Вячеслав Коротин - Броненосцы победы. Топи их всех!
Поэтому не стоит ругать автора за, казалось бы, почти невероятные попадания снарядов, за неожиданную гибель одних кораблей и чудесное спасение других, как и за обидные ошибки адмиралов обоих флотов – подавляющее большинство фактов, описанных в этой главе, случились не по воле самого автора, а потому что именно и так произошло при моделировании…
Холодные волны, чужие рассветы,Враждебные воды и ночи без снов…На смертную битву раздала билетыВойна экипажам стальных островов
Уже за кормой бури трех океанов,Блеснул первый лучик последней зари,Расходятся волны от мощных таранов,Эскадра на курсе Норд-Ост 23…
Сегодня – развязка в затянутом споре:Сегодня – играем последний финал!Сегодня мы будем делить это море,Сегодня для двух океан слишком мал!
Мы с ними похожи – плавучие горы,Своим экипажам – стальная тюрьма,Но нас долг с любовью отправили в море,А их – долг и… жадности черная тьма
Пусть громким, пасхальным и радостным звономГудит от прямых попаданий броняЗа то, чтобы зло нам не стало закономОтдам даже жизнь, не жалея ни дня!
В. ИгрицкийГлава 1. Прелюдия
Волны покорно расступались перед форштевнем "Пересвета". Василий смотрел на корму идущей впереди "Победы" и думал о предстоящем сражении. Все были уверены, что не сегодня, так завтра эскадра встретится с главными силами японского флота. Боя наверняка не избежать.
Мы ушли, чтобы вернуться, – думал лейтенант, – мы вернулись! Пусть не в Артур, но мы снова в этих водах. И победим! Не можем не победить!! Должны победить!!! Или зачем тогда всё это было придумано и сделано? Ради чего погиб Пётр и ещё десятки, и десятки наших моряков!? И ещё погибнут…
Броненосец, выкрашенный в черное, как и вся эскадра, темной горой спешил на север, навстречу своей судьбе.
– Ваше благородие! – подбежал с Соймонову матрос, – командир вас просют.
Соймонов моментально очнувшись поспешил на мостик.
– Вызывали, Николай Оттович?
– Да, Василий Михайлович. Со станции беспроволочного телеграфа стали принимать какие то сигналы, пойдите туда – ваша епархия всё-таки. Если сможете сказать что то конкретное – немедленно сообщите мне.
… Через несколько минут лейтенант снова взлетел на мостик:
– Это японцы, наверняка! Явный шифр – одни цифры, – быстро заговорил он протягивая Эссену листок с перехваченной радиограммой, – Может перебить их передачу искрой?
– Нет. Во первых они уже передали информацию о нас… А может и не о нас. Что этот разведчик мог разглядеть в сумерках кроме дымов? Вряд ли они уверены, что это мы. А "искрой" мы объявим о своём присутствии здесь совершенно "официально". А во вторых – командующий запретил глушить их передачу, вероятно из тех же соображений, что я вам сейчас изложил. Но пока вернитесь к станции телеграфа, если что – сообщайте немедленно.
Было ясно, что скорее всего, боя завтра не избежать. По всей эскадре был отдан приказ "Переодеться в чистое". И ни у кого сомнений не осталось – завтра бой.
По давней традиции перед боем русские готовились предстать перед Всевышним при полном параде. А крови на своей одежде можно будет не стесняться. Кровь – не грязь. Тем более кровь пролитая в бою за Родину.
Хотя, наверное, эта традиция имела не столько мистические, сколько сугубо рациональные корни: при ранении в рану попадает и ткань от одежды и от нижнего белья в первую очередь. Понятно, что чем меньше грязи будет на этой ткани, тем больше шансов выжить у раненого.
На востоке небо уже окрасилось в багровый цвет, блеснула яркая искра восходящего солнца. Капитан первого ранга Нарикава, командир вспомогательного крейсера "Синано-Мару", отчаянно скучавший все предыдущие дни патрулирования, теперь был собран и внимателен на мостике своего корабля. Он прекрасно понимал, что ему, как и многим кораблям первой линии разведки, поручена важнейшая задача по обнаружению русского флота, что во многом судьба Империи зависит от бдительности и внимательности его сигнальщиков. Но многочасовое ожидание и наблюдение бескарайнего чистого горизонта кого угодно вгонит в заторможенное состояние, даже самурая. Допивая очередную чашку кофе, чтобы прогнать сон, который неумолимо требовал своего после почти двухсуточного бодрствования, Нарикава вдруг услышал крик сигнальшика: " Дымы на два румба слева по курсу!"
– Почти наверняка какие нибудь гражданские пароходы. В который уже раз, – подумал японский каперанг, но приказал взять курс на дым. Во всяком случае это не болтаться по ровному полотну океана.
Через двадцать минут, при сближении, "Синано-Мару" тоже был обнаружен. От русской эскадры (а это была именно она) отделился "Жемчуг" и понёсся навстречу неизвестному пароходу, чтобы разобраться, с кем это русские повстречались.
Опознав скоростной крейсер, Нарикава приказал немедленно разворачиваться и уходить полным ходом. "Синано – Мару" тут же начал передачу в эфир об обнаружении противника. Несмотря на то, что на "Жемчуге" быстро разобрались в ситуации и стали глушить передачу радиостанции японца тот успел передать главное: "Русские входят в устье восточной части Цусимского пролива".
Нарикава прекрасно понимал, что спасти его корабль может только чудо, "Жемчуг" обязательно нагонит его в самое ближайшее время, но главное "Синано-Мару" сделал, он обнаружил русскую эскадру и адмирал теперь знает, где неприятель.
Когда японский командир увидел, что в погоню за ним устремились ещё и "Олег" с "Богатырём", то даже на чудо надежд не осталось. Но он выполнил свой долг, умирать ему было не страшно.
Капитан второго ранга Левицкий, командир "Жемчуга", не торопился сближаться с японцем. С кормы "Синано-Мару" на огонь его стодвадцатимиллиметровок отвечало шестидюймовое орудие. Если слишком сблизиться – может и бронепалубу пробить, а рисковать ради такой калоши своим крейсером, одним из двух лучших ходоков на всём океане было неразумно. Тем более ещё два значительно более сильных товарища спешили на помощь. Пока по японскому кораблю грохотали четыре пушки и трижды уже он был поражён снарядами. На юте разгорался пожар, но кормовая шестидюймовка продолжала стрелять. Хотя дистанция была относительно невелика попаданий русские пока не получили, что и неудивительно – на вспомогательные крейсера назначали самых малоопытных и неумелых комендоров. Лучшие служили на броненосных кораблях, на бронепалубных крейсерах – похуже, ну а на вспомогательных судах экипажи комплектовались по принципу "На тебе боже, что нам не гоже".
Однако одно попадание в русский крейсер всё таки состоялось: снаряд разворотил вентиляционную трубу и изрешетил осколками шлюпку. Четыре матроса были ранены.
"Жемчуг" ответил ещё двумя попаданиями и у корабля Нарикавы стал резко падать ход. К тому же подошедшие "Олег" и "Богатыть" тоже включились в бой, рядом с бортом "Синано-Мару" один за другим вырастали султаны всплесков от падения их шестидюймовых снарядов, последовали ещё несколько попаданий, одно из которых пришлось в котельное отделение не защищённое никакой бронёй. Японец сильно запарил и практически остановился. Уже не имея никаких шансов на спасение Нарикава пытался развернуть свой корабль, чтобы ввести в действие баковое орудие и хоть чуть-чуть подороже продать свою жизнь, но и это ему не удалось. Снаряды русских безжалостно доламывали японский крейсер. После выхода из строя практически всей артиллерии японца, уже ничего не опасаясь, "Жемчуг" приблизился на убийственные пять кабельтовых и выпустил мину.
Наверное это было уже излишним, "Синано-Мару" и так начинал тонуть, но русским очень хотелось довести дело до конца, до решительной победы, своими глазами увидеть как тонет враг. Минного взрыва японец конечно не пережил. Он начал быстро погружаться кормой и скоро море сомкнулось над его форштевнем.
Когда "Жемчуг" приблизился к месту гибели японского корабля на поверхности моря виднелось ещё несколько десятков голов. Все собственные спасательные суда японца были разбиты при обстреле. Русский крейсер спустил три шлюпки и приступил к спасательным работам. Но возникли неожиданные проблемы: многие японцы отказывались подниматься на борт и с проклятиями отплывали от русских. Удалось поднять из воды шестнадцать человек. Ни одного офицера среди них не было.
К вечеру немецкий пароход обнаружил в море ещё несколько моряков погибшего вспомогательного крейсера державшихся на обломках из которых они соорудили подобие плота, но тем не менее двое из них всё таки умерли от переохлаждения уже после того, как были подняты на борт.