Гарри Гаррисон - Путь Короля. Том 1
Теперь Шеф внимательнее пригляделся к разводам, покрывавшим рубаху Ханда.
— Ты хочешь сказать, что хлопочешь за меня? Перед кем — Иваром?!
— Да.
— Вместе с Ингульфом? Но ему-то что за дело до меня?
Ханд смочил в остатках влаги ломоть хлеба и передал его другу.
— Это все из-за Торвина. Он говорит, что это долг людей Пути. Говорит, что тебя необходимо спасти. Не знаю уж почему, но только он из кожи вон лезет. Ему кто-то вчера о тебе рассказал, и он тут же примчался к нам. Скажи мне, натворил ты еще что-нибудь такое, о чем даже мне не сказал?
Шеф бессильно повалился на спину.
— Чего я только не натворил, Ханд… Но уж в одном я уверен: от Ивара вы меня не спасете. Я же украл у него женщину. Какой монетой за такое заплатишь?
— Воришек бьют, а ворам сходит с рук, — сказал Ханд, снова наполнил кувшин водой из меха, поставил его на землю, положил рядом краюху хлеба и накрыл пленника отрезом грязного грубого полотна. — С едой в лагере туго, а половина одеял пошла на саваны. Вот все, чем мне пока удалось разжиться. Так что перебейся пока тем, что есть. А уж если хочешь с Иваром расплатиться — посмотри сначала, как это получится у короля.
И Ханд кивнул в направлении угла загона, раньше скрытого от его глаз телами умиравших воинов, потом поднялся, прокричал что-то охранникам и удалился.
Итак, король. Какую же дань возьмет с него Ивар?
* * *— Осталась ли, по крайней мере, еще надежда? — процедил Торвин.
Сидевший на другом конце стола Бранд-Убийца поглядел на него с некоторым недоумением:
— Диковинные слова сходят с уст жреца Пути в Асгард! Ты сказал — надежда? Надежда — это слюна, которая вытекает из пасти волка Фенрира, который просидит на своей цепи до самого Рагнарека. Если бы мы приступали к нашим делам лишь потому, что уповали на некую надежду, то чем бы мы отличались от христиан, слагающих гимны своему Богу, ибо надеются, что после смерти он им предложит условия получше, чем в этом мире. Ты забываешь, кто ты есть, Торвин.
Говоря это, Бранд с любопытством поглядывал на свою правую руку, которую прислонил к грубой поверхности стола близ кузнечного горна. Между указательным и средним пальцами на ладони имелась глубокая выемка, откуда почти до самого запястья шла рубленая рана. Сейчас над ней корпел лекарь Ингульф. Первым делом он промыл рану теплой водой, источавшей слабый аромат какого-то зелья. Затем неспешно и осторожно раздвинул края разреза. Вслед за продвижением пальцев Ингульфа на миг открывалась и тут же исчезала под наплывами крови белая косточка.
— Было бы куда лучше, если бы ты пришел ко мне сразу, а не ждал полтора дня неизвестно чего, — произнес лекарь. — Пока рана свежая, с ней меньше хлопот. А теперь она стала покрываться коркой, и приходится ее вскрывать. Можно было бы зашить ее наудачу, но ведь мы не знаем, что было на клинке у того человека…
Брови Виги-Бранда увлажнились от пота, но он продолжал говорить с прежней рассудительной мягкостью.
— Не отвлекайся, Ингульф. Я на своем веку много повидал смердящих ран, чтобы полагаться на случай. А это — просто боль. Другое дело — гниение. Тогда уже смерть.
— Все равно прийти надо было раньше.
— Я полдня провалялся среди трупов, пока один смышленый парень не заметил, что они все холодные, а я почему-то теплый. А когда я очухался и осознал, что это и впрямь самая пакостная рана, которая была в моей жизни, ты был занят более неотложными делами. Правду ли говорят, будто ты вывернул кишки наизнанку старому Бьеру, а потом заштопал их и положил как следует, на место?
Ингульф кивнул, потом внезапно взял в руки пинцет и извлек из раны осколок кости.
— Говорят, он теперь называет себя Гринд-Бьер, потому что, дескать, увидел врата самого ада.
Торвин порывисто вздохнул и подтолкнул к левой руке Бранда пивную кружку.
— Довольно уже. Сколько можно сотрясать болтовней воздух! Отвечай прямо. Можем мы что-то сделать?
Бранд, с лицом белым, как снег, отвечал все тем же невозмутимым тоном:
— Честно говоря, навряд ли. Ты ведь хорошо знаешь, кто такой Ивар?
— Знаю…
— Именно поэтому на некоторые дела он умишком скудоват. Я не говорю о том, чтобы он простил; мы не христиане, чтобы спускать нашим обидчикам. Но ведь он и помыслить не желает, в чем его собственная польза. Парень выкрал у него женщину. Выкрал женщину, насчет которой Ивар что-то себе намечал… И добро бы, если б Муиртайг, дурень этот, привел ее обратно… Да нет, все одно, худо бы кончилось — потому как девка пошла с мальчишкой по доброй воле. А это означает — у мальчишки получилось с ней то, что у Ивара не вышло. Так что Ивар имеет право на кровь.
— Но ведь можно как-то вынудить его передумать! Принять какой-нибудь выкуп!
Ингульф тем временем принялся зашивать рану, с каждым стежком высоко задирая правую руку с иглой.
Торвин притронулся рукой к серебряному молоту, что колыхался у него на груди.
— Клянусь, то будет величайшее свершение во имя нашего дела, Бранд. Ты ведь слышал о том, что среди людей Пути есть те, кому позволено увидеть?
— Помню — ты говорил мне об этом, — подтвердил Бранд.
— Они попадают в палаты Могущественного, они беседуют с богами, а потом возвращаются и рассказывают нам о том, что видели и слышали. Правда, многие полагают, что все это грезы, сновидения, туманности души… Но ведь люди эти обыкновенно рассказывали об одном и том же! Не всегда, впрочем, но великое множество раз; часто это похоже на правдивый рассказ о разных подробностях одного события, как, например, сказывали бы потом об этой ночной битве и одни бы втолковывали, что англичане нас одолели, а другие — что это мы их взгрели, хотя все рассуждали бы об одном и том же, о том же событии, времени, месте. И если рассказы эти в чем-то совпадают, значит, сказанному можно верить.
Бранд фыркнул. То ли от недоверия, то ли от боли.
— Мы же не сомневаемся в том, что существует Горний мир, что есть люди, которые рано или поздно попадают туда. И вчера произошло нечто воистину диковинное. Ко мне пришел Фарман — Фарман, который служит Фрейру, подобно тому, как я служу Тору, а Ингульф — Идуне. Он не раз путешествовал в иных мирах, хотя я — ни разу. И он говорит… Утверждает, что был в Великой Зале, там, где боги собираются, чтобы вершить судьбами девяти миров… Он притаился на полу и был подобен комнатной мыши, что обитает за стенами наших жилищ. И он видел, как совещаются боги…
А потом он увидал моего ученика Шефа. В том он уверен. Ранее он встречал его в этой кузне, и вот он ему явился в видении. Одет он был странно, как одеваются охотники в лесах Рогаланда и Галогаланда. При этом он почти не мог стоять, словно его сделали калекой… Но в лице его он не мог ошибиться. А потом с ним заговорил самолично Отец всех богов и людей. И если б Шеф вспомнил то, что он сказал ему… Крайне редко случается, — заключил Торвин, — чтобы один пришелец в Горний мир увидал другого. Очень редко боги заговаривают с пришельцем, даже просто замечают его. А уж когда совпадает и то, и другое… Но и это еще не все. Кто бы ни был тот человек, что дал мальчишке такое имя, он не соображал, что делает. Теперь-то считается, что это собачья кличка. Но так было не всегда! Слышал ли ты когда-нибудь о Скволде?
— Он — прародитель Скволдунгов, великих датских королей, которых Рагнарссоны и их папаша давно бы лишили престола, если б посмели.
— Англичане прозвали его Скволдом Шифингом, думают, что это значит «Щит-со-Снопом» и рассказывают дурацкую байку о том, будто бы он переплыл океан, сидя на шите, а за ним плыл стог сена. Но любой разумный человек скажет, что Шифинг означает вовсе не «со снопом», а сын Шифа. Кто же такой Шиф? Кто бы он ни был, это он отправил могущественного короля странствовать по волнам, передал ему свою науку о том, как прославить и привести к процветанию свой народ. Это имя того, кто сулит великую радость, особенно же если он получил его по чьей-то неумышленной воле! Ибо англичане в этих местах «Шиф» произносят как «Шеф»… О, мы должны спасти его, избавить мальчишку от расправы Ивара по прозвищу Бескостный. Ведь тебе известно, что есть люди, знакомые и с оборотной стороной Иварова существа, которая не имеет ничего общего с человеческим обликом.
— На то и оборотень, чтобы иметь несколько кож, — согласился Бранд.
— Он — выкормыш Локи, посланный в этот мир нести горе и разруху. Мы обязаны вырвать моего ученика из его лап. Как же нам поступить, Бранд? Если ни тебе, ни мне не удастся убедить его, не можем ли мы купить его гнев? Есть ли для него нечто более желанное, чем услада мщения?
— Мне нечем ответить тебе на твои рассказы о пришельцах в Горний мир, — молвил, поразмыслив, Бранд. — Ты же знаешь, я примкнул к Пути потому, что он учит великим искусствам и ремеслам вроде того, которым промышляет Ингульф. И еще потому, что я презираю как христиан, так и помешанных кровопийц вроде Ивара. Однако мальчишка этот — храбрец, коли пролез в лагерь ради спасения девчонки. Уж я-то знаю, для этого особенная жилка нужна. Ведь я и сам заявился в Бретраборг, чтобы заманить сюда Рагнарссонов — по наущению твоих товарищей, Торвин… Так что малый мне этот нравится. Правда, я знать не знаю, что Ивар ценит по-настоящему. Да и кто это может знать? Зато я могу тебе сказать, что ему нужно. И Ивар, пусть он и помешанный, не может этого не принять. А если даже откажется, Змеиный Глаз его заставит!
