Андрей Белянин - Цепные псы Империи
Предположение мисс Энни о том, что я могу вообще не интересоваться женщинами, будучи убежденным холостяком, как это модно в Британии, никого не устроило. Ей просто не поверили. Какой дурак добровольно готов обречь себя на холостую жизнь, если тут, под боком, такие спелые милашки прогуливаются, буквально краса и гордость всей Ольховки!
Не знаю уж, чего она им там в результате наплела, но теперь милые дамы ограничивали проявление своего интереса к моей персоне исключительно взглядами и вздохами. Но ни слова не говорили, за рукав не трогали, соблазнительные позы не изображали.
Староста тоже лишних вопросов не задавал, намекнув за завтраком, что у них в провинции каждый либо каторжник, либо родственник каторжника, либо по нему самому каторга плачет. Как я понимаю, тут все друг с другом чем-то да повязаны. И это ровным счетом никого не напрягает. Даже если мы беглые преступники, накормить и обогреть все одно следует…
Дело их меня не касается, я уже потихоньку начинал привыкать к этой невероятной черте русского характера – терпимости, сам живи и людям жить не мешай. От сумы и тюрьмы тут никто не зарекается, все под Богом ходят, поэтому отношения здесь какие-то более братские, что ли…
– Ехать надо, твое благородие, – подошел ко мне Матвей. – Кони в дорогу заряжены, харчей поднабрал, дорогу местные показали. Крюком пойдем, зато, глядишь, ни на кого не нарвемся.
– Думаешь, они не догадаются, где нас искать, зная, что мы спрыгнули с поезда в реку?
– Река добычу даром не отпускает, – чуть сощурился на высокое солнце старый казак. – Я б на их месте решил, что утопли мы или разбились. А может, сначала разбились да потом и утопли.
– И проверять бы не пошел? – не поверил я.
Бывший конвоец так многозначительно улыбнулся, что сразу стало ясно – он бы поверил, только похоронив наши тела собственными руками.
– Вот потому и спешить надо, – он хлопнул меня ладонью по плечу. – Поторопи мамзельку свою британскую. До обеда из Ольховки утечем, а там мимо Рязани и до Саратовской губернии верхами доберемся. Дорога немаленькая.
Я кивнул. Не буду грузить и без того занятого читателя долгим описанием нашего отъезда. Разумеется, это добавит к объему пару лишних страниц, но у меня тоже есть совесть. Тем паче что настоящие приключения начались лишь к ночи, когда Матвей наконец объявил привал.
А до этого было короткое прощание, поклоны в пояс, обещание «не сдавать» и короткие слезы подружек хозяйской дочери, которая, не удержавшись, все-таки вплела голубую ленточку в гриву моего коня. Мы честно уплатили за все, так же низко поклонились и с сожалением покинули наше последнее тихое пристанище. Хоть тогда мы и не знали об этом…
Матвей ехал впереди и вел нас своей дорогой. В плане того что, едва отъехав пару миль от села, мы неожиданно свернули в густейший пролесок. Там, нещадно кусаемые комарами, страдая от духоты и обливаясь потом, мы ехали, наверное, часа три-четыре, а то и больше.
Старый казак казался выкованным из железа, он снова и снова заставлял нас куда-то сворачивать, переходить вброд какие-то речушки, продираться сквозь кустарник и все время путать следы, как зайцы по зиме.
Как он сам-то не запутался и вывел нас на узкую тропинку, идущую параллельно с грубой глинобитной дорогой, ведущей в нужную сторону? Как я понимаю, если у кого-то из местных все-таки выпытают, по какой дороге мы пошли, им покажут именно эту, раз других все равно нет. Ну и, естественно, если за нами будет погоня, то пусть они нас поищут…
– Глянь, хлопчик! Вот они, окаянные, скачут, – свесившись с седла, Матвей кивнул мне, указывая рукой вниз. Мы уходили вверх по холму, а внизу, по извилистой широкой дороге, галопом неслись шестеро всадников в черном. За ними бежали две лошади с пустыми седлами…
– А что ж, – усмехнулся в усы старый казак. – Видать, сельчане-то не из пугливых и стрелять умеют. Ну, пущай побегают, поищут, а мы тишком, да своим путем двинем за солнышком.
…Когда светило озарило оранжевым верхушки сосен, намереваясь уйти спать, Матвей наконец объявил привал. Ночевать пришлось на сырой земле, но опытный в походах конвоец быстренько развел костер, нарубил еловых ветвей и соорудил нам довольно уютные лежанки.
Наш ужин состоял из поджаренного на огне хлеба, запеченной картошки и чая.
– Ну, чего нос повесили, сизы голуби? – пытался приободрить нас папин денщик.
– У голубей нет носа, у них клюв, – почти засыпая от равномерной качки в седле, уточнила дотошная мисс Челлендер. – Дядя Матвей, а зачем мы вообще сюда забрались? По нормальной дороге мы бы давно ускакали на десять миль дальше. Лови нас потом…
– В том-то и дело, детка, что и врагам нашим на большой дороге нас ловить легче, – подмигнул мне Матвей, намекая на то, что не стоит пугать девицу увиденными всадниками. – А ты что скажешь, хлопчик?
– У нас мало патронов, хватит на две неполные обоймы. Один кинжал, одна шашка. То есть много мы не навоюем, – с сомнением протянул я, прихлопывая пару кровососов на шее. – Вы правы, если нас захотят поймать, то на большой дороге мы даже на версту не оторвемся. Да и в крупных деревнях, как я понимаю, нас тоже уже ждут.
– А кто б сомневался? – согласился Матвей, вставая с котелком. – Пойду-ка я еще водицы из ручья принесу.
– Что ж, джентльмены, – зевнув, вставила ему вслед свое слово и рыжая британка. – Если кому-то столь отлично известен наш маршрут, то… О моей поездке в Саратов, к родственницам графа Воронцова, лучше забыть. Я же туда просто не доеду.
– Возможно, вам стоило бы вернуться назад. В конце концов, вас там не ждут.
– Мне вернуться в Ольховку или в реку? Или стоять на мосту в надежде запрыгнуть в пролетающий коломенский поезд?
– Я не это имел в виду…
– Неужели? Если вы непременно решили меня убить, то просто пристрелите здесь же, на месте. Я попрошу дядю Матвея меня подержать, чтоб вы не промахнулись!
– Да почему же вы все время меня оскорбляете?! – не выдержал я, потому что все-таки не был истинным британцем.
Мисс Челлендер, решив, что выспаться все равно не удастся, решительно вознамерилась высказать мне все, что у нее накипело. Я тоже не был намерен больше молчать, у меня тоже не безграничное терпение. Думаю, мы орали друг на дружку не меньше получаса, а когда почти выдохлись, сзади раздалось:
– Цыц, оба!
Старый казак, неслышно возникший сзади, предупредительно поднял руку вверх. Мы послушно замерли. Матвей осторожно коснулся пальцами своего уха, словно бы призывая нас прислушаться. Действительно, совсем рядом с нашим костром слышался звук чьих-то тяжелых шагов. Потом раздалось грозное сопение и на поляну вышел огромный медведь.
Теперь уже присели мы все. Хорошо еще стреноженные лошади хоть и испуганно били копытами, но не могли никуда убежать. Конвоец приложил ладонь к губам, призывая нас к молчанию, и замер как статуя.
– Не шевелитесь, – тихо предостерег я побледневшую до корней волос англичанку.
Она же молча указала мне взглядом на рукоять пистолета, торчавшего у меня за поясом. Я покосился на Матвея, тот отрицательно помотал головой – маленькими пульками «лефорше» такого гиганта не убьешь, а только разозлишь.
Медведь обнюхал нас, сунул было любопытный нос в мешок с продуктами и случайно наступил задней лапой на отлетевший от костра уголек. Эта мелочь спасла нам жизнь – зверь обиженно взревел, потряс обожженной пяткой и, недовольно ворча, ушел к себе в чащобу. Через минуты две мы решили двинуться с места…
– Пронесло, – первым улыбнулся старый казак, опуская котелок с водой. – Да не так, как вы подумали. У нас на Кубани медведей мало, а вот в здешних местах они и впрямь хозяева леса.
– Я… я видела мишек в зоопарке, но там они такие милые, симпатичные и не такие огромные…
Мне, как вы понимаете, уже нечего было говорить, кроме как вторить присутствующим или нести нечто столь же банальное. Мы кое-как успокоили лошадей и легли спать без споров. Матвей кинул в костер пук какой-то травы, уверяя, что дым будет отпугивать гнус. Но лично для меня это уже не имело значения.
Я устал. С меня на сегодня хватит. Мне нужен отдых и сон. Все, что будет, пусть будет завтра. Спать, спать, спать…
От пережитого стресса мгновенно уснули все. Я отлично помню сквозь сон, как рядом на весь лес храпел папин денщик, но мне это совершенно не мешало.
А рано утром мы так же дружно проснулись от предрассветного холода. Честно должен признать, что сон в походных условиях, в диком лесу, никак не добавляет бодрости духа и ощущения полноценного отдыха. Лично я чувствовал себя совершенно разбитым. Рыжая англичанка, похоже, выспалась не лучше…
По крайней мере, поднималась она со скрипом, стонами, вздохами и плохо скрываемыми проклятиями. Из рыжих кудрей торчали сосновые иголки, дорожная юбка была перемазана древесной смолой, а глава казались красными, как у кролика или лондонского вампира.
