Туман (СИ) - Курамшина Диана

В общем недовольство было ощутимым. Даже то, что здание у них теперь заметно больше, так как их перевели из дома купца Монкевича в Бернардинский монастырь, который находился у Днепра, выводило Недзвецкого из равновесия.

Но всё это совершенно меня не расстраивало и воспринималось с долей иронии пока мне не сообщили совершенно ошеломляющую новость.

Весь медицинский и обслуживающий персонал военного госпиталя был исключительно мужским[122]! Месть Виллие была впечатляющей…

Глава 19

Идти и представляться непосредственному начальству сразу расхотелось. Хотя понимала – это всего лишь блажь и откладывать не стоит. Пришлось вернуться в дом к Исуповым, дабы поговорить об этом с «бабушкой».

Но неожиданно увидела, что задний двор и прилегающая улица, оказались полны народа. По приезду в город, посланный в имение нарочный, вместо ответа на письмо, вернулся в нашей бричке с дворовыми и телегой, загруженной всякого рода добром.

Среди приехавших с удивлением обнаружила Егора, решившего, что без его помощи барышня врачевать в городе не сможет и Ефимку, сумевшего уговорить последнего взять его с собой, увещевая, что в городе-то на курьеров денег не напасёшься, а он быстрый и исполнительный.

Слава Господу, Мария осталась в поместье, потому как места и для нас явно не хватало. Вопрос о доме в наём становился всё более насущным.

Переговорив с Екатериной Петровной, которой сейчас было явно не до меня, получила в сопровождение «учителя», но тот, кажется, был только рад. Странно, почему этого «охотника» вдруг потянуло в город.

Хотя идти от площади, до берега Днепра к Бернардинскому монастырю было не далеко, Егор забрал для меня бричку, заявив, что «барышне негоже пешком». Ефимка, естественно, пристроился к нам «дабы осмотреть окрестности».

Могилёв город хоть и губернский, но не большой. Все основные здания, такие как ратуша, дома губернатора, вице-губернатора и советников, присутственные места, врачебная управа, суд и т. д. располагались кружком на Торговой площади. От неё уже шли две главные улицы: Шкловская и Ветряная, которые и были самыми заселёнными.

Через несколько минут мы подъехали к монастырю, в котором и располагался военный госпиталь. Один из встретивших нас солдат побежал разыскивать офицера, а двое других с интересом обсуждали меня, как им казалось, тихо.

Вышедшего к нам поручика, попросила проводить меня к главному врачу или начальнику госпиталя. Офицер, представившийся Велецким, Григорием Палычем с нескрываемой заинтересованностью предложил прошествовать за ним. Но к его неудовольствию за моей спиной пристроился Егор, с весьма серьёзным выражением лица, оставив Ефимку в бричке. Поручик заметно при этом скис, но продолжил по-французски расписывать как он рад «лицезреть тут такой красивый цветок в моём лице», вызывая у моего «охранника» всё возрастающее недовольство.

Как оказалось, начальник госпиталя был на обходе, и мне предложено было его обождать. В коридор больницы постепенно набивались нижние чины, стараясь получше меня рассмотреть. Неожиданно раздался зычный голос:

– Какого чёрта тут происходит? Почему все набились в коридор, словно рыба в бочке?

Пациенты тут же расступились, образуя узкий проход перед высоким мужчиной лет тридцати. Погоны майора подчёркивали его высокий чин, также, как и несколько наград. Дамы, скорее всего считали его привлекательным. Высокий лоб, прикрытый каштановой чёлкой, яркие серые глаза под кустистыми бровями, прямой греческий нос. Однако всё портили тонкие губы и узкий подбородок. Лицо можно было назвать «породистым», если бы не раздражённое выражение, которое сейчас было на нём.

– Кто допустил барышню в госпиталь?! Велецкий, ваше самоуправство?!

– Она к вам, Семён Матвеевич. – ответил поручик, немного от меня отодвигаясь.

Майор с удивлением перевёл взгляд на меня.

– Ну что же, пройдёмте, – заявил он, открывая передо мной кабинет. Пропустив нас в Егором, он прикрикнул на столпившихся в коридоре, чтобы те расходились по палатам и закрыл дверь. Степенно усевшись за стоящий у стены стол, стал с интересом меня разглядывать, – я вас слушаю, – наконец-то сказал он.

– Мне нужен начальника госпиталя, – решила не представляться, раз он не удосужился.

– Он перед вами.

– Вот мои документы, – успокаивая нарастающее раздражение протянула ему папку.

– Хм, – это всё, что он произнёс, ознакомившись с предложенным, и стал разглядывать меня более заинтересованно.

– Баронесса, – сказал он через несколько долгих минут, – вы знаете, что тут нет женского персонала?

– Мне об этом сообщили сегодня в управе, когда я там отмечалась.

Семён Матвеевич вернулся к изучению моих документов, долго их перечитывая. Я хотела даже предложить попробовать подлинность печати на зуб. Наконец приняв какое-то решение, он успокоился и спросил:

– Как вы устроились?

– Ещё никак. Пока меня пригласил погостить Аким Петрович Исупов, до того, как я найду для себя подходящее жильё.

Мужчина сильно удивился.

– Вы близко знакомы с господином вице-губернатором?

– Ах, нет, мы познакомились с его семьёй. В дороге с Петром Акимовичем случилась неприятность, и мне пришлось оказать ему врачебную помощь.

– Как, однако удобно, – майор толи язвил, толи восхищался, – но в любом случае, это даже хорошо, – он стал задумчиво постукивать пальцем по документам, – в городе есть губернская больница… – зачем-то вспомнил визави, – думаю до конца недели вам хватит времени привести все свои дела в порядок? А там мы что-нибудь придумаем.

Благодарно улыбнулась, и мы распрощались весьма довольные друг другом. Как я поняла, Семён Матвеевич был совершенно не против «отдать» меня в городскую больницу, что было мне на руку.

Поджидающий меня под дверью Велецкий вызвался сопроводить нас обратно. Пациенты, не смотря на запрет, выходили из палат посмотреть нам в след. Поручик поведал дорогой, что Сушинский, такова была фамилия господина майора, хоть и строг, но справедлив, как начальник. Коме того, искусный и бесстрашный хирург, лечивший раненых под градом пуль, во многих боях в «моей родной» Пруссии… под Гутштатом, при Гельсберге и Фридланде.

К концу повествования фигура главного врача обросла вообще какими-то невероятными геройствами, и я задумалась о том, что как минимум половина из всего рассказанного вполне возможно – выдумка.

В таком приподнятом настроении я и возвращалась обратно.

Вечером мы обсуждали с Екатериной Петровной, нервной и уставшей, только один вопрос – куда переезжать? Она успела за сегодня посмотреть вместе с Павлом Матвеевичем, срочно вызванным для этого, несколько подходящих домов. Однако… один из понравившихся находился в Покровском посаде, а другой в Троицком. Оба были за чертой центра города. Последний, так и вообще, за рекой.

Выбрали всё же большой дом с садом недалеко от Свято-Никольского монастыря. Хотя от госпиталя они удалены были примерно одинаково.

Время бежало со страшной скоростью. На следующий день, во вторник мы переехали, а уже в четверг Мария прибыла из имения с обширной дворней. Оказывается, всё готовилось и собиралось, как только она получила письмо о нашем возвращении.

Времени до маскарада у губернатора почти не осталось, ведь он был назначен на субботу. Я, не мудрствуя лукаво решила одеться Гигеей[123]. Мария же захотела поддержать меня в греческом пантеоне, приготовив костюм Артемиды[124]. Благо они не были сложными. Для бабушки Егор соорудил большой лук, а дворовые девушки сшили для меня длинную змею, которая обвивала мою шею. Нашелся так же подходящий серебряный кубок, привезённый заботливой Марией из имения.

Больше всего удивила Екатерина Петровна, решившая предстать в образе пастушки. Для этого дела даже был закуплен ягнёнок, а местным мастеровым заказали белый изогнутый посох. Это был épatage[125], так как обычно подобные костюмы не одевали женщины в возрасте. Что сподвигло «бабушку» на подобное было непонятно.