Дмитрий Бондарь - Другой путь

— А вы, Чарли, с дядей Сэмом давно знакомы? — стоя вниз головой, изображая борьбу с неуступчивым узлом, спросил я.

— Я с Сэмом? Да пару лет. Нас познакомил, — я напрягся, — его младший брат. Точно, вот как Сэм переехал сюда из Нью-Йорка, так Джимми все хотел нас познакомить, а вышло только спустя еще год.

— Так вы не были с ним знакомы по его партийным делам? — уточнил я.

— Это когда он в банде Холла геройствовал? Не, — усмехнулся веселый Чарли, — я к ним никакого отношения не имею. Я из другого ведомства.

Я почувствовал себя Сизифом, которому больше не нужно толкать перед собой камень.

— А почему вы называете организацию Холла бандой?

Рассел рассмеялся:

— Вам знакомо слово рэкет?

— Конечно. Вымогательство.

— Тогда вы меня поймете. Гэс Холл занимается в отношении нашей с вами страны самым что ни на есть рэкетом — вымогает деньги под обещания активной работы, но максимум на что его пока хватало — имитировать раз в четыре года участие в президентских выборах. И повелось это еще со времен Эрла Браудера, провозгласившего, что учение Маркса не действует на американской земле. Вот так вот. Впрочем, наши начальники наверняка имеют от него какой-то иной прок. Например, я полагаю, несколько тысяч добровольных идейных сексотов и пропагандистов стоят тех небольших денег, что достаются верхушке. Может быть, и еще есть какие-то резоны. Но Сэм не знает, чем занимаюсь я. Я для него — просто хороший знакомый, если вы об этом.

Мне не понравилось его объяснение. Это только слова, причем слова человека, которого я не знал прежде и на которого не имел никаких способов влияния. Если он меня прочувствовал и сейчас наврал, то весь наш замысел не стоит и копейки. Хотя, если хорошенько подумать, ничего, кроме незаконного пересечения границы, нам пока предъявить не могут. Не смогут, даже если мы примемся баловаться на бирже. Не смогут, даже когда мы станем очень успешными инвесторами. Не смогут до тех пор, пока наши действия не станут для них угрозой. А до того можно работать. Главное, чтобы… неожиданная мысль пришла мне в голову, но обдумать ее я решил позже.

— Это хорошо, — резюмировал я. — Тогда будем ждать вашего звонка?

— О'кей, парни, я через недельку позвоню обязательно, а может быть, и наведаюсь.

Мы вышли на высокое крыльцо — проводить гостя и, едва его «Додж» мигнул задними огнями, сворачивая на дорогу, Захар обернулся ко мне:

— Что-то не так?

— Кажется, Захарка, мы влипли, — ответил я. — В бывшем руководстве местных коммунистов сидел агент ФБР. Старый знакомец Павлова. Если Георгий Сергеевич устраивал наше размещение здесь через него, а это очень вероятно, то мы с тобой…

— Как два оленя на стрельбище, — закончил за меня Захар.

— Примерно, — согласился я. — Нас ведут от самого Шереметьева и ждут, когда мы себя проявим. Судить за игру на бирже нас не смогут — этим занимается все население Америки, а вот удалить с поля за излишнюю удачу и, по крайней мере, постараться выяснить, чем она вызвана, могут вполне. А если верить этому Расселу, то еще у нас есть великолепная возможность завалить независимую агентуру — когда через нас они выйдут на него. Сейчас он просто знакомец Сэма, но стоит ему появиться здесь еще пару раз, и они свяжут концы вместе.

— Нужно срочно задействовать запасной канал связи! — предложил Захар. — И что говорит твоя «память»?

— Похоже, ситуация выбора нам не оставила. Только сначала мы узнаем у Сэма, кто нас к нему поселил. А сейчас пошли доделывать трактор.

Мы провозились с топливным насосом до самого вечера и, не будь навеса над трактором, вымокли бы насквозь.

Вечером приехал донельзя довольный Сэмюэль Батт. Ему удалось продать три четверти табачного листа по очень хорошей цене какому-то «глупому немцу» из «Браун энд Вильямсон», бывшей самой крупной компанией-производителем сигарет в этих местах.

— Правда, пришлось дать этому пройдохе двести баксов, чтобы он остановил свой выбор на моем листе, а не поехал закупаться дальше вниз по реке, — расплывшись в усмешке, сообщил Батт. — Все хотят жить! Зато он взял лист для своей компании по очень хорошей цене. Для меня хорошей.

По этому поводу толстый Сэм набрал в два раза больше пива — чтобы достойно отметить «удачную сделку». Он принципиально не пил местный бурбон, полагая, что нормальный человек должен напиваться медленно, а не как принято у здешних — пять стопок и «собираемся надавать по рогам этим козлам из Вирджинии!»

Я видел, как нервно сглотнул Захар — его уже мутило только от одного слова «пиво». Но я сам увидел в этом хороший повод поговорить с дядюшкой Сэмом по душам.

Усевшись перед телевизором RCA — если бы не три буковки под динамиком, я бы принял его за старый «Изумруд», — мы занялись обсуждением политики нелюбимого Баттом Рейгана. На экране мелькали новости, и Сэм иногда тыкал жирным пальцем в сторону меняющихся кадров, показывая очередную иллюстрацию своим рассуждениям:

— Смотрите, парни, чего сделал со страной этот комедиант! Этот долговязый актеришка! Бездомных все больше и больше, но налоги для богатых он снизил в три раза! При этом расходы на оборону увеличил в полтора — понятно, кто-то же должен защищать собственность папаши Моргана или Шиффа. Конечно, на самом деле и русские могли бы вести себя куда спокойнее. — Захар едва не полез спорить о миролюбии Советского Союза, но я придержал Майцева. — Могли бы и не лезть в Афганистан, Анголу, Сальвадор и не мешать нашим идиотам набивать себе шишки во Вьетнаме. Глядишь, и Гарри был бы жив. Он ведь хороший парень был, мой Гарри. В бейсбол играл так, что… — Дядюшка Сэм горестно вздохнул и открыл следующую бутылку, чтобы опустошить ее в три могучих глотка. — Мог бы жить долго. Ну да ладно, видно, смерть моего сына кому-то была нужна. Надеюсь, и их дети сдохнут для чьей-то пользы! Вот, смотрите, опять показывают старину Ронни! Лезет, лезет на второй срок. И ведь изберется, засранец! Да и как ему не избраться, если в противники ему наши деляги с Уолл-стрит назначили неудачника Мондейла, а в помощницы ему запихнули бабу!! Бабу в вице-президенты! Где это вообще видано? Как там зовут эту крашеную сучку?

— Джеральдин Ферраро, — напомнил Захар — он по старой привычке старался следить за политическими событиями.

— Точно, Ферраро! — Сэм, размахивая руками, плеснул пивом на стол. — А, черт! Вспомнишь ведьму — и на тебе! И пиво разлил и стол испачкал! Да и насрать на него! Зак, мальчик, притащи из холодильника еще одну упаковку «Бада»! Убираться завтра станем, да, Сердж?

Мне пришлось согласно кивнуть.

— Вот и хорошо, а пока Зак возится с пивом, будь добр, принеси мне мою сигару. А старый Сэм расскажет тебе, почему нельзя верить этому долговязому шуту.

Он курил только флоридский «Padron» из никарагуанского листа. Считал, что эти сигары сильно недооценены и никто не понимает их настоящего достоинства.

Пыхнув облаком дыма, дядя Сэм благодарно кивнул и продолжил:

— Я ведь почему не хожу в забегаловку к рыжему Джейку уже два года? Да потому что с тех пор, как он стал платить в год налогов на тысячу триста баксов меньше, он сделался совершенно невыносим. Теперь там только и разговоров о том, как старый Ронни поднимет нашу страну из дыры, в которую ее загнали эти недоумки-демократы! А по мне — так они все недоумки, выжимающие из нас последние соки! И если сегодня с тебя берут на эту тысячу баксов меньше, то будь спокоен — они уже все посчитали и знают, что через три года ты сам отдашь по тысяче сверху на каждую оставленную тебе! Ха-ха-ха. — Его объемный живот заходил ходуном. — Вы представляете, парни, Джейк и его дружки на самом деле верят, что в этой стране что-то делается для их пользы! А Ронни — старый жулик! Он ведь зачем начал всю вот эту свою бодягу пятнадцать лет назад? Чтобы услужить своим хозяевам! Вы видели, во что он превратил Калифорнию, пока сидел там почти десять лет в губернаторском кресле? Слов нет, для бизнеса это местечко сейчас самое годное! Но для простых работяг оно стало настоящим адом! Мне рассказывал двоюродный брат Мэг. — Мэг — это покойная жена Сэма. — Говорил Сонни, что работы не стало, выплаты безработным снижены до самого предела, образование стало стоить как новый самолет у Макдоннела. И все это делается под соответствующую политику нашего Федрезерва — они старательно борются с инфляцией! Конечно, страна будет голосовать за них! Если до Ронни и Волкера люди теряли от инфляции по десять процентов в год — еще один налог, то сейчас всего четыре! А при годовом доходе в двадцать пять тысяч это худо-бедно, но две тысячи сохраняется! Вот и выходит, что вроде как облегчая людям жизнь сейчас, их заставляют принимать новые правила игры: ухудшение образования, отсутствие гарантий на обеспеченную старость, мерзкое медобслуживание. И все это для того, парни, чтобы снизить дефицит бюджета! Так он говорил. Вместо этого мы имеем постоянно растущий долг, достигший уже двух триллионов! Это сокращение расходов? Моррис мне все это четко разложил по полочкам еще в восьмидесятом, когда Ронни только рвался к власти. И я вспоминаю о том, что мне говорил Моррис, смотрю на то, что происходит вокруг, и делаю правильный вывод: Чайлдс, черти его задери, прав!