Дмитрий Дашко - Прощай, гвардия!
Из глубоких размышлений меня вывел Ушаков:
— Что скажешь, фон Гофен: пойдешь на дворец приступом?
— Как прикажете, — пожал плечами я.
Штурмовать так штурмовать. Ждать у моря погоды бессмысленно. К тому же фортуна переменчива. Сейчас светит нам, потом — неприятелю. Вдруг у самозваной претендентки на трон какие-нибудь козыри в рукаве припрятаны, о которых мы ни слухом ни духом? Может, она и рассчитывает на что-то.
Зимний был взят в плотное кольцо. Уже горели костры, возле которых грелись солдаты. Появлялись любопытные горожане. Узнав, что происходит, они сочувственно кивали, шли посмотреть на императрицу. Качали головой, жалеючи.
Заиграли трубы, объявляя общий сбор. Унтера выстроили солдат поротно. Я прошелся вдоль шеренг, вглядываясь в суровые лица гренадер и фузилеров. Многие из них могут сегодня погибнуть. Зато те, кто выбьет угнездившуюся в Зимнем нечисть, станут героями. Снова история российская пишется кровью ее сынов.
— Ну, братцы, кто со мной пойдет дворец приступом брать? — спросил я. — Беру только охотников. Ежели подкачаем мы, тогда и оставшихся черед придет. Сейчас же никого не неволю. Желающие, шаг вперед.
Добровольцев нашлось немало. Строй почти в полном составе шагнул ко мне. Одинокие фигуры струсивших почувствовали себя неудобно. Озираясь по сторонам (как бы кто позору не приметил!), они поспешно занимали место среди товарищей. Те встречали их дружелюбными смешками.
— Спасибо, братцы! — искренне сказал я. — Честь и хвала вам!
Застучали барабаны, возвещая подготовку к штурму. Затягивать с ним не стали. Дворец меньше всего походил на крепость (ни рва, ни прочих препятствий), и мятежникам больше приходилось полагаться на свою храбрость, чем на толщину стен.
Ружья лейб-кампанцев высовывались из открытых окон. Дула смотрели в нашу сторону.
— Не осрами, сынок, — сказал подошедший Ушаков.
Было непривычно слышать от него такое. Только в этот момент я заметил, как он постарел. Груз государственных забот придавил генерал-аншефа к земле. Такие вещи даром не проходят.
— Мы победим! — уверенно произнес я.
Дистанция была вполне достаточной для стрельбы дальнобойными пулями. Фузеи лейб-кампанцев пока молчали. То ли у них было неважно с порохом, то ли выжидали, когда мы приблизимся, чтобы бить наверняка.
— С Богом! — перекрестился я и громко скомандовал: — Пли!
Дружный залп передних шеренг заставил неприятеля отпрянуть от окон. В ответ послышалось разве что несколько хлопков.
Передние шеренги встали на одно колено, теперь стреляли из второго ряда.
Та-дах! Пороховой дым, подобно туману, скрыл колонну фузилеров.
— Вперед, в штыки! — крикнул я, выхватывая шпагу.
Мои солдаты устремились в атаку. Расстояние до дворца мы преодолели за считанные секунды. Под дружным напором полетели высокие, не приспособленные для обороны ворота. Стоявшие за ними лейб-кампанцы успели дать один залп и тут же полегли под штыками. Сверху полетели гранаты. Основу мятежников составляла гренадерская рота преображенцев, с бомбами они обращались умело, однако семеновцы и ингерманландцы уже взбирались по лестницам, несмотря на взрывы и смертельный свист осколков.
Повсюду: на лестничных пролетах, на втором этаже — кипела рукопашная. Кубарем катились по ступенькам сцепившиеся мертвой хваткой противники. Я орудовал клинком напропалую, благо длинные анненские шпаги мало чем отличались от мечей и совсем не походили на тоненькие фитюльки, которыми дырявили друг друга мушкетеры в кино.
На меня налетел дюжий, не уступавший мне ростом гренадер с белой повязкой. Он совсем недавно обагрил лезвие своей шпаги кровью вырвавшегося на полкорпуса вперед меня фузилера ингерманландца.
Я сделал уверенный выпад. Такой, какому учили меня давным-давно в секции спортивного фехтования. Здесь дерутся иначе. Тут важно не первому нанести укол, а сделать это так, чтобы твой противник был ранен или убит, а ты избежал бы и того и другого. Я метил в сердце, чтобы лишить врага жизни наверняка. Гренадер сам наткнулся на лезвие и умер моментально. За его спиной показались еще два решительно настроенных белоповязочника. Выдернуть шпагу я уже не успевал, потому оставил ее в теле и воспользовался клинком погибшего, выхватив его из ослабевшей руки мертвеца.
Укол в горло навсегда вычеркнул из списка живых первого нападавшего. Я крутанулся, плечом отбросил второго к стене, а потом проткнул ему бок.
На первом этаже вовсю хозяйничали люди Круглова и Муханова. На втором слышалась беспорядочная пальба. Это огрызались недобитые остатки мятежников. Одна из пуль с треском разнесла какую-то непонятную штуковину в паре сантиметров от моей головы. Я непроизвольно дернулся, представив, что бы со мной стало, окажись я чуточку правее.
— Вашскородие, берите. — Кто-то тронул меня за плечо.
Я оглянулся и увидел Михайлова, протягивавшего мне два заряженных пистолета. Вовремя!
— Спасибо, братец.
Впереди загрохотали солдатские башмаки. В центре залы в одну линию выстраивались лейб-кампанцы. Перезарядить ружья они уже не успевали и потому готовились к рукопашной, выставив перед собой штыки, будто копья.
В голову пришла шальная идея. Все ковры и дорожки на полу были скатаны. Натертый до блеска паркет не уступал хорошему катку. Я уже успел набрать приличную скорость, на полпути упал на колени и поехал по скользкому полу, как по льду, с пистолетами в руках.
Дальнейшее чем-то напоминало игру в боулинг, только роль шара исполнял я. Врезавшись в центр неприятельского строя, сбил двух или трех мятежников, прокатился еще около метра и, развернувшись, разрядил оба пистолета в тех, кто остался на ногах. Промахнуться с такой дистанции было невозможно, каждая из пуль нашла себе мишень.
Из-за толстой портьеры выскочил человек в Преображенском мундире. Он был в страшном возбуждении, его глаза буквально вылезали из орбит. Я еще не успел встать, а он уже замахнулся на меня высоко занесенной фузеей с примкнутым штыком. Что называется, приплыли.
Чудом удалось мне подсечкой свалить его на пол. Падая, лейб-кампанец хорошенько приложился об выступавший подоконник. Из разбитого виска хлынула кровь. Брошенного мельком взгляда хватило, чтобы понять: не жилец.
Подбежавшие Чижиков и Михайлов помогли мне подняться.
— Лихо вы их! — восхитились гренадеры.
Цесаревну-самозванку удалось обнаружить в одной из гостевых спален. Он сидела на разобранной кровати, опустив плечи. Возле нее стояли преисполненный ярости Грюнштейн и бледный как привидение принц Гессен-Гомбургский. Оба они были безоружны.
Я вложил шпагу в ножны. За моей спиной теснились и напирали гренадеры. С каждой секундой число их увеличивалось. Всем было интересно посмотреть на самозванку.
Солдаты все прибывали и прибывали. Казалось, еще немного, и рухнут стены.
Елизавета подняла красивое кукольное личико и с надеждой посмотрела на меня, будто ожидая, что я почему-то приму ее сторону.
Наверное, она привыкла к своей власти над мужчинами, к тому, что прихоти ее исполняются, а прегрешения прощаются. Когда-то на балу я тоже поддался ее очарованию. Но сейчас все было по-другому.
— Именем законной императрицы объявляю всех вас арестованными, — торжественно объявил я.
Глава 16
Из всей верхушки заговорщиков удалось скрыться лишь Волынскому. Его не было ни в отбитом у мятежников дворце, ни дома. Поиски по всему Петербургу тоже ничего не дали. Очевидно, бывший кабинет-министр заранее продумал схему отхода на случай неудачи и пустился в бега, как только запахло жареным.
— Ничего, Россия хучь и велика, но человек, чай, не зверушка какая. Найдем изменщика. Никуда он от нас не денется, — пообещал императрице Ушаков.
— Обязательно сыщи мне подлюку энтого! — приказала пунцовая от гнева Анна Иоанновна.
В Зимнем появился Бирон, которого мятежники держали взаперти где-то на питерских задворках, не зная, что с ним делать, и оставив решение этого вопроса до окончательной победы. Императрица ненадолго укрылась с фаворитом в своих покоях: то ли чтобы отвести душу, то ли для какого-то тайного разговора. Собравшиеся деликатно молчали.
Прибыл страшно недовольный принц Антон Ульрих. Он был обижен, что ему не удалось участвовать в подавлении мятежа. Вместе с ним приехала цесаревна Анна. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: недавние испытания только укрепили их чувства друг к другу. Я был рад за венценосную пару.
Немного погодя по дворцу распространилась хорошая весть: молодожены ожидали прибавления в семействе и не преминули уведомить о том императрицу. Анна Иоанновна от радости аж всплакнула. Почему-то все были твердо уверены, что будет мальчик. Лично я в этом не сомневался.
Через несколько месяцев на белый свет появится Иоанн Антонович, будущий наследник престола. Ради него я прожил несколько непростых лет в этой эпохе и через многое прошел. Будущее моей Отчизны снова стремительно менялось, но мне было ясно, что эти перемены только к лучшему.
