Василий Звягинцев - Бульдоги под ковром
Антон разозлился до зуда в кончиках пальцев и вошел к профессору в хорошем бойцовском настроении.
Вид шеф-атташе, загорелого, разгоряченного конфликтным диалогом, плохо вписывался в интерьер покоев Председателя, проникнутый апатией, меланхолическим смирением и ароматом успокаивающих трав.
– Считайте, что мы уже победили, Учитель, – приподнятым тоном сообщил Антон после положенных приветствий. – Все документы и ментаграммы у меня здесь, – он коснулся верхних складок форменного плаща. – И мне интересно будет наблюдать за реакцией членов Совета, когда они соберутся для вынесения своего вердикта!
В ответ он получил вялый отстраняющий жест.
– Не надо. Я не хочу ничего знать. Ты представишь отчет, или что там у тебя есть, и пусть случится то, что должно. В меру наших заслуг и нашей вины. Я контрассигную твою официальную, адресованную на мое имя записку, в остальном будь волен в своих поступках. И не говори мне ничего. Я тебе не судья и не соучастник…
– О вине не может быть и речи, совсем наоборот… – Он хотел достучаться до былого профессора, самоуверенного, даже агрессивного, автора многих эпохальных трудов с эпатирующими посылками и скандальными выводами, но видел перед собой старца с потухшим взглядом. И после того, как Бандар-Бегаван движением руки поставил между собой и верным учеником туманную, почти непрозрачную завесу, Антону оставалось только откланяться, изобразив на прощание фигуру крайнего разочарования.
«Что же еще могло случиться после того разговора? – недоумевал он, спускаясь по знакомой лестнице. – Старик сломан, будто его уже подвергли публичному покаянию. Но это невозможно. Будь мы на Земле, я решил бы, что его кабинет прослушивается, а самого загружают наркотиками… Но здесь такого последнюю тысячу лет не бывало, если я хоть что-нибудь знаю о процедуре… Что ж, пусть даже так. Вообразим, что я по-прежнему окружен агграми, вдобавок уже проникшими в Совет и в Департамент соответствия… проиграть им сейчас было бы совсем унизительно… – И Антон усмехнулся некстати родившейся мысли: —Уж тогда-то Шульгин окончательно поймет, кто из нас дурак…»
Это воспоминание о Шульгине в такой момент его даже несколько позабавило – как же глубоко он погружен в земные реалии, если и сейчас, в роковой, по-настоящему критический момент, придает значение мнению человека. А ведь оно должно волновать его куда меньше, чем египетского фараона, – точка зрения раба на необходимость строительства пирамиды.
Возвратившись в отведенное ему гостевое бунгало, Антон первым делом погрузился в горячую, насыщенную радоном и серой воду высеченного в нефритовой скале бассейна, заставил себя расслабиться и, впадая в транс, подумал, что самоустранение Бандар-Бегавана пойдет скорее всего лишь на пользу их замыслу. Старик не будет связывать инициативу и досаждать пусть и безупречными этически, но неуместными в предстоящей борьбе сентенциями.
Последним волевым усилием он подключился к единой информационной сети «Системы» и растворил свою индивидуальность в доступных ей уровнях интеллекторной сферы.
А ближе к вечеру, когда свирепое экваториальное светило коснулось зубчатой горной гряды, Антон, заряженный физической и нервной энергией, с подсознанием, свободным от тайных сомнений и настроенным на успех во всех своих начинаниях, приступил к делу. Окончательно отринув клановые предрассудки и опираясь на детально проработанный, многократно подстрахованный план.
Мало того, что этот план учитывал все традиции, обычаи и прецеденты вводимых в интригу департаментов и служб, он еще и опирался на богатый опыт европейских бюрократий, восточных деспотий и преступных сообществ Японии и Китая.
Главной же «бомбой» Антон считал реконструированный с помощью Книги, десятков давно выведенных из оборота документов, показаний Ирины и Сильвии «протокол» сговора высших правящих сфер Галактической Конфедерации и Аггрианского союза, который и предопределил на многие века вперед состояние бесконечной бесцельной и, по всем канонам, абсолютно аморальной информационно-психологической войны. Даже намек на возможность оглашения такого документа мог вызвать катастрофические для Совета Ста миров последствия.
И ведь что самое интересное – начиная реализацию своего замысла, Антон и помыслить не мог, какие ему откроются бездны.
Он ведь, невзирая на свой опыт и стаж, был всего лишь честным идеалистом, как и подобает уважающему себя члену клана форзейлей. И привык верить в абсолютную нравственность и «историческую правоту» Конфедерации. Теперь же получалось нечто совсем иное.
Тем не менее в глубине души Антон продолжал надеяться, что нынешний состав Совета, узнав и поняв то, что теперь известно ему самому, примет решение истинно мудрое. Ну а уж если нет… Тогда Антон удовлетворится устройством своей личной судьбы, но навсегда откажется от Подтверждения Соответствия, то есть, выражаясь по-земному, от участия в конкурсах на право баллотироваться в члены Совета Ста миров.
Однако очень скоро Антону пришлось испытать гораздо более сильные ощущения, чем те, на которые он рассчитывал. Он успел нанести всего два или три предусмотренных планом визита, сдать крайне хитро составленный отчет и запросить о сроках предварительного собеседования с секретарем Малого жюри. Срок был определен в пределах ближайшей декады, и, таким образом, времени на все задуманное хватало с избытком. Но на следующий день он получил экстренную и конфиденциальную ментаграмму, предписывающую немедленно явиться в Секретариат Совета.
Встревоженный, он исполнил предписание. Там, в Церемониальном зале, освещенном переливающимися бликами полуденного океана, до невероятности любезный Администратор одного из высших рангов вручил ему патент на звание Тайного Посла первого класса со всеми вытекающими правами и привилегиями, а также Особо Важную Инструкцию, которую надлежало активизировать не ранее возвращения в свою земную Резиденцию.
«Однако! Один лишь миг, и стандартная операционная база превратилась в Резиденцию…» – подумал Антон, сразу не осознав смысла происшедшего. А Администратор продолжал плести фразы, составленные исключительно из слов Парадного Стиля. Суть же их сводилась к тому, что досточтимый Тайный Посол никак не связан сроками, может в разумных пределах наслаждаться самыми изысканными удовольствиями на любой из планет Метрополии, но когда он сочтет необходимым возвратиться к исполнению своих Высоких обязанностей, Инструкция должна быть исполнена неукоснительно и в полном объеме.
…Давно уже можно было начать наслаждаться преимуществами своего внезапного возвышения, переселиться в подобающие апартаменты, созвать друзей, покровителей и коллег на то, что по-русски можно назвать банкетом или даже пиром, а Антон все сидел на скамье повисшей над водами бухты ажурной ротонды и мучительно размышлял. Впервые за время своей дипломатической карьеры он ощущал растерянность. Того, что случилось, случиться было не должно.
И значит, его представления о порядке вещей неадекватны реальности. Как, скажем, если бы в царской России посаженного на гауптвахту поручика вдруг отвезли в Зимний дворец и министр двора граф Фредерикс передал ему Высочайшее повеление о назначении петербургским генерал-губернатором.
Такого не бывало даже при Павле Первом, насколько ему известно.
Выходит, что знакомый и привычный ему мир управляется совсем другими законами. Жесткая и незыблемая система управления таковой не является, и, следовательно, Галактическая Конфедерация как бы не существует. Он попытался совсем немного нарушить традицию, намекнув «Системе», что знает о ней нечто сверх дозволенного и намеревается эти знания использовать в обход существующего порядка и… в личных целях! А в личных ли, возникает теперь вопрос. Он как бы поставил себя выше «Системы», вообразил себя землянином, захотел воздействовать на нее извне, а не изнутри. И тут же понял – или ему дали понять? – что «Система» на деле не более чем одна из «подсистем», направляемая и регулируемая чем-то гораздо большим. Таким образом, продолжал рассуждать Антон, ему как бы подан Знак. Но о чем это говорит? Что отныне он приобщен к неким высшим сферам и выведен за рамки общих правил? Или наоборот? Мол, мы тебя заметили, оценили, наградили. Получи и успокойся. Хотя бы здесь, в Метрополии. А Инструкцию узнаешь там, где вреда от тебя уже не будет…
Ему стало очень неуютно. При любом повороте он переходит в иное качество. Взамен необходимо расстаться с жизнью, к которой он привык, которая ему нравилась, да и просто казалась единственно возможной…
Антон теперь только осознал, как должен был чувствовать себя Воронцов при их первой встрече. Некий пришелец, носитель высшего разума, вторгся внезапно в его жизнь, заставил делать нечто совершенно ему лично ненужное и сокрушил все представления о прошлой и будущей жизни. Просто потому, что указанный пришелец счел его, Воронцова, пригодным для участия во вселенских играх, отчего-то захвативших и его родную планету.
