Тревожная весна 1918 - Александр Дорнбург
Новочеркасск опять перешел во власть красных. Долбаные качели! «В делах людей прилив есть и отлив», когда нам остается только пожимать плечами. Не так-то просто это принять, когда увязнешь по уши, как я, но никогда не забывайте золотого правила: если игра складывается против вас – терпите и ждите своего шанса сжульничать.
Со всех сторон на восток группами и в одиночку тянулись люди. Большинство громко обменивались впечатлениями дня. Многие, как это часто бывает, открыто во всем винили тупоумное начальство. Меня в том числе. Лучше всех, были настроены казаки -- старики и станичники Кривянцы. Они решительно говорили, что, несмотря на неудачу, они будут продолжать борьбу до тех пор, пока не прогонят последнего большевика с Дона.
Глава 7
Часам к 5 вечера станичная площадь Кривянки, двор станичного правления и прилегающие улицы, были заполнены чрезвычайно пестрой толпой беженцев, как по составу, так и одеянию. Скорее казалось, что здесь происходит большая и шумливая ярмарка. В огромной и шумной толпе в хаотическом беспорядке мелькали офицерские, чиновничьи и солдатские шинели, штатские пальто, дамские шубы, шляпы, белые косынки, картузы, папахи и традиционные платки казачек. Среди множества телег, груженных домашним скарбом, лошадей, скота, овец и многочисленных собак, неистово лаявших, бегала плачущая детвора, ища потерянных родителей. Кое-где виднелись женщины с грудными детьми.
Все находились под впечатлением пережитого, все были в нервно-приподнятом настроении. Военное командование и члены "Совета Обороны" должны были проявить нечеловеческие усилия, чтобы хоть немного успокоить это бушующее людское море и не дать еще больше разгореться страстям. Принятые в этом отношении меры, уже начали давать положительные результаты, как вдруг неожиданно со стороны Новочеркасска, раздались орудийные выстрелы и несколько шрапнелей на большой высоте, разорвалось над станицей. Словно по команде, охваченные паникой, все стихийно ринулись на восток к Заплавам, дальше от города, дальше от противника.
Через несколько минут площадь была пуста. На ней задержались лишь чины штаба в ограниченном количестве, члены "Совета Обороны", небольшое число офицеров, да несколько десятков казаков, не считая выставленного сторожевого охранения. Станица совершенно опустела.
Такой неожиданный оборот дела грозил нам лишением всей нашей "армии". Дружинники могли, минуя Заплавы, разойтись по своим родным станицам. Собрать их потом и поднять против большевиков, едва ли бы удалось, тем более, что они уже достаточно были деморализованы постигшей нас неудачей. Поэтому, первой нашей заботой было каким-нибудь способом не допустить дружинников разойтись по домам. Употребить для этого силу мы не могли, так как никакой надежной вооруженной воинской частью мы фактически не располагали.
Нам оставалось только одно -- единственное средство -- попытаться убедить казаков словом. Агитировать и еще раз агитировать, призывая к продолжению борьбы! Иного выхода не было, и мы решили испробовать это последнее средство. Посадив в автомобили по несколько вооруженных казаков под командой офицеров или влиятельных стариков из "Совета Обороны", мы выслали их на главные перекрестки дорог, чтобы они попытались убедить казаков не расходиться по домам, а идти всем вместе на Заплавы, которые мы решили сделать пунктом сосредоточения всех дружинников. Вместе с тем, с надежным гонцом послали станичному атаману Заплавской станицы приказание выставить вокруг станицы вооруженные заставы и никого не выпускать из Заплав и соседней Бессергеневки.
Дав затем нужные указания начальнику сторожевого охранения у станицы Кривянской Войсковому Старшине Фетисову и предоставив свои автомобили и лошадей раненным и больным, мы, то есть командующий армией, начальник штаба и я, в сопровождении небольшой группы офицеров и казаков, отправились пешком на Заплавы. Теперь эта небольшая станица становилась целью нашего похода, надеждой на отдых и базой для дальнейшей борьбы.
Настроение у всех было грустное. Шли молча, понуря головы, стараясь заглянуть вперед и разгадать неизвестное будущее. Дьявольская несправедливость и бессмысленность всего этого восстания разрывала мне душу все сильней. В довершение всех бед, я немного прихрамывал, но не по причине ранения: просто на моем правом ботинке оторвалась подмётка. В станице Кривянской от артиллерийского обстрела начались пожары. Жуткое зарево огней далеко отражалось на горизонте, еще более удручая настроение, многие из идущих не сдерживали слез. Оглядываясь временами назад, я в неясном вечернем тумане различал мерцание тусклых огней такого родного Новочеркасска, ощущая горький комок подкатывающий к горлу. Что-то явно пошло не так!
Только около полуночи мы достигли станицы Заплавской. Нас встретил станичный атаман из бывших урядников. Он весьма разумно рассказал нам о положении в станице. Выставленные им по нашему приказанию заставы никого не пропустили далее, почему станицы Заплавская и Бессергеневская оказались забиты дружинниками и беженцами до отказа. Эти сведения нас немного утешили. Где-то в глубине души начинала теплиться надежда, что наше правое дело еще не совсем проиграно.
В конец измученный нервной беспрерывной работой последних дней, бессонными ночами, недоеданием и утомительной ходьбой, я едва держался на ногах, не будучи уже в состоянии преодолевать свою усталость. Сказав об этом полковнику Денисову, я пошел в соседнее здание школы, где и свалился на первой же парте. Где расположились на постой мои "архаровцы" не известно и я искать никого не стал, не до того было. В тот момент я ни на какую работу способен не был. Меня охватила странная апатия. Я испытывал лишь непреодолимую и безотчетную потребность, во что бы то ни стало, отдохнуть и забыться хотя бы на короткое время. Мне хотелось только лечь и умереть. Но ночью, несмотря на крепкий сон, я был разбужен дикими криками пьяных голосов.
Оказалось, что это была сотня пьяных Кривянцев,
