Генеральный попаданец - Ал Коруд
И все хотели перегнать Америку по мясу, молоку и прогрессу на душу населения: «Держись, корова из штата Айова!»
Программа с мастерством опытного проповедника коснулась заветных струн в душе. Против предложенных ею задач нельзя было ничего иметь в принципе. Три цели, намеченные Программой, не могли не устраивать: построение материально-технической базы, создание новых производственных отношений, воспитание нового человека. Общий труд, сама идея общего дела была немыслима без искренности отношений человека с человеком. Это было ключевым словом эпохи — искренность. Моральный кодекс строителя коммунизма — советский аналог десяти заповедей и Нагорной проповеди — был призван выполнить третью главную задачу — воспитание нового человека. В этих библейских параллелях тексту Программы стилистически ближе суровость ветхозаветных заповедей. В 12 тезисах Морального кодекса дважды фигурирует слово «нетерпимость» и дважды — «непримиримость». Будто казалось мало просто призыва к честности (пункт 7), добросовестному труду, коллективизму; ко всему этому требовалась еще борьба с проявлениями противоположных тенденций. Искренность обязана была быть агрессивной, отрицая принцип невмешательства, — что логично при общем характере труда и всей жизни в целом.
В том, что Программа обещала построить коммунизм через 20 лет, было знамение эпохи — пусть утопия, пусть волюнтаризм, пусть беспочвенная фантазия. Ведь все стало иным — и шкала времени тоже.
В этой новой системе счисления время сгущалось физически ощутимо. На дворе стоял не 1961 год, а 20-й до н.э. Всего 20-й — так что каждый вполне отчетливо мог представить себе эту н.э. и уже сейчас поинтересоваться: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»
Изменение масштабов и пропорций было подготовлено заранее. С 1 января вступила в действие денежная реформа, в 10 раз укрупнившая рубль. 12 апреля выше всех людей в мировой истории взлетел Юрий Гагарин, за полтора часа обогнувший земной шар, что тоже оказывалось рекордом скорости. В сознании утверждалось ощущение новых пространственно-временных отношений. Действительность в соответствии с эстетикой соцреализма уверенно опережала вымысел.
Иван Ефремов, опубликовавший за четыре года до Программы свою «Туманность Андромеды», объяснялся: «Сначала мне казалось, что гигантские преобразования планеты в жизни, описанные в романе, не могут быть осуществлены ранее, чем через три тысячи лет… При доработке романа я сократил намеченный срок на тысячелетие». Тут существен порядок цифр. Про тысячелетия знали и без Ефремова — то, что когда-то человечество придет к Городу Солнца, алюминиевым дворцам. Эре Великого Кольца. Потрясающе дерзким в партийной утопии был срок — 20 лет.
Во «Введении» новой Программы сказано, о каких пространственных границах идет речь: «Партия рассматривает коммунистическое строительство как великую интернациональную задачу, отвечающую интересам всего человечества». Именно так — всего человечества. Что касается временных пределов, они были четко указаны в последней фразе Программы: 'Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!
Закрытый занавес. Творцы коммунизма без твердого знания оного.
Глава 9
Совещание. Старая площадь. 20 февраля 1965 года. Кабинет Первого секретаря ЦК КПСС
Косыгин казался таким, каким я его и представлял. Суховатым и мрачноватым гением из серо-стылого Ленинграда. На фоне привычных Леониду Ильичу шумных и говорливых южан советский премьер смотрелся молчуном «в себе». Скорее всего его внешняя сухость связана с тем, что Алексей Николаевич рос без матери. Матрона Александровна умерла, когда ему не было и четырех лет. Его, старшего брата Павлика и сестренку Марусю Николай Ильич Косыгин воспитывал один. Он учился в коммерческом училище, где будущих финансистов учили особым приемам устного счета. Способность быстро, в уме, оперировать числами, извлекать корни, вычислять проценты сохранилась у Косыгина на всю жизнь. Как и великолепная память. В глазах светился острый ум и желание взяться за работу. Как глава правительства в переходный период он надеялся, что ему удастся совершить многое, пока наверху идет дележка власти. Только вот его знаменитые реформы, которые кстати и вовсе не его, мне на фиг не сдались. Но об этом позже.
Косыгин сделал короткий доклад о поездке. Я предложил покамест ситуацию с Китаем вывести за скобки, сообщив, что соберем по этому поводу отдельное совещание в ЦК. Тем более что у Громыко образовались срочные дела и на совещание за него присутствовал один из помощников. Алексей Николаевич, видимо, утомленный общением с Мао, не возражал. Мао Цзэдуна пока не собирался отвечать взаимностью. Он показался Косыгину безразличным к новому витку эскалации во Вьетнаме, выдвинув тому нелепые обвинения.
«США и СССР теперь решают судьбу мира», — резко заявил Мао. — Что ж, продолжайте решать'.
Пока же ситуация в северном, дружественном нам Вьетнаме складывалась аховая. Как раз американцы дерзнули начать бомбардировки, и советская делегация чуть под них не попала. Потому на нашей встрече сразу создалась необходимая мне предвоенная атмосфера. ПредСовмина с некоторым недоверием поглядывал в сторону Устинова и начальника Генштаба Захарова. Последнего я истребовал с вечера. Чтобы никто меня или его не тормознул. Хотелось услышать мнение от опытнейшего штабиста Великой Отечественной. Одним из результатов его тогдашней работы стали блестящие итоги Ясско-Кишинёвской операции. Матвею Васильевичу было присвоено звание генерала армии, единственному из начальников штабов фронта. Новая победа открывала путь на Будапешт, Белград, Вену. Впереди были победоносные Дебреценская, Будапештская, Венская операции.
А вишенкой на торте его карьеры стал полный разгром Квантунской армии. Через месяц после окончания боевых действий на Дальнем Востоке генерал Матвей Васильевич Захаров был назначен начальником Высшей военной академии. А в начале 1949-го он уже был начальник ГРУ. Для одного из заданий Матвей Васильевич получил удостоверение специального корреспондента газеты «Правда», с которым отправился в Китай. Миссия была совершенно секретной. После успешного ее завершения Захаров получил медаль «Советско-китайская дружба». Позже он был направлен для оказания помощи в управление войсками Корейской народной армии. Об этом стало известно только в 1970-м, когда Матвей Васильевич был удостоен одной из высших наград КНДР. Ким Ир Сен наградил советского военного орденом Государственного знамени первой степени.
То есть генерал не был новичком в тех местах и его советы мне могут здорово помочь.
Я решил заострить беседу на Вьетнаме. Виной охлаждению отношений с ним был Никита Хрущев, который в 1950-х годах одним из первых инициировал разворот СССР в сторону стран третьего мира. Но отчего-то имел в отношении северных вьетнамцев ограниченный интерес и относился к ним с подозрением. Особенно после того, как Ханой в разворачивающемся советско-китайском расколе стал заметно тяготеть к китайской стороне. Переход Северного Вьетнама на сторону Китая
