Корниловъ. Книга первая: 1917 - Геннадий Борчанинов
— Каких это? — спросил Завойко.
Верховный давно об этом думал. И решение принял тоже давно.
— Найдите Николая Гумилёва, он сейчас, скорее всего, служит в армии. Он патриот своей страны, и его таланты нужны не на фронте, а в тылу, — сказал Корнилов. — Найдите Владимира Маяковского, постарайтесь убедить его встать на нашу сторону. Он убеждённый социалист, но, несомненно, тоже патриот, так что придётся найти к нему особый подход.
Завойко быстро записывал фамилии в блокнот.
— Ваше Высокопревосходительство, позвольте спросить… Откуда вы это всё знаете? — не отрываясь от письма, буркнул Завойко.
— По должности мне положено. Всё знать, — отрезал генерал.
— Финансирование… — протянул адъютант.
— Из тех средств, что вы вытрясли у москвичей. Никакого месячного жалованья, оплата исключительно по факту выполненной работы, за каждую статью, стих, лозунг, — сказал Корнилов. — И опирайтесь на массы. Нужны простые слова, которые поймёт даже самый необразованный и тёмный мужик.
— Понял, — кивнул прапорщик.
— Привлекайте художников, пусть рисуют плакаты, лубки, в конце концов, — добавил Корнилов. — Наша с вами пропаганда, Завойко, должна быть везде. В газетах, в витринах, на проходных заводов, на папиросных пачках, везде. Чтобы человек даже в уборную не мог сходить без нашей пропаганды, понятно вам?
— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — кивнул Завойко, понимая, что с такими масштабами он точно не останется внакладе.
Да и должность начальника отдела пропаганды, а в будущем, возможно, и министра пропаганды, фактически вручаемая ему Верховным, означала власть. Причём самую что ни на есть настоящую, власть над умами людей. Завойко однозначно связывал своё будущее с Корниловым, понимая, что это его шанс выбраться на вершины, и поэтому Корнилов доверял ему такое дело.
— Только ради Бога, никакого антисемитизма, — немного поразмыслив, добавил генерал. — Мне нужны верные сторонники во всех слоях общества, а не очередные погромы.
— Разумеется, — сказал адъютант, но от взгляда Верховного не укрылось то, что он едва заметно скривился.
— Используйте синематограф, фотографию, — продолжил Корнилов, вспоминая знаменитые кадры из «Броненосца Потёмкина». — В общем, набирайте себе персонал, Василий Степанович. Общество должно знать обо всём. О предательстве большевиков, о нерешительности Временного правительства. У него не должно остаться иной альтернативы. Вся страна должна подняться за нас.
Глава 26
Москва
Поезд Верховного встречали на перроне со всей торжественностью и помпой, на какие только была способна Москва. Почётный караул из юнкеров военного училища, духовой оркестр, толпы встречающих от различных офицерских союзов, казаки, георгиевцы, и просто патриотически настроенная часть общественности. Были и официальные лица, городской голова, московский правительственный комиссар, депутаты Государственной думы и другие. Даже прибытие министра-председателя смотрелось бледно по сравнению с этим.
Едва только поезд остановился, многотысячная толпа взревела в слитном радостном крике, будто встречала любимую поп-звезду, а не Верховного Главнокомандующего. Стоило ему только показаться на площадке вагона, как эти крики грянули снова, заиграл оркестр, дамы начали бросать цветы генералу под ноги.
— Да здравствует народный герой генерал Корнилов! — закричали со всех сторон.
Корнилов щурил глаза от яркого солнца, глядя на волнующееся людское море. Каждый из этих людей связывал с ним свои надежды, и генерал понимал, что не имеет права их подвести. Он махнул рукой в знак приветствия, вышел на перрон, чтобы принять рапорт от почётного караула юнкеров и женского батальона прапорщика Бочкарёвой.
Ощущения у генерала были смешанные и непонятные, он, пожалуй, впервые видел, чтобы какое-то официальное лицо встречали подобным образом. Впрочем, он оставался сосредоточенным и серьёзным, даже тогда, когда какой-то кадетский думный деятель решил толкнуть речь прямо на перроне. Степенный пожилой мужчина в пенсне, с прямым пробором и бородкой клинышком, активно жестикулируя, начал задвигать про единство, веру, торжество над врагом и прочую муть, но было заметно, что он и сам верит в собственные слова.
— Спасите Россию, и благодарный народ увенчает вас! — закончил он.
Толпа рукоплескала. Корнилов, осыпаемый цветами, направился к выходу на привокзальную площадь, но офицеры-корниловцы во главе с полковником Неженцевым подхватили Верховного на руки и понесли под громкие крики «ура!». Щёлкали фотокамеры, корреспонденты газет спешно строчили в блокнотах записки, стараясь ухватить всё происходящее.
В общем, Москва приняла генерала тепло и благосклонно, вселяя уверенность. Пышная церемония и пафосные речи встречающих давали Корнилову повод задуматься об успехе его тайного замысла. Народ жаждал твёрдой власти, и он, генерал Корнилов, может ему дать эту самую твёрдую власть.
Восторженные офицеры донесли генерала до самого автомобиля, генерал, посмеиваясь, поблагодарил их и сел на заднее сиденье в сопровождении нарядно одетых туркмен. По плану он должен был проехать к Иверской часовне, и автомобиль медленно поехал по Тверской улице, а Корнилов глазел на старую Москву, с её тесными улочками и златоглавыми храмами, ещё не перестроенную советской властью. Всё было иначе, и если Петроград легко можно было сравнить с его версией спустя сотню лет, то Москва изменилась чересчур сильно, и многие здания генерал видел впервые. Как и собственно Иверскую часовню, взорванную большевиками. Её в девяностых, конечно, восстановили по образу и подобию прежней, но это, само собой, не то.
Автомобиль остановился у входа на Красную площадь, рядом с Воскресенскими воротами. Вооружённый караул текинцев в ярких малиновых халатах выпрыгнул из машины, а Корнилов степенно прошёл к часовне и снял фуражку с головы. Здесь, возле Кремля, он бывал тысячи раз, но как же всё отличалось от знакомых ему локаций. Возле часовни его снова бурно приветствовали цветами и восторженными криками, но все замолкли, когда генерал вошёл в часовню и тихо начал молиться у чудотворной иконы.
Это был скорее демонстративный жест политика, игра на публику, но в тишине часовни, глядя на потемневшее дерево иконы в золотом окладе, он понял, что приехал не зря. Спокойствие и уверенность в своей правоте наполнили его душу, как вода наполняет пустой сосуд. В своей прошлой жизни он принял крещение ещё будучи комсомольцем, тайно, как и многие другие советские юноши и девушки, но никогда прежде, посещая церковь, не ощущал ничего подобного. Вместе с заученными словами молитвы из глубины души поднимались тревожные мысли, которые тут же развеивались под строгим, но любящим взглядом девы Марии.
К автомобилю Корнилов вышел будто обновлённым и посвежевшим, с новыми силами и железобетонной уверенностью в своей победе.
Выступление на совещании начнётся только завтра, Верховный приехал в Москву чуть заранее, намереваясь к нему подготовиться, и приказал возвращаться обратно на Александровский вокзал, к поезду. Толпа к этому времени должна была разойтись, хотя генерал подозревал, что многочисленные просители и посетители будут осаждать его вагон до самой ночи.
Так оно и вышло, на вокзале его ждали глава конституционно-демократической партии Милюков, генерал Каледин, генерал Алексеев и казачий
