пётр Разумовский — граф по назначению, а не по сословию, и в нём нет той поруки, которая существует в «элитном» обществе.

Скоков, не сдержавшись, радостно потёр ладони, правда, под столом, чтобы никто не увидел. Теперь министры и чиновники почувствуют себя не так уверенно. Наверняка, многие соберутся за дальние рубежи, но… уедут голыми. Уж, он то собрал на них немало компромата!

И Разумовский, будто его услышал.

— Тайной жандармерии закрыть границы империи. Не пущать никого без моего личного ведома, окромя лиц министерства иностранных дел с посольскими грамотами. Ваше превосходительство, — Пётр взглянул на Скокова. — На вас сия обязанность. И проконтролируйте пограничную стражу, чтобы взяток не брали за выезд из империи.

— Да как можно, граф! — подпрыгнул князь Мелихов — начальник пограничной стражи. — Чтобы уважаемых людей не пущать по делам предпринимательства.

— Предпринимательство пусть чинят на Руси, а не за границей, — отмахнулся Разумовский. — Наши деньги должны работать внутри, а не снаружи. Это нужно для государства.

— Многие с этим не согласятся, — осторожно заметил граф Рудской — глава гильдии купцов и промышленников, косясь на молчавшего императора.

Разумовский подумал, потом усмехнувшись, сказал:

— Несогласным мы предложим условия, от которых они не смогут отказаться. Поставим им выполнение государственных заказов и субсидируем часть их стоимости. В разумных пределах.

— Это хорошо, — кивнул Рудской. — Но согласится ли Всемирный банк? У него свой интерес к нашему золоту. Никто ещё не отменял их правила.

— Я читал их правила, — неожиданно для всех заявил Разумовский. — Мы встретимся с руководством Всемирного банка для их пересмотра.

— На всё-то у вас есть ответ… Ваше высокопревосходительство, — буркнул Рудской.

— А вы бы, граф, не мешкая, собрали ли бы всех крупных предпринимателей у себя в доме. Скажем, завтра к вечеру. Я бы нанёс визит и поговорил с ними.

Рудской поморщился, будто ему нацепили петлю на шею.

— И когда планировать?

— К восьми вечера. Возможно, император тоже изъявит желание посетить столь значимое собрание.

Николай Александрович выпучил глаза от изумления. Петька взял с места в карьер. И это было хорошо — нечего рассусоливать.

— А Генштабу, — продолжал Разумовский, — я бы рекомендовал подготовить к послезавтра, к утру, список необходимых мероприятий по обеспечению армии всем необходимым на поле боя.

— Мы собрались воевать?! — в один голос вскрикнули министры и чиновники, подпрыгнув со стульев, но тяжелый удар кулаком по столу императора вернул их задницы обратно.

— А что происходит, господа?! — взревел львом Николай Александрович. — Империя с трудом набирает необходимое войско для защиты своих интересов, а вы о чём печётесь? О своих нарядах и любовницах?! Гриша!

— Я здесь, Ваше Величество, — склонился вездесущий Скоков.

Император хотел приказать отправить всю эту ватагу в подвал для тщательного дознания, но Скоков прошептал:

— Не время, государь. На всех есть надлежащие документы. Доверь Петру продолжить начатое.

Император скрипнул зубами, отгоняя гнев.

— Господа, — уже спокойно сказал, поднимаясь. Все тут же вытянулись, тоже вставая. — Очень прошу внять словам графа Разумовского… Если вы думаете, что вас обойдут стороной, ежели чего, то это напрасно. Империя была, есть и будет. Или мы все вместе будем жить достойно, помогая друг другу, или… другого не дано. Так начертано в Книге Света. Так жили наши предки. И умирали вместе за свою честь и достоинство.