Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR]
— Проще, кто спорит. Но вы пока в городе нужны. И не только там, где сейчас, а еще в десяти местах. Главное, чтобы ты с Секондом соединился. У тебя с ним связь давно была?
— Полчаса назад.
— Выходи еще. Пора, наверное.
Глава 10
У Ляхова-второго так гладко с захватом объекта не вышло. Или бронетранспортер более приметный объект, чем туристский автобус, или взяли в плен Бубнова люди более нервные. К означенному Шульгиным дому он подъехал, а вот включать интуицию или дедукцию не потребовалось. Стрелять по ним начали сразу, причем из крупнокалиберного пулемета.
Типа ДШК или Гочкиса, судя по кускам штукатурки, что полетели от дома по ту сторону переулка, а потом и по дыркам в броне. Хорошо, очередь легла в капот, а не в борт боевого отделения.
— Вперед, штурмгвардия! — заорал Колосов, не дожидаясь указаний от Ляхова. Да и какие указания? Все давно обговорено.
Домик был небольшой, двухэтажный с мезонином и палисадником вокруг. Господская усадьба небогатого помещика XIX века.
И стрелять оттуда стали не иначе от отчаяния. Или по причине запрограммированности. Если поблизости нет в резерве хотя бы роты полного состава с бронетехникой, сопротивляться подразделению регулярной армии бессмысленно.
Пока бойцы Колосова, умело применяясь к местности, рассыпались вокруг объекта, Ляхов, с прежним замиранием сердца, как на перевале, с ежесекундным ожиданием для него изготовленной пули, вдавил в плечо приклад турельного ДТ и короткими, но непрерывными очередями подавлял тяжелую огневую точку в угловом окне второго этажа. Установленный в глубине комнаты пулемет, может, и не достанешь, но если все время стрелять по скосам оконного проема и по потолку тоже, то рой рикошетов, осколков кирпича и штукатурки волей-неволей заставляет расчет пригибаться, втягивать голову в плечи, отвлекаясь от работы, а глядишь, и всерьез кого-нибудь заденет.
Методика себя оправдывала, группа Колосова без потерь форсировала переулок, довольно широкий для своего названия, и рассредоточилась в мертвой зоне.
Водитель-ефрейтор, тоже не новичок, пока полковник стрелял, обежал свой покалеченный транспортер и начал через заднюю дверь, ею же и прикрываясь, вытаскивать наружу ящики.
Машина, не дай бог, загорится, так хоть боеприпасы останутся. А сколько еще воевать и с кем — откуда знать? Но когда патронов в достатке — спокойнее.
Ляхову что-то подсказывало, Максима им освободить удастся, но вот благополучно уйти после этого — проблематично. И дело не в том, что БТР поврежден, не так сложно пробиться дворами к Каланчевской площади, а там воспользоваться любой подходящей машиной, да хоть бы и трамваем. Даже лихо — на полной скорости со звоном!
Казалось ему, что засевшие в доме нарочно затягивают время, ждут подкрепления. Важен чем-то для них этот опорный пункт, а то и штаб. Значит, нужно все сделать очень быстро.
Он связался с Тархановым, коротко, в нескольких словах доложил обстановку и потребовал помощи. Пусть не роту, пусть взвод или два, но немедленно. На полных газах за двадцать минут управиться можно.
— Сделаем, — заверил Сергей.
Приказав водителю стать к пулемету, Секонд рывком пересек мостовую, упал рядом с зарешеченным цокольным окном. Из него почему-то не стреляли.
— Колосов, хватит вылеживаться, разом — на штурм. А я здесь попробую.
Под грохот автоматных выстрелов, матерные и просто бессвязные выкрики бойцов он, сильно рискуя, сдернул кольцо гранаты, поставил ее на край решетки. Считая про себя «через ноль», отодвинулся, прижимаясь к стене вбок, в расчете, что каменный наличник окна уведет в сторону ударную волну и осколки.
— …ноль три, ноль четыре!
Бахнуло не сильно, только горячий вонючий дым ударил в нос и зажмуренные инстинктивно глаза. Когда открыл, решетка уже висела косо, удерживаясь в стене только двумя согнутыми прутьями.
Ляхов, навалившись, выворотил ее целиком. За ним в проем по собственной инициативе спрыгнул оказавшийся поблизости штурмгвардеец.
Мало что подвал и так был полутемным, его густо заполняла поднятая взрывом пыль.
— Фонарь?
— Имеется…
Луч света скользнул по штабелям ящиков разных размеров и вида, тюков и коробок, уперся в невысокую деревянную дверь.
— Были б здесь гранаты или динамит — вот бы рвануло, — с какой-то даже злорадностью сказал боец.
— Ото ж! Давай, ломаем дверь…
— Чего здесь ломать?
Солдат был прав. Дверь запиралась снаружи на обычный французский замок. Одно движение тяжелого, почти как мачете, ножа, накладка отлетела в сторону, и они выскочили в коридор. Слева — тупик, справа — крутая лестница к еще одной двери. Теперь — железной, но, по счастью, не запертой. За ней часто громыхали выстрелы, кому-то из штурмгвардейцев удалось через окна или дверь ворваться в здание.
— Ну, пошли. Под свои бы пули не подставиться! Солдат, которого Ляхов знал в лицо, а по фамилии не помнил, ногой распахнул дверь и с порога выпустил несколько очередей, мгновенно охватив взглядом общую картинку и увидев, что своих здесь нет.
Ляхов дернул его за ремень назад и снова бросил гранату. Так оно надежнее будет.
— Теперь пошли!
Перипетии скоротечного боя в закрытом помещении плохо поддаются последующей реконструкции. Каждый помнит, как он бежал, стрелял, падал, в него стреляли и что в какой-то момент, как правило, внезапный, все вдруг кончилось. Точно так же и Ляхов, который никем и ничем не командовал, а метался по этажам и коридорам, стрелял навскидку и искал, где же тут могут прятать Максима, не думая, удастся ли ему самому уцелеть в бессмысленной круговерти штурма.
Снаружи дом казался не слишком большим, но сколько же у него внутри комнат, тупиковых и проходных, коридоров, лестниц, чуланов… Архитектор в девятнадцатом веке совсем не задумывался, какие проблемы он создает потомкам, которым здесь придется драться в двадцать первом.
Каждую секунду ждешь пули в лоб или в спину, гранатного взрыва под ногами, а при этом еще нужно тактически мыслить…
На лестничной площадке между вторым этажом и мезонином Вадим столкнулся с ефрейтором, который в прошлом рейде упрекнул его в неточном цитировании Гумилева.
Короткевич подталкивал перед собой стволом автомата растрепанную женщину с потным, в разводах пороховой копоти и обычной грязи лицом.
— Стоп! Кто такая, откуда, куда ведешь? Поблизости не стреляли, и можно было перевести дух.
— Не знаю, господин полковник. Выскочила навстречу, вверх бежала. В руке автомат, не нашей конструкции. Глаза безумные. Вроде как у той, в Тель-Авиве. Но живая. Я ее слегка стукнул, обезоружил. Автомат вон валяется, без патронов…
Ляхов и смотреть не стал, не до того. И так знал, какой и откуда. А вот что она вверх бежала — интересно. Может, со страху подвинулась умом, а может…
Кроме отнятого автомата на поясе у террористки висел еще и пистолет в аккуратной темно-коричневой кобуре. Вадим его вытащил. Нечто вроде «вальтера РР», но помассивнее, погрубее. «ПМ» советского производства, вспомнил он.
Он ткнул женщину стволом в подбородок, вздергивая лицо вверх. Прав ефрейтор, глаза не того. Но попробовать можно.
Вадим хлестко ударил ее по одной щеке, по другой. Сгреб в кулак плотную рубашку на груди. Встряхнул.
— Где человек, которого сегодня привезли? Ответишь, жить будешь! Там? Там? Там? — Он показывал пальцем вправо, влево по коридору, сопровождая каждый вопрос пощечиной. А как еще привести в чувство истеричку или остановить начинающийся реактивный психоз, если нет под рукой нужных медикаментов? Она, конечно, может ничего не знать, только вряд ли. Бабы вообще любопытны, а эта тем более, на рядового боевика не похожа. Каким-то краем, но к начальству причастна, если не сама начальница.
И когда он указал на дверь, ведущую в мезонин, в лице ее нечто дрогнуло. И глаза блеснули осмысленно.
— Держи ее, Короткевич! Руки свяжи и охраняй. Здесь стой. Я сейчас…
Дверь тоже крепкая, пусть и не железная, голыми руками ломать заморишься, снова взрывать — спрятаться негде.
— А ну, ефрейтор, общупай ее хорошенько. Ключ ищи, — крикнул он, пока что пытаясь поддеть ножом и отодрать планку, под которой должен скрываться язычок замка.
— Есть, господин полковник, — Короткевич бросил ему желто-блестящий ключ с двумя бородками. Хорошо, если он!
Оказалось, он самый. Ловко вошел в скважину, а женщина вдруг стала подвывать утробным каким-то, почти нечеловеческим звуком.
Такое мы тоже видали и слыхали, мельком подумал Ляхов, сообразила, теперь под одержимую косить будет.
— Короткевич, дай ей еще пару раз по роже… Максим сидел на полу в углу комнаты, куда не могли достать пули ни с улицы, ни через дверь, пристегнутый у трубе отопления сразу двумя наручниками, за каждую руку отдельно. Рот заклеен широким куском пластыря. Лицо красное, будто у него приступ гипертонии.
