Александр Афанасьев - В огне
Прикончили «Библию», один за другим запустили все четыре двигателя. Стоявший перед самолетом техник показал – можно. Все в норме.
– Башня, я ВВС-1. Предполетный контроль прошел. Двигатели запущены. Прошу разрешения начать рулежку.
– ВВС-1, я Башня. Разрешаю рулежку, полоса два свободна, сектор взлета чист. Ветер в левый борт, пять-семь метров. Погода по метеокарте, изменений нет.
– Принято, начинаю рулежку.
Обычно полковник Волынцев доверял Тертышному – он хорошо к нему относился, готовил его себе на смену и не упускал возможности потренировать майора, вмешиваясь только тогда, когда это и в самом деле было необходимо.
Сейчас он сам выполнил все предполетные процедуры, сам провел всю процедуру взлета. Мастерство никуда не делось – ВВС-1 филигранно оторвался от земли и ушел в не по-питерски синее чистое небо. До катастрофы оставалось чуть более трех часов.
Темно-зеленый фургон с надписями «Policia» на польском и «Полиция» на русском остановился на объездной дороге, совсем недавно построенной. Сидевшие в фургоне люди были одеты в полицейскую форму, носили бронежилеты и были вооружены. И все равно они боялись. Бояться было чего – о страхе постоянно напоминали пробитое в нескольких местах пулями лобовое стекло, дырки в кузове – через них внутрь проникал свет, и тем, кто сидел в темном, неосвещенном кузове, казалось, будто машина пробита световыми лучами. Непонятно почему, но сидевшие в машине полицейские старались сидеть так, чтобы эти световые лучи не упирались в них. Глупо – два раза в одну воронку снаряд не попадает, но все же…
Их обстреляли, когда они были рядом с сорок второй, ведущей из Кракова в Варшаву. Сельский трактор с набитым сеном прицепом наполовину перекрывал проселочную дорогу, стволы нескольких автоматов целились в сторону леса. Увидев их, а полицейские выезжали из леса, у них не было возможности сориентироваться и обойти засаду, – поляки открыли огонь. Остаточная группа, видимо, решили, что подходящая цель.
Сразу же убили Сэма – он находился на переднем пассажирском сиденье. Две пули в грудь – их остановил бронежилет, одна разорвала горло. Ранили и Ника, сидевшего за рулем, но легко, он сумел удержать управление. На этом польские повстанцы свой запас удачи исчерпали – в кузове было шесть бойцов САС в бронежилетах. Пули их русских автоматов пробивают рельс. Тела поляков побросали в набитый сеном тракторный прицеп и подожгли. Сэма они сожгли в том же костре, перед этим сняв с него все снаряжение. Как и у любого другого бойца САС, у Сэма не было никаких особенных примет, позволяющих опознать его как британца. Вообще-то говоря, что смерть, что погребение для Сэма получились – не самые худшие, какие только можно было придумать. На костре викинги, суровые воины Севера, хоронили своих павших. Потом двинулись дальше.
Чуть в стороне костром полыхала разграбленная и подожженная заправка. Со стороны города отчетливо доносилась нестройная симфония перестрелки – вероятно, казаки зачищают сектор. Машин на трассе почти не было.
– Ник, как ты?
– О’кей, босс. Выживу.
– Хорошо. Гарри, ты заменишь Сэма. Будешь вторым номером.
– О’кей, босс.
– Все, проверка снаряжения – и пошли.
Мужчины в фургоне молча вскрыли фальшпол, один за другим достали большие длинные футляры с лямками для переноски. Они были сделаны специально под фальшпол этого полноприводного полицейского «Жука», и в каждом из них было по одному пусковому устройству «Стингер Пост» и по две ракеты к нему – на всякий случай. Три команды, по два человека в каждой, по одному пусковому устройству и по две ракеты на команду – арифметика простая.
Следом, они достали шесть накидок – эти накидки были разработаны североамериканцами, одной из частных компаний, которой покровительствовала могущественная DARPA[27]. Пока эти накидки, выглядевшие как обычные накидки Гилли, были хороши тем, что не только затрудняли визуальное опознание человека, но и на девять десятых снижали его тепловую сигнатуру. Сасовцы при планировании операции предположили, что перед посадкой самолета, который был их целью, весь посадочный сектор будет проверен вертолетами, оборудованными термооптическими приборами контроля. Русские в вопросах охраны не были дураками, и никакие меры предосторожности не считались лишними.
Надели костюмы прямо поверх полицейской формы. Разобрали футляры с оружием.
– По крайней мере, яйца не отморозишь… – пошутил один из сасовцев.
– У тебя они еще остались? – моментально ответил второй.
– Отставить болтовню. Значит, напоминаю – сигнал подаю я и только я. До этого – лежите мышами, ясно? По сигналу – огонь. Бейте по двигателям левого крыла.
Как бывает обычно в такого рода операциях, командир знал то, чего не знали рядовые исполнители. Инструктировал его человек из разведслужбы – невысокий, очень пожилой и седой, с добрыми глазами и мягким голосом, которого командир группы до этого никогда не видел. Он-то и объяснил, что самолет скорее всего потерпит катастрофу даже без их помощи. Они – контрольная группа. Они должны открыть огонь, только если самолет, сохраняя стабильность, войдет в посадочный сектор. В другом случае они должны просто зафиксировать падение самолета и сообщить о нем. Почему самолет должен был упасть сам, без их помощи, командир отряда Пагода, секретного отряда САС, занимающегося политическими убийствами, не знал и знать не хотел. Меньше знаешь – дольше живешь.
Просто он принял это к сведению.
Командиры групп, проверив снаряжение, один за другим поднимали большой палец. Молча.
– Начинаем, джентльмены. Боже, храни Королеву!
– Ты что творишь?! Паразит, ты что творишь?
– Андрей Борисович, я…
– Командир… – впервые встрял Бортников, – на пару слов.
– Командир корабля управление сдал! – раздраженно произнес уставную фразу Волынцев.
– Второй пилот управление принял, – чуть обиженным тоном подтвердил Тертышных.
Сняв наушники, командир корабля и штурман выбрались в кухоньку. Удивительно, но этот самолет, переделанный из стратегического разведчика, несмотря на известную тесноту в салоне, был довольно комфортен для экипажа, все здесь было рассчитано на длительные полеты, имелась даже маленькая кухонька, чтобы разогреть пищу.
– Ну что?!
– Командир, что с тобой? – Старый штурман внимательно смотрел на Волынцева. – Что с тобой происходит?
– Со мной все нормально.
– Нет, ненормально. Ты что к Димке прикопался? Ну, виноват человек, так что его теперь – расстрелять перед строем?
– Да мне просто надоело, что он то ли дрова везет, то ли самолет пилотирует! Как будто с учебки пацан!
– Нормально он пилотирует. Не хуже, чем всегда. Остынь, командир. Может, отдохнешь?
– А кто сядет? Этот пацан желторотый, что ли?
– Я сяду. Отдохни до посадки, Андрей.
– Да чтоб вы все…
Оборвав фразу, Волынцев повернулся и пошел обратно на свое место.
Вертолеты появились, когда они уже их не ждали. Они лежали, распластавшись навзничь и накрыв собой контейнеры с установками ракет «земля – воздух», больше похожие на груды мусора, нередкие в лесах и перелесках вокруг Варшавы. Они могли ждать сутки, и двое, и трое, но на этот раз этого не требовалось. Они не успели первый раз перекусить, как над перелеском послышалось «вамп-вамп-вамп» – нарастающий гул вертолетных лопастей.
03 августа 2002 года
Военный аэродром
Десять километров восточнее Варшавы
Аэродром находился под контролем частей безопасности вот уже третьи сутки…
Собственно говоря, в России (а Польша, как бы то ни было, являлась ее частью) офицеры придерживались правила «гусары газет не читают», что приводило в бешенство представителей самых разных общественных групп (в основном связанных с заграницей), пытающихся на что-то распропагандировать нижних чинов и офицерский корпус. Не раз и не два таким горе-пропагандистам, околачивающимся у КП или в тех местах, где собираются после службы офицеры, элементарно били морду.
Каждый офицер, выражающий согласие служить в Висленском крае (полтора денежных довольствия и день за полтора выслуги лет, потому как военное положение), отчетливо понимал, на что он соглашается. Поляки были странным, часто совершенно непонятным для русских народом – они взрывались от таких вещей, на что русский просто не обратил бы внимания. То, за что в России просто набили бы морду, попинали ногами и забыли, здесь представлялось ни много ни мало оскорблением нации. Вот ведь размах – нации!!! Если русский поляциянт остановил на дороге вдрызг пьяного пана, стреляя по колесам его машины, – это повод для митинга. Если, как сейчас, произошло подозрительное убийство – это вообще спичка, поднесенная к бочке с порохом. Усугубляло ситуацию то, что польские семьи, которым надоело жить на этой самой бочке с порохом, просто снимались со своих мест и уезжали в глубь России. А те в России, кто алкал демократии и четыреххвостки[28] – наоборот, по тем или иным причинам оказывались в Висленском крае, в Польше. Кому-то надоело отмечаться у исправника, кто-то всерьез рассчитывал на то, что рано или поздно Польша освободится от русского ига, изгонит со своей земли оккупантов и превратится в цивилизованную страну, с демократией. Тем более что история Польши давала надежду на такую демократию, какой в современном мире не было нигде, даже в САСШ[29]. Вот так и получалось – что в Польше скапливались самые анархичные и ненавидящие власть люди, какие только находились по всей великой Руси.
