Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Оказалось, что война партизанская совершенно не похожа на правильную войну, какой ее себе раньше представлял Петенька. Куда пропали героические бои? Клубы пушечного дыма, развернутые знамена, сверкание штыков… Ни-че-го! Картинная атака во главе доблестного полка и, вполне возможно, героическая смерть на глазах потрясенных однополчан с обязательной вечной славой. Так сказать, Пересвет, Челубей и Петенька Валов. Вместо этого утомительные конные переходы, постоянные свары между казаками и башкирцами из-за добычи, перепуганные обыватели. Но зато и несколько коней с тяжеленными тюками, набитыми серебряными талерами, и отдельные кошельки с золотыми дукатами. Это хоть немного, но утешало разочарованного поручика. Вообще, за последнее время слишком много романтичных представлений разлетелось вдребезги, только успевай осколки подметать. Но, с другой стороны, жизнь подбрасывала взамен одних другие увлекательные приключения, вроде знакомства с княжной Шаховской. Да, над этим следовало хорошенько подумать…
Но подумать ему не удалось, так как его бесцеремонно разбудили. Оказалось, Петенька задремал прямо в седле, поэтому он едва не рухнул наземь, когда примчался казачок с диким воплем: «Обоз!» Вообще-то это было событием: впервые за весь рейд по Пруссии отряду встретился военный отряд. Конечно, провиантский обоз – это не пехотный батальон, пусть даже резервный, но все-таки уже не кучка перепуганных обывателей.
И действительно, вскоре над проселком заклубилась пыль и показалась длинная вереница телег. Ее сопровождала жалкая горстка драгун, собственно, чего-то иного даже и ожидать не приходилось. Петенька ощутил укол разочарования: боевой дебют явно откладывался, рассчитывать на схватку с этим жалким конвоем явно не приходилось. Драгуны были какими убогими, явно не из отборных полков Зейдлица, сидели в седлах, ровно кули с мукой, вроде тех, что валялись на повозках. Поэтому Петенька не стал изобретать никаких хитрых приемов, а просто дождался, пока обоз втянется в небольшую рощицу, служившую укрытием его отряду, и скомандовал: «Вперед!»
Удивительно было, как пруссаки не заметили его конников среди реденьких деревьев, но не заметили, за что и поплатились. Грохнул нестройный залп из фузей и пистолетов, и половина конвоя разом полетела с коней. И тотчас башкирцы с диким визгом и криками «Алла!» ринулись на врага, словно стая разъяренных ястребов. Конечно, в открытом поле в регулярной стычке башкирец не противник обученному кавалеристу, тяжелый палаш располовинит его, точно колбасу, но здесь враг не успел опомниться. Вскоре все драгуны были перебиты, а за ними и возницы, почуявших кровь азиатов было не остановить, да, собственно, Петенька и не собирался этого делать. Лишь командир конвоя, похоже, рубака знатный, чертом вертелся на коне, ловко отбивая сабли башкирцев. Двое магометан уже лежали мертвыми, пока это были единственные потери отряда. Петенька решил, что следует постараться захватить офицера, и даже крикнул «Живьем!», но кто ж его услышит в горячке. Тем более что пруссак зарубил уже третьего башкирца, и тут они совсем озверели, схватили луки, и пруссак сразу превратился в подушечку для булавок. Какая жалость! Петенька очень надеялся выяснить, куда же именно направляется обоз. Это помогло бы угадать намерения пруссаков.
А потом началось то, что Петеньке вспоминать позднее совершенно не хотелось. Вроде бы и обвыкся в Тайной канцелярии, уже не морщился при виде крови или мяса паленого, что поделать, если злодеи сознаваться не спешат, однако ж подобного ему видеть не приходилось. Да что он, даже сержанты, на что люди бывалые, и то позеленели, глядя, что творят его партизаны. И башкирцы, и казаки принялись обшаривать трупы, раздевая их до исподнего в поисках денег. Между ними то и дело вспыхивали стычки из-за добычи, но все кончалось парой затрещин, хвататься за сабли на глазах начальника не решались ни те, ни другие, помнили повешенного казачка.
Жуткое это было зрелище, особенно же страшны были башкирцы с руками по локоть в крови. С ножами в руках они рыскали между повозок, волокли за ноги мертвецов в сторону, чтобы обобрать без помех. Обыскавши мертвое тело, они с диким смехом отрезали трупу голову и подбрасывали в воздух, словно при игре в мяч. Отрубить же палец, чтобы без помех снять кольцо, часто оказывавшееся и не золотым вовсе, – это было делом совсем обычным. Мертвые тела лежали грудами, под копытами коней чавкала застывающая кровь. Только Северьян смотрел на все это, не бледнея, лишь хищно раздувал ноздри, да в глазах его снова плясало черное пламя.
– Господин поручик, – оторвал его от размышлений казак, – мы обыскали офицера, при нем оказалась сумка с бумагами. Извольте глянуть. Может, важное что отыщется.
Он протянул Петеньке кожаную сумку с прусским орлом на застежке. Видно было, что сумку уже открывали, но этой шайке явно не нужны были официальные пакеты за сургучными печатями, которыми она была набита. А денег там, похоже, не оказалось, раз отдать решили.
Беглый просмотр доставшегося трофея отнял у Петеньки полчаса, пока по его приказанию отряд старательно поджигал повозки с провиантом. Конечно, казаки и башкирцы хорошо запаслись копчеными колбасами и крупой, эти шельмы ухитрились даже пару бочонков с водкой оприходовать. Петенька уж не стал протестовать, опять же – себе дороже. Был бы под рукой кроме этих хотя бы полуэскадрон кирасир, он бы навел порядок железной рукой, но поскольку было то, что было, приходилось терпеть.
А пока он сражался с витиеватой канцелярской скорописью документов, проклиная самого себя за то, что не послушал совета умного человека. Ведь говорил ему граф Александр Иванович, чтобы учил Петенька языки, потому как в Тайной канцелярии, особливо в делах, до заграницы касаемых, без языков ну прямо как без рук. Петенька тогда покивал согласно, даже пообещал всенепременно заняться языками немецким и французским, но сие так и осталось необязательным обещанием. Для объяснений с голштинцами хватало нехитрого набора: Geschmeiß, Schlampe, Mistkerl да Drecksack. Но в приказах таковые слова не фигурируют, и вот сейчас – хоть волосы рви. Единственное, что помогало, так это цифирь. Провиантские ведомости можно было разобрать и без знания языка. Но было в сумке несколько приказов, в которых Петенька уже вконец запутался. Разобрал только «Die erste Kolonne marschiert…». А вот куда эта колонна марширует и, главное, зачем, он уже совершенно не понял. Ладно, доставим эти бумаги в штаб армии, там найдется кому прочитать.
Но в совершенную панику его повергли два пакета, в которых лежали листы, исписанные крупным твердым почерком уже без всяких завитушек. Вот Петенька кое-как разобрал, хотя и не без напряжения. В обоих письмах неведомый автор, не счевший нужным подписаться, сообщал, что, по сведениям некоего «Nachtigall» из Sankt Petersburg, к армии следует генерал Schuwalow с отдельным корпусом и секретными приказами, содержание которых выяснить не удалось. Пока же следует ожидать, что армия повернет в Schlesien на помощь австрийцам. Здесь поручик помрачнел. Этот соловей, похоже, был прекрасно осведомлен в делах русской армии, причем сведения шли из самой Конференции. Вот только кто же эта голосистая птичка?! Из писем установить это было совершенно невозможно. Ясно было только одно – измена гнездилась на самом верху, и если эту измену не извести незамедлительно, все может кончиться очень скверно для русской армии. Получается поединок двух бойцов, у одного из которых глаза завязаны, а второй все видит. Исход такого поединка можно предсказать заранее.
К тому же из головы никак не шли визиты неизвестных офицеров к австрийцам. Петенька клял себя за то, что так и не сумел установить персоны тех предателей. Австрийцы, конечно, союзники, но все, что им надобно знать, командующий сообщит на военном совете, а что знать не надобно, то не сообщит. И, может быть, вовсе не в Петербурге тот соловей сидит, а здесь, при штабе Салтыкова, обретается? Словом, было над чем поломать голову.
А пока следовало немедленно прекращать рейд и возвращаться в расположение армии. Непонятно, всерьез ли граф Шувалов предлагал пленных допрашивать касательно планов короля прусского или просто так, проформы ради. Но получилось, что в руки Петеньке попали важные сведения, которые действительно следовало доставить командующему. Хотя, по здравому размышлению, он решил письма «соловья» в штабе армии не показывать, а оставить при себе. Это дело касалось Тайной канцелярии, но никак не штаба армии, он доложит графу, лишь когда будут результаты, а до того надлежит все это хранить в сугубом секрете.
Глава 8
Пехота медленно тащилась по прокаленным солнцем пыльным дорогам, можно подумать, что вовсе это не Пруссия, а какая-нибудь Туретчина. Говорят, там арапы живут насквозь черные, потому нехристи, и душа ихняя наружу проступает. Солдаты обливались потом, голова становилась свинцовой, перед глазами плавали цветные круги, вот-вот упадешь. И падали. Таковых поднимали с бережением и клали на лекарские повозки, которые тащились позади полка. Но такая наша служба солдатская – лямку тянуть и терпеть. Лица становились землистыми, во рту пересыхало, язык царапался, как занозистое полено.
