Вильгельм Шульц - Последняя торпеда Рейха. Подводные асы не сдаются!
Ройтер объявил повышенную боевую готовность. Нужно было срочно связаться с Карлевитцем и Унтерхорстом, которые прятали архив. Они сейчас в горах, а не на побережье, но если британцы и вправду высадились — архив в опасности. А с ним и все мы.
Гонцы, отправленные к ним, вернулись, подтвердив худшие опасения. Дорога к югу блокирована. По ней идет английская колонна. Идет довольно медленно, потому что прочесывают буквально каждый метр, но нет ни малейших сомнений, что максимум, через сколько они здесь могут оказаться, — двое суток. Худшего положения для встречи противника придумать было нельзя. И так не слишком большой воинский контингент был распылен по огромному пространству, лишен связи между собой и не имел практически никаких сведений о противнике. Часть моряков была вообще в других концах провинции, Марченко — в рейсе. Трое, устроившихся на рыболовецкое судно, — в море. Единственное, что удалось — это связаться с бывшим аргентинским корветом, на котором имелись только трое механиков и боцман, необходимые для того, чтобы поддерживать его в работоспособном состоянии и загнать его подальше в чилийские фиорды. Оперировать на нем без команды никак нельзя, а команда здесь, а между кораблем и командой — противник.
* * *Унтерхорст со своим артрасчетом оказался в очень глупом положении. Когда они готовились драться с британским крейсером, они, естественно, покинули берег и оказались на «Чкалове». Когда утром с берега донеслось несколько выстрелов и он стал в одночасье английским — они уже не имея никакой возможности на него сойти, оказались запертыми на русском крейсере. Да, они готовы были помочь разобраться с «Уэймутом», но бой все никак не начинался. Предпринимать какие-либо самостоятельные действия они тоже не могли. Все-таки они на этом корабле гости, причем гости с очень неопределенным статусом — нечто среднее между «официальной делегацией» и группой военнопленных. Унтерхорст знал, что бывший аргентинский корвет поблизости, но выйти на связь с ним не мог. Светить его перед русскими явно не стоило, а собственной радиостанции старпом не имел — только через русских. Он догадывался, куда скорее всего отгонят корвет, но менять калибры «Чкалова» на калибры корвета было бы совершенно неразумно.
Англичанам несколько смешал карты болгарский дипломат, который оказался задержан патрулем, но через сутки отпущен с извинениями. Потом прибывшие к месту событий люди из SAS устроили разнос лейтенанту, который отпустил болгарина и дал ему уйти вместе с автомобилем и свитой.
Вообще эта операция оказалась для англичан куда более сложной, чем ожидалось. С ходу удалось захватить лишь береговую рацию. Но толку от нее было мало, шифры радист успел уничтожить. Между тем поступившие сведения из авангардной колонны были довольно тревожными. Колонну атаковали из засады местные крестьяне (?) (потому что аргентинские военные это быть никак не могли), есть потери. Повреждены грузовик и БТР. Продвижение на несколько часов пришлось прекратить и впредь быть более осмотрительными.
Карлевитц слышал выстрелы и на всякий случай послал связного к Унтерхорсту, тот вернулся, сообщив печальную новость. Пост на берегу потерян. Рация в руках британцев (уж британцев-то от аргентинцев за столько лет войны отличить труда не составило). Через пару часов они наверняка начнут прочесывать лес и накроют тайник. Погрузив ящики на лошадей, Карлевитц двинулся в осторожный окольный путь в обход холмов, держась подальше от дорог. Приличные участки, которые могла бы использовать техника, он минировал динамитными зарядами. Чего-чего, а этого добра пока хватало. Хуже было со стрелковым оружием. У Карлевитца не было никакого специального плана. Его преследовали — он уходил — ничего больше, но чем дальше он уходил со своим караваном, тем дальше в глубь аргентинской, а где-то уже и чилийской территории забирались британцы. Труднее всего было преодолевать 5-километровый пролив Между Исла-Гранде и материком.
Ройтер, проанализировав ситуацию, расположил засады вдоль единственного шоссе на север. Концепция активной обороны предполагала нанесение «москитных» ударов, по идее призванных измотать противника и ограничить его мобильность. Так бы оно и было, если бы силы были не то чтобы равными, или атакующие превышали бы в 3–4 раза. Здесь речь шла о десятикратном как минимум преимуществе. После каждой успешной вылазки «томми» останавливались на несколько часов, меняли технику, считали потери и продолжали движение.
* * *Болгарский атташе не сидел сложа руки. Освободившись из плена, он немедленно направился на север — провел больше суток за рулем, домчавшись на машине до Коммодоро, оттуда — самолетом в Буэнос-Айрес, где сделал заявление для прессы. Британцы на территории Аргентины! Это не бред и не шутка. Юг страны, без объявления войны и каких бы то ни было оформленных претензий, подвергся атаке английского экспедиционного корпуса. Через несколько часов озабоченность выразило правительство Чили. Затем Боливии. К вечеру группа военных затребовала от Перона объяснений. На площади перед Президентским дворцом стала собираться толпа. Карабинеры, посланные разогнать ее, отказались выполнить приказ. Газеты подняли мощную патриотическую волну, сопровождаемую антианглийскими выпадами. Агрессивно настроенные студенты блокировали посольство Великобритании. На флоте было тоже неспокойно. Поручик ВМФ[54] Альфонсо Перес, заявив о том, что имеет место предательство высшего командования, вывел свою подводную лодку в открытое море и направился на юг, объявив о намерении атаковать британские военные цели. На этом фоне нота МИД СССР, в которой Молотов требовал немедленного вывода британских войск из Аргентины и обещал в случае необходимости, разумеется по просьбе аргентинского правительства, отправить к берегам страны эскадру ДКБФ (имелся в виду уже находящийся в территориальных водах Аргентины «Чкалов» и «Высокий») выглядела невинной забавой. На следующий день Перон был вынужден сделать жесткое заявление, солидаризироваться с патриотически настроенными гражданами и двинуть войска на юг страны. Напряженность спала. Толпа на площади поредела, но процесс уже невозможно было остановить. Брожение в массах продолжалось. По центру Буэнос-Айреса и некоторых других городов бродили группы молодежи, размахивая аргентинскими национальными флагами, выкрикивая антианглийские лозунги. Толку от них было мало, а шуму много. Казалось, что вся страна собирается на войну.
«Чкалов», получив по радио текст ноты Молотова, теперь имел полное право действовать, как сочтет нужным. Британская эскадра, направлявшаяся на помощь «Уэймуту» зависла между двумя точками на карте и выжидала. Даже если они запинают «Чкалова», командир которого демонстрирует твердость, по-видимому, ему не терпится примерить лавры Руднева,[55] скандал будет вселенских масштабов. А если не запинают и «Чкалов» не дай бог хоть что-то потопит, хоть вспомогательный баркас, таких же вселенских масштабов будет позор. Британцы еще со времен Нельсона считают соотношение сил 3:1 в пользу противника стандартным, а 5:1 приемлемым. Правда, с «Бисмарком», да и со всем немецким флотом в целом, эта статистика не сработала почему-то.
ФРАГМЕНТ РЕЧИ УИНСТОНА ЧЕРЧИЛЛЯ ПО «АРГЕНТИНСКОМУ ВОПРОСУ» В ПАЛАТЕ ОБЩИН
<…> Я обращаюсь к уважаемому собранию с одним-единственным вопросом: Сколько еще можно терпеть?! Сколько еще можно терпеть ошибки, некомпетентность, неудовлетворенные амбиции наших лейбористов, амбиции, не подкрепленные мудростью. Во сколько еще нашим налогоплательщикам должно обойтись «государство всеобщего благоденствия»? Сколько еще наших солдат должны погибнуть вдали от дома, преследуя сомнительные интересы?
Какие еще нужны доказательства некомпетентности кабинета министров господина Эттли? Не вопиют ли об этом наши потери в далеком уголке мира, который большинство англичан с трудом находит на карте? Что послужило причиной того, что наши моряки получили приказ ступить на территорию государства, с которым мы не находимся в состоянии войны? Я вам скажу! Амбиции!
Мне часто говорят — посмотрите, как скромен господин Эттли! Да! Я соглашусь, господин Эттли скромен, и у него на это имеются все основания! Пора положить конец такого рода скромности, эта скромность наносит ущерб Британии.
Мне возражают: «Наши моряки вступили в бой с недобитыми нацистами»! Но кто из здесь присутствующих скажет, что я, Уинстон Черчилль, когда-либо симпатизировал нацистам? Есть такие?
(Оживление в зале.)
Кто, как не я, с Божьей помощью, находился на посту премьера в эпоху тяжелых испытаний, в эпоху, когда мы сошлись с нацистами в непримиримой схватке? Но мы вышли из этой схватки победителями! Что, кто-то хочет пересмотреть результаты этой великой победы? Ослабить Британию, сделать из нее международного жандарма, нанести невосполнимый ущерб ее имиджу, этого добиваются господа «борцы с нацизмом»? Новое время диктует новые подходы, и в это новое время победителем может стать только тот, кто отринет личные амбиции, ложно понятые национальные интересы и сумеет воспринять новую реальность, а не цепляться за старые парадигмы! Я верю, что мы, британцы, способны сделать это!
