Александр Рибенек - Любовь колдовская...
Тит вспомнил о черном выходе из конюшни и бросился туда, перескакивая через ползущих змей. Он молил Бога, чтобы эта дверца была не заперта. Как вихрь промчался Фролов через всю конюшню и с размаху врезался в заветный проем.
На его счастье дверца оказалась не заперта. Тит выскочил на улицу, и она захлопнулась за ним сама собой. Он стоял, глотая свежий воздух широко открытым ртом, как рыба, вытащенная из воды. К горлу подкатывал тошнотворный комок, сердце гулко бухало.
Тут Тит вдруг услышал какую-то возню и урчание на огороде. Бросив в ту сторону взгляд, он увидел нескольких волков, терзавших его пса. Почуяв его, волки оторвались от своего занятия и повернули головы к нему. Их глаза горели зеленым фосфоресцирующим огнем в свете лампы, которую Фролов все еще держал в руке, с острых клыков, обнажившихся в грозном рыке, капала кровь. Затем звери, продолжая рычать, медленно двинулись к нему…
Тит швырнул в них лампу и побежал к дому. Зазвенело разбившееся стекло, перед зверями заплясали веселые язычки пламени. Волки перешагнули через огонь, не обращая на него никакого внимания, и последовали за Фроловым.
Тит взбежал на крыльцо. Дверь оказалась запертой, хотя он точно помнил, что оставил ее открытой, когда уходил. Тит дернул несколько раз за ручку, но дверь не открывалась. Он-то надеялся отсидеться в доме… Вдруг дверь отворилась, и на пороге возникла зловещая фигура его жены, а за ней Тит заметил своих сынов. Они были тоже мертвы, он понял это, едва бросив на них взгляд.
— Что ж ты, ирод, натворил! — сказала ему с укоризной Наталья Григорьевна. — О себе не думал, так хоть о нас бы подумал! Вишь, как оно вышло из-за твоего упрямства! А ить всего этого можно было избегнуть… Но ты завсегда был упрямцем, никого не слухал…
Тит попятился от гневного взгляда жены, оступился и полетел вниз, пересчитав спиной все ступеньки. Вскочил на ноги, не чувствуя боли, но на крыльце уже никого не было, и дверь была заперта. Только волки все также угрожающе наступали на него…
Он бросился к соседней хате, принялся барабанить в стекла и звать на помощь. Но никто не отозвался. Тогда он бросился к другому дому. Но и там ему никто не ответил. Хутор словно вымер…
Тит прильнул лицом к окну одной из хат, надеясь разглядеть кого-нибудь. И тут с другой стороны окна выплыло лицо мертвеца. Фролов с криком отшатнулся от этого страшного видения. Неужели все люди мертвы?
Он огляделся по сторонам и увидел Бородина и Куркова, зовущих его к себе. Из соседних домов появились люди. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что все они мертвы.
В душе ширился и рос панический ужас. С криком он бросился к дому Гришиных. Он не знал, зачем бежит туда. Какая-то неведомая сила влекла его к этому дому, словно там он мог найти избавление от этого кошмара. Мертвецы протягивали к нему руки, но он стрелял в них из нагана, который до сих пор сжимал в руке. Выстрелы отбрасывали их в стороны, давая ему возможность пробиться через эту зловещую толпу. Впрочем, через некоторое время, оглянувшись, он видел, как они снова вставали и шли за ним…
Иван проснулся от звуков выстрелов. Стрельба доносилась со стороны дома Фроловых. Он резко сел на кровати и сунул руку под подушку, где у него всегда лежал наган. На этот раз на привычном месте его не оказалось. Иван вспомнил, что сегодня все оружие изъяли сотрудники ГПУ, и окончательно проснулся, стряхивая с себя остатки сна.
Ему снились кошмары. Во сне он опять ругался с Аленой. Так оно, в общем-то, и было. Сегодня при выселении умерла Аксинья Гришина. Для Ивана это не было неожиданностью. За последнее время слишком много горя свалилось на плечи этой мужественной женщины. Он все удивлялся, встречаясь с ней, как она все это выдерживает? И вот, видимо, не выдержала… Постановление о выселении явилось той последней каплей, которая окончательно подкосила ее.
Новый начальник ГПУ попросил хуторян похоронить ее, но никто не откликнулся. Всегда сердобольные бабки на этот раз категорически отказались помогать в похоронах Аксиньи. Мол, они и пальцем не прикоснутся к ведьминому отродью…
Иван с Михаилом, бывшим работником Гришиных, обмыли тело, одели, на конях увезли за хутор (хуторяне в категорической форме потребовали, чтобы дочка ведьмы была похоронена за чертой хутора, и уж тем более не на кладбище) и закопали там. Михаил воткнул в мягкую землю дощечку, на которой были написаны фамилия, имя, дата смерти усопшей (дату рождения не знал даже Михаил, проживший довольно-таки длительное время в семье Гришиных). Потом они выпили по маленькой за упокой души Аксиньи и разошлись по домам.
А на хуторе его встретила Алена. И началось…
Много обидных слов произнесла девушка в его адрес. Тут было все: и его визиты к Дарье, и холодность по отношению к ней и многое другое. Иван мужественно терпел, не желая ссориться с Аленой, но когда она поставила ему в упрек помощь в похоронах Аксиньи Гришиной, он не выдержал.
— Эх, Алена, Алена! Какая же ты стерва!
На том и разошлись. Было абсолютно ясно, что этот разговор был последней каплей, переполнившей чашу его терпения и подводившей черту в их отношениях. Ни о какой свадьбе не могло уже идти и речи. Между ними было все кончено…
Иван знал, кто внес основной вклад в разрыв их отношений. Яшка Рыжий постоянно подогревал в девушке ненависть к Дарье Гришиной и ревность к Ивану. И он решил поговорить с комсомольским вожаком по душам…
Но разговора не получилось. Яшка вел себя нагло и вызывающе. В конце концов, Иван не выдержал и с чувством дал ему в зубы, пообещав, что вышибет из него дух, если тот еще будет плести заговоры против него или Дарьи. Яшка ничего не ответил, но по его лицу было хорошо заметно, что этого он Ивану не простит. Впрочем, самому Ивану было наплевать на это. Он не боялся этого сопляка…
Вот и ночью Ивану снова снился разговор с Аленой. Он испытывал чувство вины по отношению к этой девушке. Но, в конце концов, она сама была виновата в том, что произошло. Не надо было ей так давить на него. Может, тогда все и обошлось бы… Но теперь Иван не испытывал к ней тех чувств, которые были в начале их отношений. Своими придирками Алена убила всю любовь и нежность… А, впрочем, любил ли он ее? Может, то было лишь только наваждение?..
На этот вопрос Иван не мог дать ответа. Да и не до этого было ему. Едва только заслышав выстрелы, он вскочил на ноги и огляделся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь оружия. Первой мыслью у него было: «Никак Фролов объявился»? Потом пришла другая: «В кого это он там стреляет»?
Он вспомнил о шашке, висевшей в ножнах на стене. Одним прыжком Иван оказался около оружия, выдернул острый клинок из ножен и бросился на улицу. Мать, тоже проснувшаяся от выстрелов, повисла у него на руке, не давая уйти, но он аккуратно отстранил ее, не слушая причитаний женщины…
Уже на улице он вдруг услышал голос Дарьи:
— Ванечка, миленький, не ходи, прошу тебя! Не надо!
Иван остановился на мгновение, но тут со стороны дома Фроловых опять грохнул выстрел, и он, мгновенно забыв о том, что услышал, бросился туда…
У дома Фроловых уже собралась толпа. Окинув людей быстрым взглядом, Иван не заметил никого из своих ребят. Впрочем, это его не удивило. Вряд ли кто из них сунулся бы под пули без оружия. Да и семьи не отпустили бы их после смерти Атаманчукова и Беспалова. Среди людей Иван увидел двух оставшихся кулаков хутора с сыновьями, бывших соседями Фролова. Были здесь и другие казаки, в основном работники и единомышленники этих кулаков. К своему удивлению Иван заметил и женщин. Где-то в толпе промелькнули лица Яшки и Алены, державшихся рядом.
— Что стряслось? — поинтересовался Иван у людей.
— Тит умом подвинулся! Видать, одичал совсем, прятавшись, стреляет всех подряд. Вона, Митьку Харламова и евонного брата Гришку завалил из револьверта…
— Где он?
— Туды побег, — говоривший махнул в сторону дома Гришиных.
Ужасающая мысль обожгла сознание Ивана. А ведь Фролов побежал к Дарье! Словно что-то щелкнуло в мозгу у Ивана, и все встало на свои места. Он вспомнил все разговоры с Дарьей, все недомолвки, связанные с этим делом…
Иван сорвался с места и побежал. Чтобы перехватить Фролова, он бросился не по дороге, а напрямую, через огороды. Так быстро Иван никогда не бегал. Он одним махом перескакивал через плетни, мчался, едва касаясь земли ногами. И успел…
Он выскочил на дорогу перед Фроловым. Его вид поразил Ивана. Глаза Тита лихорадочно блестели, было хорошо заметно, что он не в себе. В руке Фролов сжимал наган.
Увидев Ивана, Тит резко остановился, глаза его расширились от ужаса, словно он увидел приведение. Потом он выкинул вперед руку с зажатым в ней оружием, но выстрелить не успел. Клинок шашки со свистом рассек воздух, кисть Фролова отделилась от руки и полетела в сторону. Видимо, перед тем, как Иван отрубил ее, Тит успел-таки нажать на курок: прогремел выстрел, и Иван почувствовал, как пуля обожгла ему левое бедро…
