Александр Михайловский - Путь в Царьград
А вот восточные народы здесь еще в диковинку. Хотя чуть ли не треть княжеских фамилий Российской империи считают себя выходцами из Золотой Орды. Был среди них даже калмыцкий хан Дондука-Омбу, который дал начало роду князей Дондуковых-Корсаковых.
Впрочем, пока еще Россия только-только начала проникать на Дальний Восток: Приморье, стараниями человека, к которому мы сейчас направляемся, присоединено к России семнадцать лет назад. Да и порт Владивосток заложен тогда же. Так что корейцы, японцы и китайцы здесь пока еще экзотика.
Ой, а ведь не зря адмирал выбрал именно его для силового обеспечения контакта. Впрочем, как и полковника Антонову — в руководители миссии. Тут явно просматривается желание расширить кое-кому сознание даже без применения наркотических средств. Ну, а сам капитан Хон как нельзя лучше соответствует народному образу гусара — потомка поручика Ржевского. «Врун, болтун и хохотун», да еще и вдобавок галантный «ходок» до слабого пола. Но это, что называется, в нерабочее время. Одевая камуфляж, он преображается в заправского головореза, из которых, в общем-то, и состоят эти широко известные войска.
— Евгений Максимович, — шепнул я на ухо майору, — перестаньте смотреть так на нашего капитана, словно перед вами не офицер российской армии, а цирковая обезьяна. Право же, это просто неприлично. Он такой же русский, как и все мы, только с несколько экзотической внешностью. Не обращайте внимания на его лицо, и все будет нормально. Абрам Петрович Ганнибал внешность имел куда более непривычную для русского глаза, и ничего, со временем к нему все привыкли. И к нему, и к его потомкам. Так что будьте воистину русским, смотрите не на лицо, а в душу.
— Я постараюсь, Александр Васильевич, — так же тихо ответил майор, — только вот пока… Ладно я, а вот в Ставке наши великосветские бездельники будут пялиться на него, как дикари на паровоз.
Но в еще больший ступор майора ввела полная экипировка бойцов морской пехоты. Темные ночные камуфляжи, бронежилеты, шлемы с ноктоскопами, их лица, разрисованные устрашающим макияжем, и куча разного вооружения и снаряжения, которым был обвешан каждый член группы сопровождения. Русские солдаты, вооруженные винтовками Крнка, выглядели на их фоне безоружными селянами. Кажется, до майора уже начало доходить, каким образом мы умудряемся истреблять врагов, не неся при этом практически никаких потерь. Да и жалости к османским воякам они особо не испытывают. А что их жалеть? Турецкие душегубы ничем не лучше нацистских. И если у турок еще нет концлагерей, то и нацисты, как ни крути, не занимались поголовной резней целых народов, к примеру, армян, и не истребляли жителей целых городов по религиозному признаку. Взять, к примеру, Хиосскую резню 1822 года, когда по приказу капудан-паши Кара-Али турки вырезали почти все население стапятидесятитысячного острова…
Все, вертолет готов к вылету, бойцы грузятся на борт. Последние пожатия рук и… Люк закрывается, палуба проваливается вниз. Майор летит первый раз в жизни, но старается не показывать своего страха. Он прикрыл глаза и делает вид, что дремлет. Но я-то вижу, как он весь напряжен и с большим трудом сдерживает свои эмоции. К тому же, как мне кажется, его просто укачало.
На пути к Плоешти нас сопровождает «Ночной охотник», страхуя от всяких неожиданностей. Узкая скамейка вибрирует под нами, за иллюминаторами уже стемнело, и лишь звезды освещают наш путь в Императорскую главную квартиру Российской армии. Курс вертолета специально проложен в обход населенных пунктов, и поэтому штурманы нашей группы могут ориентироваться лишь по приборам, да еще по радиомаяку «Кузнецова». Возможно, что наш полет контролируют и с вертолета ДРЛО, но нам об этом не известно.
В отличие от матово-темной земли, в широкой ленте Дуная отражаются звезды. Еще немного, и мы на румынской стороне. Вот уже и окрестности Плоешти. Штурманы выбирают место для посадки, а пилоты аккуратно опускают свои машины между холмов верстах в трех от этого румынского городка, еще не успевшего стать нефтяной столицей Европы. Хотя добыча нефти здесь началась еще сорок лет назад. Здесь уже построен первый в Европе нефтеперегонный завод, и в этом году добудут 15 тысяч тонн нефти. Надо об этом помнить, и позднее, познакомившись поближе с румынским премьером Братиану, обговорить с ним вопрос о снабжении нефтепродуктами нашей эскадры.
Первое отделение морпехов, надвинув на глаза ноктоскопы, выскакивает из вертолета и бесшумно разбегается по окрестностям, образуя периметр безопасности. С нами в город пойдут только четыре бойца, пятый — капитан Хон. А иначе это уже будет толпа, а не разведгруппа. Бойцы немного попрыгали на месте, проверяя, чтоб ничего из снаряжения не стукнуло и не брякнуло.
— Ритуал, — поясняю я удивленному майору, — последняя проверка того, насколько хорошо подогнана амуниция. В пути на них ничего не должно ни звенеть, ни стучать. Будь перед нами, к примеру, не Главная квартира государя, а лагерь какого-нибудь измирского паши, то утром в этом лагере устали бы считать трупы турецких командиров и их аскеров.
— Свят, свят, свят… — майор одергивает и поправляет свой щегольской костюм, потом крестится. — Ну что ж, господа, с Богом! Идемте…
В город мы вошли без проблем. Ну, разве же это препятствие — пикет из восьми солдат, сидящих у костра. Их глаза, ослепленные языками пламени, не заметили спецназовцев, проскользнувших мимо них на расстоянии всего десятка шагов.
Никакого уличного освещения, ни газового, ни электрического, в Плоешти не было. Деревня, одним словом… О местонахождении дома, в котором остановился генерал-адъютант Игнатьев, мы узнали у лакея одного из свитских, бежавшего по улице с запиской своего хозяина. Лакей оказался весьма осведомленным и разговорчивым. Он оживился, увидев в руке майора Леонтьева двугривенный, и довольно подробно рассказал, как добраться до дома «их превосходительства».
Получив монетку, он помчался дальше, а мы пошли вслед за майором, стараясь держаться в тени и не привлекать ничьего внимания. У одного из внешне неприметных домиков он остановился и постучал в дверь. Что-то негромко сказав вышедшему на стук человеку, по внешнему виду — слуге богатого барина, он вошел в дом. Мы поняли, что именно здесь и остановился Николай Павлович Игнатьев, генерал-адъютант царя, бывший посол России в Турции, и по совместительству — глава российской разведки на Балканском фронте боевых действий.
6 июня (25 мая) 1877 года, вечер, Плоешти, Императорская главная квартира.
Генерал-адъютант Николай Павлович Игнатьев.
— Уф, только вчера я приехал в эту богом забытую дыру, именуемую городом, а мне кажется, что я торчу здесь уже целую вечность. Перед этим почти две недели я ехал на поезде на юг с пересадками и приключениями. В вагоне моими соседями оказались генерал-адъютант князь Борис Голицын и еще дюжина человек из свиты государя. Железная дорога, пыль и жара, невозможность как следует помыться вызвали у меня раздражение кожи на голове и шее, так что по прибытии в Плоешти я только и делаю, что моюсь с мылом и мажу кожу глицерином. Помогает мало, началось воспаление. Да и глаза опять стали побаливать.
Я расположился в предоставленном мне бедном румынском домике и успел до вечера повстречаться со своими старыми друзьями-стамбульцами, дипломатами и не только. Ну, и переговорил кое с кем еще, чьи имена я называть не имею права, о тамошних делах. Информация, которую они мне сообщили, была весьма интересной, и я передам ее при первой же возможности главнокомандующему, великому князю Николаю Николаевичу.
Как я узнал, наши войска уже в течение месяца готовятся к форсированию Дуная. Возможно, что это произойдет через какие-то десять дней, и начнется то, ради чего, собственно, мы почти год держим под ружьем огромную армию. Многие из царской свиты радуются и считают, что мы разобьем неприятеля за две недели, максимум за месяц — идиоты!
Хорошо зная турок, я предполагаю, что война затянется как минимум до осени, и будет стоить нам больших потерь. Господи, спаси и сохрани наших воинов от смерти, ран и болезней!
Царский и свитский обозы, отправленные еще две недели назад из Петербурга десятью поездами, прибыли только сегодня утром.
А вечером, часов в девять, приехал и сам государь. Встреча на вокзале была громкая, шумная и пыльная. Свитские так активно изображали восторг при виде государя, что пыль стояла столбом. Я должен был возвращаться со станции зажмурив глаза, чтобы они окончательно не разболелись.
Кстати, я узнал, что из-за обилия шитых золотом мундиров и орденов, тех, кто на пушечный выстрел никогда не подходил к передовым позициям наших войск, называют «Золотой ордой». Метко и хлестко!
Одно меня обрадовало — что как только государь и цесаревич увидели меня в толпе, так сразу же приветствовали пожатием руки и стали расспрашивать о моем здоровье и здоровье моей дражайшей супруги. Помнят, значит, мои дела и считают, что агентура, которую я в течение долгих лет создавал на Балканах и в Турции, принесла и еще принесет нашему войску немалую пользу. Сейчас этими делами занимается полковник Николай Дмитриевич Артамонов, «штаб-офицер над вожатыми». Хитрое название. Вроде звучит нейтрально, а по сути — главный над шпионами. Вот что входит в его обязанности: «заведовать собиранием сведений о силах, расположении, передвижениях и намерениях неприятеля», а также «опрос пленных и лазутчиков и составление из показаний их общих сводов». Надо обязательно повидаться с Николаем Дмитриевичем, тем более что пришлось с ним вместе работать в бытность мою послом в Турции.
