Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко
Все. Бежит контра, даже флаг потеряли. Себе возьму, у порога постелю - ноги вытирать! Собака бродячая кровь с мостовой слизывает. В доме напротив занавеска шевелится, выглядывает кто-то осторожненько. А вот Григоренко живого офицера нашел.
Стоит махновец, голову чубатую опустил.
- Давно не виделись, братик.
Ушам Григоренко не верит - вроде и брат Иван, а вроде и нет. Муторно прапорщику, голова кругом идет. Только чего это брат так вырядился, цепочками часовыми обвешался, и погонов на плечах нет?
- Дрянь махновская.
- Все служишь, як та собачка. И шо тебе за ту службу дали? Шматок бляхи? Чи две малые тряпочки?
А вот за такое прапорщик Григоренко сразу стрелял. Он Георгия честно заслужил.
- Ты их благородиям сапоги лижешь, если не шо повыше, - Журборез прыснул,- а они тебе хату спалили, один фундамент остался.
- Брешешь.
- Собаки брешут. Палажка тебя пятый год ждет, так радовалась, когда царя скинули, а тебе на нее.... .
- Та шо с ним панькаться! На Луну и все! - Журборез не любил ждать. Вот они тут стоят, а хлопцы делом занимаются, всяки ценны вещи гребут. А нам - знову дуля.
- Охолонь,- махновец глянул на товарища, - вот ты брата встретишь, я на тебя посмотрю. Журборез заткнулся, у него не было братьев, у него было четыре сестры, которым он пообещал обновки.
- Пока ты, братик, во фрунт тянулся, я немцев резал. И австрияков. И панов. И продотрядовцев. Срывай погоны да пойдем в госпиталь, бо ты кровью стечешь.
Прапорщик медленно поднял правую руку, рванул левый погон с плеча так, что нитки затрещали.
- Чистый синематограф,- пробурчал Журборез и понесся искать какой-нибудь магазин готового платья.
Лось тоже брел по городу, периодически спотыкаясь на ровном месте, тоже со своими глубоко личными стремлениями. Мариуполь ведь большой город, тут даже театр есть. И даже синагога. Так что, ни одного окулиста в городе нету? Осточертело видеть мир расплывчато. Ага. Вот какой-то доктор Иванов, по крайней мере, так на двери написано. Красивая табличка, медная, и почерк витиеватый. И звонок электрический. Есть кто дома? Да тут дверь открытая, пальцем ткнул - она и распахнулась. Есть кто живой? А стулья в прихожей ничего, желтая такая обивка и спинки гнутые. И Ярчук, скотина такая, по шкафам шарит.
- Нашел что-нибудь?
- Одни книжки, - Ярчук развернулся к собеседнику во всей своей красе и женской лисьей шубе нараспашку.
- Книжки - это хорошо, это источник знаний,- прогрессор поднял с пола анатомический атлас и положил на стол. Потом заглянул в кабинет доктора.
Мать моя женщина! Не то, чтобы Лось никогда не видел повешенных, но на крюке для лампы, да еще и в почти новом чесучовом костюме-тройке - это уже перебор. И ковер в сторону отодвинут, чтобы экскрементами не испачкать, предусмотрительный был доктор.
- Это не ты его так?
Ярчук энергично замотал головой и поспешно поставил бронзовую жабу- пресс-папье обратно на полку.
- Не лечить ему больше люэс. А ты шо, на прием записался?- махновец осклабился во все свои зубы. Прогрессор меланхолично ответил, куда Ярчук может пойти с такими предположениями.
Махновец только хмыкнул, подошел к столу и стал изучать атлас. Хоть картинки посмотрит, читать он все равно не умеет. И учиться не хочет.
- Кишечки. Подарю Клавде. Дарить сестре милосердия анатомический атлас? Будто ей по жизни чужих кишок мало.
Прогрессор решил не отставать от товарища, тоже поискать что-нибудь ценное. Или нужное. Пресс-папье было здоровенным и бесполезным - он же не писарчук при штабе. А вот в кабинете у самоубийцы на столе что-то блестело. Лось тряхнул давно немытой головой и второй раз зашел в кабинет. Не ошибся, очки на столе лежат, в золотой оправе. Вот это повезло! Ошибочка. Не повезло. Покойный страдал дальнозоркостью, да и глаза у него были посажены ближе.
Прогрессор плюнул с досады и решил поискать своих. За Опанасом нужно присматривать, а то Мариуполь - город большой, еще заблудится человек. Да и Крысюка не мешало бы найти, а то, как взяли банк, так он куда-то и пропал. Надо бы с ним поговорить. Взять четверть самогона и серьезно поговорить. Потому что если человек неделю подряд оживляется только при слове 'обед', а все остальное время сидит возле пулемета как пришитый и молчит, то это не дело. Контру, правда, стрелял - так улыбался. А вот это уже хреново, люди добрые, очень хреново.
А кто это по улице прет, с банкой клейстера в руках и пачкой листовок под мышкой? А что это за листовки такие Крысюк клеит на все подряд? Так, ведро пафоса в начале и ниже, шрифтом побольше - за грабеж населения - расстрел на месте. Ни фига себе! Суров батько Махно. Так, сейчас листовки вдвоем быстрее расклеим и займемся насущными проблемами.
Вот и расквартировались, у вдовы Петровой. Да и Опанас нашелся - экспроприировал у торговки бублик с маком, бродит по рынку и жует себе. А его из окошка видно. Вдова в спаленке трясется. Нет, ваши жиры в фиолетовой комбинации нас не привлекают. А вот наливка - наоборот. Вишняк - дело хорошее, от него развозит только так. Крысюк пить не стал, глядит в упор. А ведь он вооруженный, это Лось сдуру оружие на диване оставил.
- Шо это ты такой добрый стал? Еще и угощаешь.
Прогрессор уже пожалел, что затеял это все. Из кухни выскочить мимо него не выйдет, он спиной к двери сидит, а недоделанный психолог - напротив.
- Дома все нормально? - гулять так гулять. Белогвардейцев ведь не боялся, разве трехнутый махновец страшней конной лавы?
- У кого?
- Гнат, не коси под дурака. У тебя дома все нормально?
Крысюк медленно поднял голову, перестал разглядывать клеточки на скатерти. Облизнулся, как кот.
- Тестя шомполами забили, скотину порезали и Дьяконов у меня в хате. Лучше не бывает.
- А кто такой Дьяконов? - фух, от сердца отлегло. Могло быть и хуже. И язвит Крысюк, тоже хорошо, хоть какие-то эмоции появились.
- Сосед. Сынок помещика. Он до моей Усти ще до той войны клеился, но тогда ему было не по чину. А теперь, - махновец матюкнулся, зло и витиевато.
- Пей и пошли.
- Вдвоем? Сдурел.
- Втроем, - Лось показал в окошко. - Попортим контре всю малину, заодно и разведаем, как в тылу.
- Яку малину? Апрель на дворе.
Крысюк схватил графин, от души глотнул оттуда, медленно поставил на стол.
- Пошли.
Прогрессор с уважением посмотрел на ополовиненную наливку и побежал следом. А Опанасу и объяснять ничего не пришлось - разведка по тылам, так разведка по тылам, заодно и до Маруси в гости зайдет. Может, ее мама успокоилась с прошлого раза? И кто ее просил лезть в тот сеновал? Так завопила, будто ее дочку убили и скормили свиньям. Может, хоть иголки ей понравятся, десять штук, еще довоенные.
А возле тачанки обнаружился Шульга. И посылать человека неудобно, стрелок-то он хороший. Пусть едет, хоть и глазливый он человек. У Ярчука коня похвалил - так коня застрелили. А это еще кто? Морда наглая, тельняшка драная, галифе зеленые, пять гранат на поясе - Журборез пожаловал. Шо, тоже домой захотел? Далеко тебе до Полтавы.
Едет по степи тачанка, кони разномастные - чалая да серая, пулеметчик на солнце пригрелся, на максим оперся, почти спит. Второй номер вошек ловит да давит - хруп-хруп, звук удивительной приятности. А еще двое сидят себе да курят. Просто идиллия.
Лось давил вшей и размышлял. Десять пулеметных лент, дополнительно к тем пяти, что уже есть, два стрелка, причем хороших стрелка, отдохнувшие лошади - уйти от погони можно. Но пять человек, две лошади, пулемет. Долгого боя не выдержим. И если в селе еще что-нибудь произошло? Хватит ли у Крысюка ума не гробить своих товарищей?
Из размышлений прогрессора выдернула остановка тачанки и уже привычный тычок локтем. Хутор. Пустой. Или не пустой? Хата, хлев, колодец, яблонька растет за хатой, тын аккуратненький.
Шульга слез на землю, подтянул штаны, направился к закрытым воротам. Ворота были крашены в приятный глазу зеленый цвет, выгоревший на солнце и вымытый дождями до салатового.
- Эй, в хлеву! Кидай винтовку! Максим доски прошьет, и кавкнуть не успеешь! - Крысюк, тактичен, как всегда.
Из окошка хаты высунулся ствол.
- И дружка своего прихвати! Ему и одной гранаты хватит!
- А вы хто? - житель хлева то ли не боялся пулемета, то ли надеялся выстрелить раньше.
- А вы сами хто? - Шульга, присев за тыном, тоже решил поговорить, да и на прицеле того, кто в хате засел, держать веселее,- Из какой армии?
- Из зеленой! - проорали из хлева. - Мы комиссара ухайдокали и подались як можно дальше от диктатуры пролетариата!
- Дело хорошее! Так мы вам, получается, первые товарищи!
- Эти, як их, шо Кропоткина дюже уважают? - из хаты голос подали.
- Да, мы повстанцы.
Ствол из окошка сеновала исчез. Заскрипела лестница. Из хлева важно вышел тип в пехотной красноармейской шинели
