Василий Звягинцев - Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых
Если так — через минуту может последовать звонок в полицию от добропорядочного гражданина. Или — продолжение силовой акции, если гражданин не добропорядочный, а наоборот.
— Эй, ты жив?
Связник был жив и даже на первый взгляд чувствовал себя вполне прилично. Только на плаще из–под широкого пояса расплывалось темное пятно.
«Если так кровит, значит, не слишком страшно. Из серьезной раны столько крови не бывает», — автоматически отметил Тарханов.
— Жив. Пока. Быстрее, машина там, за углом…
Тарханов подхватил раненого на руки.
Пока он тащил его за угол еще более узкого и угнетающе мрачного переулка, ему в голову пришла неожиданно пространная и философическая мысль.
«Всех нас ждет собственное место смерти. Мы знаем, где родились, но не знаем, где умрем. Дома в постели, в ближайшей больнице или на другом конце света. Случится это во сне, или в бою, или под колесами грузовика на автостраде — неизвестно, но в конце концов это произойдет. Место для каждого давно уготовано. Одно–единственное для каждого. Только никакими силами не узнать заранее — где оно. Не будет ли моим — вот этот грязный тупик в занюханном районе неприятного города… Пронеси, господи!»
Тогда, конечно, мысль эта промелькнула почти или вообще без слов, но позже, вспоминая, он сформулировал ее именно так.
За углом действительно стоял низкий синий «Понтиак». И мотор работал, и левая дверца была приоткрыта.
А ведь на самом деле прошло–то всего полторы, максимум две минуты, как неизвестный товарищ вышел из машины и определенно рассчитывал, что все произойдет быстро, но не с таким исходом, конечно.
Первым делом — скрыться отсюда. Тарханов задвинул раненого на заднее сиденье, еще раз оглянулся по сторонам. Затащить, что ли, тела в подворотню? А, незачем, только время потеряешь.
Сергей плавно тронул машину.
— Куда теперь? В больницу или… Как себя чувствуешь, куда попало?
— Не пойму. В живот, кажется, и в грудь где–то справа. Терпимо, только тошнит и слабость. Езжай три блока вперед, там направо на Шестую авеню… Знаешь? Главное — угадать под зеленый. Тогда сразу по газам и теряйся в потоке. Город знаешь?
— По карте. Живьем не ездил… Даже правил не знаю.
— Тогда словчись воткнуться в средний ряд и гони все время прямо. Дай мне рацию, вон там, под панелью, и включи тумблер.
И тут Тарханов вспомнил, что пароль–то парень до конца не сказал. Оно понятно, форс–мажор и все такое, но тем не менее… Чекменев не зря предупреждал. Да и по личному опыту Сергей знал, скольких неприятностей можно избежать, четко соблюдая инструкции и уставы…
— Слышь, друг, а что ты там про какого–то Ивана говорить начал? Кто такой, не припомню…
— Ну, ты даешь… Иван Петрович кланяться велели. Теперь вспомнил?
— Ага.
Тарханов нащупал массивную телефонную трубку, протянул, не оборачиваясь. На следующем углу красным светил сквозь опускающийся туман светофор, у которого следовало поворачивать. В зеркале заднего вида по–прежнему не видно было ни одной машины. Везет, черт, все еще везет!
Сигнал как раз в нужный момент перемигнул на зеленый, капитан вывернул руль и резко поддал газу. Аж покрышки запищали. На предельно допустимой скорости пролетел полквартала, вильнул в средний ряд, пристроился за черной «Импалой» и решил, что пока можно расслабиться.
Машины по авеню шли четырьмя рядами в каждую сторону, и его «Понтиак» неразличимо растворился в этом гудящем потоке. Тарханов опустил боковое стекло, закурил. Раненый, полулежа на широком сиденье и прикрывая рукой микрофон, шептал что–то в трубку.
Сергей думал, что хорошо было бы остановиться и перевязать его, а то и при сравнительно легком ранении парень может истечь кровью. Но знал он и другое правило, что старший в операции, а связник в данном случае таковым и был, сам решает, что и как делать. Считает, что в силах продержаться еще сколько–то, — так тому и быть.
И еще выходило, что совершенно прав был в своих опасениях подполковник Чекменев, или как его там зовут на самом деле.
Значит, даже наша американская резидентура под плотным колпаком. Кто–то вовремя узнал, что один из ее сотрудников должен встретить важного гостя из Тель–Авива, сопоставил факты и направил группу захвата в заранее известное место.
Либо…
Тут могут быть разные варианты.
И в то же время операция неприятелем была подготовлена из рук вон плохо. Видимо второпях, послали на дело не настоящих спецов, а тех, кто был под рукой. Никакого профессионализма Тарханов здесь не увидел. Если даже он, не имеющий никакого опыта в играх такого именно рода, сделал их одной левой.
В переносном смысле, конечно, а так, на самом деле, одной правой, вторую руку в дело вводить не пришлось.
И все, нет больше группы захвата из трех как минимум человек. Придурки. Если б Сергею пришлось играть с той стороны, он всю акцию провел бы один, и успешно.
Так, может быть, на самом деле все это — инсценировка, просто для того, чтобы понагляднее подтвердить правоту Чекменева и привлечь Тарханова к работе в его службе?
Хороша инсценировка — один человек ранен, двое–трое убиты. Свои способности капитан знал.
Значит, или он ошибается в предположениях, или ставки в игре так высоки, что людей решено не жалеть.
— Эй, товарищ, не знаю, как тебя звать, езжай все время прямо, пока не увидишь указатель — Сорок шестая улица. Там направо, до шоссе, и прямо через мост Трайнборо. Я подскажу, если не выключусь. Гони, только правил не нарушай. Все время по указателям и в потоке…
Перед мостом притормозишь, там нас должны встречать. Достань из бардачка аптечку, дай сюда, я пока посмотрю, что со мной. Что–то хреновато мне.
— Так, может, остановимся, я перевяжу? Понимаю кое–что в полевой медицине…
— Езжай, я сказал, — неожиданно резким голосом приказал связник. — Если сразу не убили, еще полчаса не сдохну. Тебя, в натуре, как зовут?
Странный вопрос для разведчика. Или он просто так употребил слово «в натуре», для связки слов?
— Узи меня зовут. Узиель, если полностью.
— Пойдет. Меня — Саша. Вице–консулом здесь работаю. Стреляешь ты классно. И дерешься. Пистолет не потерял?
— Нет, вот он…
— Держи запасную обойму на всякий случай. Ребят, что нас встретят, я в лицо знаю, но если по пути что случится, еще раз нападут, бей, не стесняйся…
Саша зашипел сквозь зубы, отдирая приклеившуюся к ране рубашку.
— Вроде бы ничего, — услышал Сергей его голос. — Текло сильно, сейчас почти перестало. Одна пуля по ребрам, а вторая, правда, где–то внутри застряла…
Тарханов не стал бы так уж радоваться, что из проникающей раны перестала идти кровь. Опыт подсказывал, что вся она может оставаться внутри, а это еще хуже.
— В аптечке есть хороший стимулятор с обезболиванием? — спросил он.
— Должен… В шприц–тюбике.
— Вот вколи и держись, пока к врачам не попадешь. Долго еще ехать?
Саша не отвечал, наверное, целую минуту, пока возился со шприцом и ждал, когда лекарство подействует.
— Почти приехали. Мне чуть полегчало, теперь я своих ребят точно узнаю и распорядиться смогу…
«Хорошо бы, — подумал Сергей. — А то в чужом городе, с «грязным“ пистолетом и бесчувственным телом в салоне как–то неуютно ездить незнамо куда и зачем».
В указанном месте он остановил машину. Из двух стоявших на парковочной площадке автомобилей к нему метнулись сразу четыре человека.
— Сашка, ты как, в порядке?
— В относительном. — Хотя вице–консул бодрился, голос у него ощутимо слабел. Видно, держался, пока нужно было, а увидел своих, и гайки начали отдаваться. — Забирайте клиента, и по схеме. А я… — и замолчал, откинувшись на спинку сиденья. Потерял сознание, дотянув до цели.
— Бегом, парни, его сразу на операционный стол надо, боюсь, у него дела плохи…
Двое заняли места в «Понтиаке», и он стремительно рванулся в сторону моста через Ист–Ривер, а двое других предложили Тарханову пересесть в неприметный бежевый «Форд».
— Ну–ка, расскажите подробно, что там у вас случилось, — предложил полноватый немолодой человек в очках, похожий, как показалось Тарханову, на адвоката. Второй, с внешностью хорошо воспитанного телохранителя, плавно тронул машину и повел ее вдоль набережной, под которой плескалась грязная, стылая зимняя вода пролива, отделяющего Манхэттен от материка.
Сергей рассказал подробно и в деталях все, что случилось с момента приземления самолета.
— Кстати, заберите его пистолет, мне он ни к чему. — Тарханов тщательно протер все поверхности пистолета влажной дезинфицирующей салфеткой, целый пакет которых он прихватил из самолета, и протянул его «адвокату». Незачем оставлять отпечатки пальцев даже и своим покровителям.
