XVII. Наваррец - Игорь Александрович Шенгальц
— Де Брас!..
Но на этом его жизнь прервалась, тело обмякло и упало на траву у самой воды. Я вытер дагу о его колет и ногой спихнул гвардейца в Сену. Он сразу ушел под воду — если и всплывет, то ниже по течению. Вот удивятся те, кто его найдет — утопленника со спущенными штанами!
Думаю, Ваша Сиятельство, господин де Рошфор, теперь шансы убить меня этим вечером существенно снизились. Оставшаяся троица гвардейцев даже отыскать меня не сумеет, ведь бумага с адресом осталась в кармане Пикары.
Черт! Надо было вытащить записку и оставить себе в качестве доказательства. Поздно спохватился, не нырять же теперь в Сену в поисках тела.
Удивительно, но я успел вернуться обратно к собору до окончания мессы. Люди потоком начали выходить из Нотр-Дама: сначала задние ряды, стоявшие ближе к дверям, и лишь потом аристократы, которым в данном случае приходилось немного подождать своей очереди.
Та, кого я ждал, вышла чуть ли не самой последней. Она ступала по земле столь аккуратно, что казалось, будто она плыла. Каждому нищему, что встретился на ее пути, она положила по монетке.
Если в соборе девушка подняла вуаль, то теперь вновь набросила ее на лицо, и черты угадывались весьма смутно. Для всех, кроме меня. Я настолько хорошо помнил это лицо, что узнал бы ее под любой вуалью.
Меня слегка потряхивало от внутреннего возбуждения. Внезапно пришла мысль: а что если я попал в это время и в это тело исключительно ради встречи с ней?
А иначе, какой во всем происходящем смысл? Мушкетеры и гвардейцы, кардинал и король, заговоры — все это крайне интересно, но исключительно в виде книг и мемуаров. Меня ничего не связывало с XVII веком, кроме портрета прекрасной незнакомки. Именно он стал для меня той точкой отсчета, с которой я начал интересоваться и этой эпохой, и людьми, ее населяющими.
Я шел к ней наперерез и не знал, как начать разговор. И дело было вовсе не во внутренней робости или стеснении — уж склеить понравившуюся девушку для меня никогда не составляло особо труда, — но тут иное. Тут нет права на ошибку.
Если я поведу себя с незнакомкой с портрета глупо или бестактно, то попросту упущу, возможно, главный шанс моей жизни. Я чувствовал это всей душой, поэтому готов был действовать столь деликатно, как только мог.
Девушка уже подходила к своему портшезу, дверцу которого заранее заботливо отворил слуга, как вдруг она заметила меня.
Я поклонился и хотел было сказать что-то приветственное, использовав по максимуму свое красноречие, но она меня опередила.
— Я вас ждала, сударь! — голос ее был тихим и мягким.
Между нами тут же возникла никак не осязаемая, но вполне ощутимая связь, напряжение. Подобное я ощущал в последний раз лет в девятнадцать, когда впервые всерьез влюбился. Тогда это оказалось взаимно, и именно обоюдная симпатия буквально наэлектризовывала помещение, заставляя чувствовать все ярче, острее. Заставляя жить.
Сейчас, спустя пару десятков лет собственной жизни, и открутив несколько столетий назад, я испытал схожие, только еще более мощные, ощущения. Пространство между нами словно задрожало, заколебалось в смутном волнении, как пленка в плохом качестве на старой видеокассете.
— Вы меня звали, я пришел…
— А мне казалось, что это вы желали увидеть меня вновь? — в ее голосе прорезалось скрытое веселье.
— Желал.
— Так глядите же! — внезапным жестом она подняла вуаль и открыто мне улыбнулась, причем ее улыбка не выглядела пошло или вульгарно, напротив, в ней чувствовалась настоящая женственность и естественность. Красота незнакомки не была вызывающей, а очень родной и привычной.
— Вы прекрасны… — вымолвил я, не в силах оторвать от нее взор. И все мое красноречие неожиданно испарилось, мозг отказывался выдавать многочисленные фальшивые комплименты, вся цель которых обычно заключалась лишь в том, чтобы соблазнить, увлечь, заболтать, окружить словами. Сейчас же мне не хотелось терять очарование мгновения, и я просто любовался ей, пока, наконец, она сама, чуть покраснев, не вернула вуаль обратно на лицо.
— А вы немногословны, сударь, — сейчас она уже не улыбалась, голос ее приобрел неожиданно серьезный окрас.
— Обычно я более разговорчив.
— Так в чем же дело?
— Не хочу испортить момент, — честно признался я.
Незнакомка внимательно посмотрела на меня.
— Вы не испортили. Рада нашему знакомству!
— Но ведь мы до сих пор не знакомы! — спохватился я. — Прошу, назовите ваше имя!
— А зачем? Вы хотите еще одной встречи?
— Очень хочу! А если при этом мы окажемся вдвоем, без всех этих людей вокруг, то о большем невозможно и мечтать.
— Вы слишком торопитесь, сударь. Впрочем, я подумаю. Вы спрашивали, как меня зовут? Мое имя Ребекка. Ребекка де Ландри, к вашим услугам, сударь.
— Шевалье Франсуа де Брас, де Ла Русс, — я неожиданно для самого себя представился обоими именами, и реальным, и вымышленным. — Готов служить вам!
— К сожалению, мне пора, шевалье, — девушка зашла в портшез, слуга закрыл за ней дверцу.
Неужели, так и уедет? Ничего, теперь я знаю ее имя и обязательно отыщу! Не такой уж и большой этот Париж, если разобраться…
Перед тем, как дать знак слугам двигаться вперед, Ребекка внимательно посмотрела на меня и сказала:
— Признаюсь вам, мы встретились лишь во второй раз, но в глубине души отчего-то мне кажется, будто мы давно знакомы. У вас такое бывает?
— Обычно нет, но сейчас я чувствую то же самое!
— Возможно, это какой-то особый знак свыше. Я решила! Не сочтите меня кокеткой. Мы встретимся с вами, Франсуа. Мне нужно ненадолго уехать из города, а когда вернусь, я пришлю вам записку с указанием места и времени. На какой адрес писать?
— Я остановился в трактире «Папаша Джозеф».
— Ждите записку, шевалье, и до встречи!..
Слуги подняли портшез, и вскоре я потерял его из виду, но преследовать и не пытался. Незачем. Эта встреча привнесла в мою душу смятение и отчего-то легкую тоску.
Меня окликнули. Я обернулся и увидел Тибо. Видно, он уже давненько наблюдал за нашим разговором и деликатно ожидал его окончания.
Я сделал ему знак подойти.
— Началось, — сказал он, приблизившись. — Они разделились на два отряда и покинули дом.
— Значит, все идет по плану. Я доволен твоей работой, можете снимать наблюдение. Держи расчет, — я вытащил несколько монет, даже больше
